- Но как же приснилось? Мы как раз говорили, что есть такая звезда, Эпсилон
Эридана, и на ней живут люди, которые иногда прилетают к нам. Потом мы замолчали и услышали, что он уже не дышит. Ехал автомобиль и мы все молчали, слушали.
Когда автомобиль уехал, мы уже были уверены, что
- Этого не было, - сказал Белый.
- Но ведь ты сам сказал, что чувствовал насилие, но не понял кто его совершил и над кем. Ты сказал, что это не случайно и что ты боишься.
- Я никого не боюсь, - сказал Белый. - тебе точно это приснилось. Ты же хорошо помнишь свои сны?
- Да.
- Так же хорошо, как и несны?
- Да.
- Тогда как ты отличаешь одно от другого? С твоей памятью несложно перепутать.
- Я не перепутал!
- Как его звали?
- Светло-зеленый.
- Никогда такого не было. У нас ведь уже есть Зеленый, зачем нам ещё один?
А какого цвета у нас не хватает?
- Черного.
- Значит, нам положат Черного. У него будут черные глаза.
- А если это будет негр? - спросил Красный.
- Может быть и негр. Сейчас во всех стреляют. И в негров тоже.
На окраине города шла долгая, казавшая вечной, бессмысленная война. Война шла и во времена дедов и во времена дедовских прадедов и ещё до прадедов тех прадедов. Война никогда не начитналась и никогда не закончится. Люди так привыкли к ней, что перестали о ней думать. Да и зачем о ней думать, если тебя все равно не убьют, если ты будешь осторожен. Не ходи ночью по улицам, пореже появляйся на окраинах, закрывай окна ставнями и имей хорошие запоры - и ты умрешь естественной смертью. Это даже не война - а лишь тень настоящей войны, но тень, которая всегда поблизости.
- Тогда точно завтра.
Я попробовал вспомнить. В то время я ещё не удивлялся своей способности вспоминать будущее. Другие тоже не удивлялись - дети приспособлены к чудесам, как птицы к полету.
- Да.
Я вспомнил яркое завтрашнее утро, воздух почти звенящий от солнечного блеска, высокую, чуть сгорбленную фигуру новенького, пересекающую солнечные полосы на полу. Фигура будет черной.
- Каким он будет?
- Кажется, плохим, - ответил я. - Лет двенадцать, примерно. Он будет одет в черное.
25
Он был одет во все черное.
За последний месяц лечения в психизоляторе он измучил больных, врачей и надзирателей. Он ведь не был обычным больным, которому можно, например, вывихнуть руку, которого можно ударить в пах или пальцем в глаз, если он непослушен. Удары пальцем в глаз были излюбленным приемом санитаров писихизолятора номер два. Однажды санитар Бормушка попробовал приструнить
Черного таким же способом, но получил тычок в глаз сам, а потом и во второй глаз. До конца дня он провалялся на кушетке, приходя в себя. Глаза пришлось лечить. Бормушка пригрозил Черному расплатой и был уволен по собственному желанию - за то, что обидел героя.
Когда Черный шел ко поридору, больные шарахались и кричали. Они знали, чего можно ожидать.
Однажды Черного пригласил сам директор. Директор был старым спокойным человеком с окладистой бородой и благородным выражением лица. Подхалимы утверждали, что директор похож на Тициана в возрасте наибольшего расцвета.
Директор не любил склок, скандалов и неприятностией, но считал, что может справляться с ними, просто закрывая на них глаза. Подчиненные обычно сами знают что делать. Но в этот раз тактика закрывания глаз не сработала и с нарушителем пришлось говорить лично.
- Я много о тебе слышал, - сказал директор и не соврал.
О Черном ещё до сих пор часто вспоминали газеты: о жизни замечательного мальчика, о битве с маньяком (не скупясь на выдуманные подробности), но в основном - о таинственных событиях, связанных с той ночью. А события обнаруживались все новые и новые. Ширились слухи, легенды плодились. На месте кровавой поляны предполагалось установить мемориал. Все городские шерлоки холмсы с ног сбились вынюхивая след маньяка, но не тут то было: спортмен со сломанной переносицей возник из пустоты, посрамив детективов. Известнейшая городская гадалка, Прозерпина Великолепная, утверждала, что слышала голос и голос доложил ей, что маньяк явился из четырнадцатого века, где был рыцарем. Прозерпина даже выступила по телевидению, но никто, разумеется, не воспринял её всерьез.
- Я о тебе слышал, - сказал директор.
- Я о вас тоже. Это вы хвастаетесь тем, что похожи на какого-то древнего старикашку?
- Мальчик, не дерзи.
- Я же только хотел спросить.
- Что ты думаешь о своем поведении?
- Согласен, скучновато. Девочек у вас тут нет. Может, приведете? Я же все-таки герой.
- Герою не позволительно так себя вести. На него смотрят люди.
- Да ну, здесь только шибздики всякие на меня и смотрят. Ой, я не вас имею ввиду, прошу прощения.
Директор почувствовал, что его невозмутимость покачнулась. Он задумался.
Пока он думал, Черный выкрутил ампулку из авторучки, вытащил зубами бронзовый наконечник, выдул чернила на стол и размазал пальцем. Потом начал мыть пальцы в аквариуме.
- Что ты делаешь?
- Простите, я задумался, - ответил Черный. - Со мной бывает. Я же псих, вы знаете.
- Иногда я не понимаю, почему мы тебя держим.
- А мне нравится, - сказал Черный. - Я от вас не уйду, и не ждите.