- А ещё она всех нас держит привязанными на веревочках и дергает за веревочки. Мы бегаем, гуляем или вот тут сидим, а она возьмет и дернет. И ты даже не хочешь, но все равно должен слушаться и делать все, что она заставляет.
- Я знаю, ты много страдал от любви!
- Ну, не мало, - соврал я, - точно, много.
В дверь снова просунулся Пестрый.
- За что тебя так женщины любят? - спрашивает как-то Шерлок Холмс
Казанову, - начал он.
- Уйди! - грозно сказала Синяя.
- А за то, что когда они мне говорят "Уйди!", я никогда не ухожу, продолжил Пестрый, но все равно скрылся за дверью.
- А тебе когда-нибудь признавались в любви? - спросила Синяя.
- Не признавались.
- Что, ни разу?
- Я ж сказал, ни разу.
- Странно.
- Почему странно?
- Потому что ты красивый, да.
Я не придумал сразу, что ответить на это. Вопрос о собственной красоте ещё никогда меня не волновал. Я часто размышлял о себе и много знал о себе, и ещё больше выдумывал. Я представлял себя сильным, огромным выше туч, здоровым навсегда и бессмертным, но красивым - никогда.
- Да, красивый. И не возражай.
Я и не собирался возражать.
- А что, если бы какая-нибудь девочка тебе призналась?
- Что призналась?
- Ну в любви призналась, ну что ты не понимаешь?
- Я бы обозвал её "Любка-язва" или стукнул бы по голове портфелем.
Выражение "Любка-язва" я недавно прочитал в книжке и сразу же влюбился в это сочетание слов. Я только ждал первой возмиожности, чтобы самому высказаться так же красиво. И вот возможность предоставилась.
- А меня бы ты не стукнул по голове портфелем? - поинтересовалась Синяя с милой отстраненностью. Она отвернулась в сторону и стала похожа на картинку из букваря. Я обиделся на нее, чуть-чуть, потому что она не заметила моего красноречия.
- Не стукнул бы.
- Почему?
- А у меня здесь портфеля нет.
- Ну и ладно, читай свою книжку, на, - она открыла книжку и положила передо мной.
- Не хочу.
- А почему не хочешь?
- А ты мне не даешь.
- Ну и пожалуйста, тогда я уйду.
Но она не ушла, а осталась сидеть, все так же глядя на меня.
- Не надоело читать?
- Мне все надоело. Если бы сделать крылья, я бы отсюда улетел.
- Крылья?
- Ты только никому не говори. Я сделаю крылья, а потом убегу отсюда. Надо только взять твердой проволоки, а потом выгнуть её вот так, а потом спуститься вниз и убежать. Я так и сделаю.
Синяя опять придвинулась, её глаза светились.
- А это очень страшно, да?
- Я не боюсь.
- А ты правда прыгнешь с крыши?
- Правда.
- Если ты правда спрыгнешь с крыши, то я тебя поцелую. Хочешь?
Я не предчувствовал никакого особенного счастья от её целования, но из вежливости притворился, что хочу.
- А если я разобьюсь, ты будешь плакать?
- Я все глаза выплачу, честное слово. Вот увидишь, я буду очень стараться плакать. Наплачу целый тазик. У меня слез много - смотри.
Она прищурилась и выдавила слезинку.
- Или не надо крыльев, идем.
Она взяла меня за руку и подвела к окну.