Человек второго столетия новой эры уже не мог понять мыслей и побуждений человека, жившего за сто с лишним лет до него - он слишком изменился. Он стал иным. Из человека - господина природы, он стал человеком, живущим и умеющим жить лишь в симбиозе с Машиной.
А 1 июля 140 года новой эры началась большая и последняя война, которую назвали величайшей. Война началась с нажатия кнопки в доме генерала Альфреда
Ястинского.
5
Величайшая война началась с нажатия кнопки в доме генерала Альфреда
Ястинского. Дом стоял среди большого парка искусственных магнолий; ограда окружала парк, не очень прочная ограда, ведь за безопасностью следила Машина.
К сто сороковому году Машина прорасла тончайшими нитями во все неживые предметы и даже во многие живые; Машина была везде и во всем. Стоило путешественнику, заблудившемуся в горах, спросить дорогу, как ближайший камень ему отвечал.
Машина проникла и в камень. Стоило карточному игроку попросить нужную масть, как он эту масть получал. Машина проникла и в карты. Поэтому карты для игры специально проверялись. Стоило путнику пожаловаться на жаркое солнце, как воздух темнел и становился прохладнее. Машина была даже в воздухе и только ждала первой возможности, чтобы услужить человеку. В саду, окружающем дом Альфреда
Ястинского, нити Машины пронизывали каждое дерево, каждую травинку и комочек грунта. Каждая бабочка, присевшая на каждый цветок, была частью Машины. Впрочем, и бабочки, и цветки были искусственными.
У входа в парк стояла прозрачная будочка для часового. В день первого июля будочку ремонтировали и часовой сидел на траве, положив автомат на колени. Он улыбался солнцу. Генерал Ястинский проехал в сад и дальше, по тенистой зеленой аллее. Золотые столбы солнца ходили в воздухе и оттого аллея казалась похожей на морское дно. Магнолии пахли слишком навязчиво.
- Эй, вы, потише! - сказал генерал в окно машины и магнолии поняли его и подчинились.
Он поднялся на крыльцо и погладил по голове сына. Сын улыбнулся.
- Здравствуй!
- Здравствуй.
Сын был очень болен. Сын слишком много играл с Машиной и почти перестал понимать людей. Сама Машина сообщила об опасности и сама же предложила способы лечения. Сейчас сын лечился и страдал. Сын с завистью проследил за спиной отца.
Спина удалялась, отец шел в кабинет. В кабинете он будет работать с Машиной. Я хочу быть взрослым, чтобы никто не мог приказывать мне.
Сыну было девятнадцать лет, но в жизни он разбирался хуже девятилетнего.
В это утро население планеты составляло девять миллиардов человек. Год спустя - лишь восемь миллионов.
Генерал Ястинский вошел в кабинет и попросил дверь закрыться. Он сел на стул, мгновенно придвинутый невидимой рукой и посмотрел на экран. Экран ожил - он умел понимать генерала по выражению глаз.
- Как там оно? - спросил генерал.
- Плохо, - ответила Машина.
- Совсем?
- Совсем.
- Сводки?
Машина прокрутила сводки в режиме бытрого восприятия. Лавина информации пророкотала в мозгу генерала и затихла.
- Придется их усмирить, - сказал генерал. - Сколько нужно человек, хорошо вооруженных?
- Шестьдесят.
- А если ты сама? - предположил генерал.
Предположение значило, что Машина могла бы и сама уничтожить восемьсот плоховооруженных мятежников - совершенно незачем вмешивать регулярную бригаду в это дело.
- Я не смогу, - сказала Машина, - их слишком много.
- А ты попробуй.
- Не могу.
Генерал связался со штабом. Машина обеспечила надежную связь.
- Я попросил мою железяку, - сказал он, - но она отказывается, как вы и предполагали. Будем задействовать бригаду.
Железякой на армейском жаргоне называли Машину. Машина помогала во всех случаях, кроме одного - она не желала убивать людей, даже тех, кто заслуживал смерти. Она всех любила одинаково сильно и с этим ничего нельзя было поделать.
Потому и приходилось держать регулярные бригады.
Генерал протянул палец к кнопке и нажал. Его палец не помедлил и не замер в воздухе. Тень сомнений не омрачила его лицо. Тень будущего не упала на это краткое мгновение: девять часов пятьдесят две минуты, двенадцать и семь десятых секунды. Точная дата начала величайшей войны. Палец нажал кнопку.
Машина передала приказ. Очень далеко, за семьсот тысяч километров шестьдесят хорошо вооруженных человек были подняты по тревоге и стали готовиться к бою с восемью стами плоховооруженных. К первому бою величайшей войны. Время снова разделилось, как то бывало уже не раз - на до и после. На до войны и после войны.
Спустя уже два месяца война захватит всю планету, все её континеты и острова. Война будет идти в толще вод, на дне морей и даже под дном морей.
Война будет идти в стратосфере и гигантских подземных нефтехранилищах, в пространстве и во всех существующих разновидностях подпространства. На всех планетах, освоенных человеком. Война будет идти даже в самой Машине, которая согласится убивать сама себя, выполняя человеческие приказы. Горы исчезнут с поверхности планеты и вместо них будут воздвигнуты новые; моря вскипят и испарятся, чтобы обрушиться на новом месте мегатоннами грячей влаги, тучи пыли закроют солнце на многие месяцы; сильные ветры будут поднимать в воздух камни размером с большой автомобиль и переносить их на другую сторону планеты, словно малые пылинки. Будто плугом будет вспахана вся земля и каждая борозда будет на многие километры в глубину. Ракеты, начиненные взрывчаткой и искусственным разумом будут охотиться друг за другом и друг друга взрывать. Каждая такая ракета будет иметь в боеголовках запас знаний, достаточный для наполнения нескольких больших библиотек. Разумные снаряды будут вести столь мудрую позиционную борьбу, что человек поймет в ней так же много, как муравей понимает в сферической тригонометрии. Каждая бомба и ракета будет сладко и пронзительно любить свою единственную краткую жизнь, она будет запрограммирована так - ведь только настоящая любовь к жизни позволяет выбираться из заведомо безнадежных ситуаций - значит, чем сильнее ты не хочешь умирать, тем ты сильнее. И все они взорвут друг друга - сколько трагедий не дождутся своего зрителя - и каких трагедий. Впрочем, людей тоже останется совсем мало. Через год не останется ни самого генерала Ястинского, ни его сына, сейчас лежащего в гамаке и наблюдающего за секундной стрелкой. Не останется парка с искусственными магнолиями, меняющими аромат по одному слову или жесту хозяина, не останется пестрых бабочек, сдвигающих и раздвигающих крылья на ярких искусственных цветках, отливающих перламутром.
Человек, потерявшийся в горах, уже не получит подсказки, потому что мудрая
Машина умрет в камнях. Путник, бредущий в пустыне, может жаловаться на солнце сколько угодно, никто не станет ему помогать. Пустынь станет много на Земле, но в пустынях больше не будет доброй и любящей Машины.
6
Люди второго века новой эры очень отличались от людей прошлого - да и от немногочисленных людей будущего тоже. Они успели создать свой особенный мир, который погиб в первые же дни величайшей войны и остался лишь в исторических книгах, сказках и подстрочных примечаниях.
Та цивилизация не была похожа ни на какую другую. Если бы человек последнего, технического, столетия прошлой эры чудом перенесся на пару сотен лет вперед, он бы многому удивился.
Ему бы сразу бросилось в глаза отсутствие скученности в городах. Да и городов, как таковых, не осталось - ни в средневековом, ни в более позднем понимании слова. Вся поверхность планеты была возделана и прекрасно приспособлена для жизни. Почти не осталось снежных вершин, пустынь, обрывов, водопадов, вулканов - эти прелести природы были оставлены лишь в количестве, необходимом для развлечения. Люди расселились по всей поверхности Земли (кроме приполярных областей) и вся суша превратилась в один, негусто заселенный город.
Небольшие кварталы редко стоящих домов перемежались парками и озерами, тут и там на поверхность выходили скоростные подземные автострады, и можно было идти от утра до полудня, не встретив ни единой живой души, а к полудню набрести на прелестный особняк, утопающий в искусственной зелени или на пятисотэтажную башенку - такую высокую, что облака покрывают её шпиль только в грозу.
Выше пятисот этажей обычно не строили - из-за постоянного холода на верхних этажах.
Впрочем, житель древности побоялся бы бродить в одиночку по безлюдным тропинкам будущего. Ведь люди древности постоянно жили в страхе, таком привычном и обычном, что даже переставали его замечать. Люди древности боялись ходить по улицам в темноте, пугались неожиданных звуков, шагов за спиной и пр.