ХАРЛАН ЭЛЛИСОН
ИЛЛЮЗИЯ ДЛЯ ДРАКОНОУБИЙЦЫ
Вот чистейшая правда: Чано Поцо, немыслимо талантливый джазовый барабанщик "боповых" сороковых, нежданнонегаданно был застрелен негритянской красоткой в гарлемском кафе "Рио" 2 декабря 1948 года.
Дик Бонг, пилот П-38-ro "Молнии" во второй мировой войне, американский ас из асов с сорока сбитыми японскими самолетами на счету, прошедший военную мясорубку без единой царапины, погиб в результате несчастного случая, когда реактивный двигатель "Локхида П-80", который он испытывал, отключился сразу после взлета 7 августа 1945-го. Никакой механической поломки - и никакого основания для гибели Дика Бонга.
Мерилин Монро, в высшей степени привлекательная молодая женщина, только-только начала сознавать, что по своим актерским способностям далеко превосходит тот ярлык "секс-символа", который без конца на нее клеили, когда в неведомый день 1962 года безвременно покинула этот мир, приняв убойную дозу барбитуратов. Несмотря на сенсационные предположения о других версиях, свидетельство, что Монро, уже отравившись, пыталась позвонить кому-то с просьбой о помощи, остается неопровержимым. Вышел несчастный случай.
Уильям Болито, один из самых талантливых и проницательных исследователей общества и его психологических мотиваций, чье "Убийство ради выгоды" произвело настоящую революцию в психиатрической и пенологической оценке менталитета массовых убийц, внезапно - и опятьтаки трагически - умер в июне 1930 года в авиньонской больнице, стДв жертвой ошибочного диагноза бездарного французского лекаря, который позволил простому случаю аппендицита перерасти в перитонит.
Вот правда.
Все эти четыре случайные смерти взяты из поразительного и чуть ли не бесконечного списка "несчастных случаев" и имеют одну общую черту. Между собой и с гибелью Уоррена Глейзера Гриффина. Ни одна из этих смертей не должна была произойти. Все они оказались не в ладу со временем и последовательностью жизни в той точке- Каждая из них .заставляет затаить дыхание и смущает разум. Каждой можно было избежать - и все они оказались неизбежны. Ибо предопределены. Но не в эфирном и надприродном вздоре верующих в Кишмет, а в ритмических и неопределенных уделах тех, что оказались выброшены из своего мира в смутные столетия своих снов.
Для Чано Поцо - чернокожая красотка с загадочной улыбкой на губах.
Для Дика Бонга - крылатая фурия, что была послана именно за ним.
Для Мерилин Монро - пригоршня белоснежных пилюль.
Для Болито - безграмотный знахарь, навеки приговоренный к раскаянию.
А для Уоррена Глейзера Гриффина, сорокаоднолетнего бухгалтера, который, несмотря на солидный возраст, все еще страдал прыщами и никогда не отваживался забраться дальше, чем в июне 1959 года в Тенафлай, штат Нью-Джерси, проведать родственников, единственной причиной для смерти было застрять меж рядами зубов двадцатичетырехметрового дракона в Стране, Никогда Не Существовавшей.
Вот и вся биография, историческая заметка, рассказпредупреждение, а также основная идея к пониманию жизни.
Или, как резюмировал Гете:
"Познать самого себя? Познай я себя, мне не было бы равных".
Гигантский черный шар для сноса домов вонзился в скорлупу стены и среди гейзеров ныли и известки, дранки и гипса, кирпича и испорченной проводки третий этаж обреченного на слом административного здания стал рассыпаться, задрожал но всей своей ширине и ухнул вниз, словно кусочки составной картинки. На восьмичасовой утренней улице загремела канонада.
Сорока годами раньше малоизвестный миллиардер но (рамилии Роуз, что содержал на мансарде расположенного в малофсшснсбслыюм районе административного здания любовное гнездышко, провел на кухню той квартиры автономную газовую линию; миллиардер был любителем денег, любителем женщин и любителем пылающих десертов- Записи газовой компании о том монтаже оказались либо утеряны, уничтожены, либо - что представляется более вероятным - тщательно откорректированы, чтобы исключить всякое упоминание об автономной линии. Взятки, как и незаконная торговля спиртным, способствовали Роузу по пути наверх, в мансарду. A в результате вышло, что рабочие ничего не знали о газовой линии, давным-давно вышедшей из употребления, и о необходимости завернуть небольшой клапан, который первоначально направлял газ на верхние ;л-ажи. Итак, ничего не зная об автономной линии и вместе с газовой компанией прояснив все соображения техники безопасности по отношению к упомянутому в документации оборудованию, рабочие уверенно переключили свое разрушительное усердие на третий этаж...
Уоррсн Глсйзср Гриффин выходил из дома ровно в семь сорок пять ежедневно, кроме четверга (когда он выходил в восемь ноль ноль, чтобы забрать бухгалтерские гроссбухи из расположенного чуть дальше, в деловой части филиала фирмы филиала, что открывался не раньше чем в восемь пятнадцать). В тот день был четверг. И Гриффин задержался из-за бритвенных лезвий. Пришлось выковыривать из держателя использованную бритву, и это заняло лишних десять минут. Гриффин поторопился и сумел выйти из дома в восемь ноль шесть. Впервые за семнадцать лет распорядок дня оказался чуть нарушен. Всего-навсего. Торопясь по кварталу к авеню, поворачивая направо и замешкавшись, Гриффин понял, что простой спешкой потерянные минуты уже не покроешь (даже не сознавая панического страха, что охватил его при мысли о небольшом выходе из графика). Тогда он мигом перебежал авеню и стал срезать путь по небольшому служебному проулочку между торговым центром и обреченным на слом административным зданием за высокой оградой, сооруженной из крепких дверей от уже стертых с лица Земли контор...
ПРОГНОЗ ПОГОДЫ БЮРО СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ: сегодня - переменная облачность и кратковременные дожди. Завтра (в пятницу) - ясная погода при небольшом потеплении. Очень ветрено. Сегодня до 62. В пятницу - от 43 до 60. Относительная влажность...
Через сорок лет после миллиардера по фамилии Роуз. Любовь к пылающим десертам.
Позабытая газовая магистраль. Мучения с использованным лезвием. Пробежка через проулочек. Порывистые ветра...
Черный шар еще раз врезался в третий этаж, бухнул по запечатанному напорному клапану - и целая стена здания полетела в небо от искры, что проскочила меж двух чиркнувших друг о друга кирпичей. Массивный железный шар сорвался с привязи и взмыл вверх, а потом, подхваченный сильнейшим порывом ветра, описал дугу и тяжело ухнул за дощатую ограду. С оглушительным грохотом он приземлился в проулке.
И прямо на ничего такого не ожидающего Уоррена Глейзера Гриффина, делая из бухгалтера сочную отбивную, на три с лишним метра вколачивая его сквозь асфальт в грязь и глину. От могучего удара содрогнулись все окрестные здания.
А через несколько мгновений на промозглые утренние улицы снова опустилась кладбищенская тишина.
Вокруг Гриффина будто кольцами плыло негромкое гудение - воздух буквально расцветал от сонма красочных шепотков блаженства.
Он открыл глаза и тут же понял, что лежит на желтоватой, гладко отполированной палубе плывущего корабля; справа под поручнем виднелось море чистейшего багряного цвета, где-то вдалеке очерченное тонкими черными и цветными линиями. Сверху ветер трепал прозрачные шелковые паруса, а неподалеку судно сопровождали разноцветные шарики - будто светлячки, отряженные нести конвой. Гриффин попытался встать и выяснил, что это совсем не трудно, - вот только ростом он теперь был метр девяносто вместо прежних метра семидесяти.
Оглядев свое новое тело, Гриффин в какой-то замерший миг ошеломляющего безвременья испытал сильнейшее головокружение. Полная трансформация "я". Он остался собой - и в то же время стал совершенно другим- Снова Гриффин опустил взгляд, ожидая увидеть слабосильное пухлое тело, которое он столько лет носил; но взамен увидел там тело совсем другого человека. "О Боже, подумал Уоррен Глейзер Гриффин, - я теперь не я".
Тело, от самых его глаз до отполированной палубы, выглядело превосходным орудием. Слеплено из великолепной бронзовой плоти, снабжено удивительно рельефной и твердой как камень мускулатурой. Пропорции самую чуточку преувеличены. Прекрасен и богоподобен - предельно богоподобен. Медленно поворачиваясь, Гриффин поймал свое отражение в гладком как зеркало бронзовом боевом щите, что висел на стенке полубака. Нордическибелокурые волосы, орлиный нос, голубовато-стальные глаза. "Ариец - дальше некуда", только и подумал он, охваченный изумлением при взгляде на свое новое лицо.
К боку прикасалась теплая рукоять меча.
Гриффин вытащил меч из ножен и обалдело уставился на мартышечью физиономию древнего колдуна, чья внешность вырисовывалась из ямчатого металла, самоцветов и черного верескового дерева, отчетливо запечатленная на рукояти. Физиономия вкрадчиво улыбалась.
- Вот ведь какая штука, - начал колдун так тихо, что даже морские птицы, зависшие над палубой, его не слышали. - Это Рай. Но позволь я кое-что объясню. - Гриффин, впрочем, даже не думал перебивать. Он впал в прострацию, лишившись дара речи. - Рай представляет собой то, с чем вы сталкиваетесь на протяжении всей жизни, - только зовете вы его снами. У вас есть единственная возможность достичь Рая всеми помыслами, всей сутью вашей жизни. Вот почему все считают Рай таким чудным местечком. Ибо это сны особые сны, в которых вы существуете. Все, что теперь от тебя требуется, это жить согласно своим снам.
- Но я... - начал было Гриффин, однако колдун тут же перебил его, быстро-быстро заморгав своими странными глазами.
- Нет, подожди. Послушай, пожалуйста. Иначе потом все волшебство исчезнет и тебе придется справляться в одиночку. Итак, ты создаешь свой собственный Рай и получаешь возможность в нем жить. Но сделать это ты должен ценой своей жизни - высочайшей ценой, какую способен заплатить. Так что веди судно через узкий пролив, избегни мелей, найди остров, одолей морского дьявола, что стережет девушку, завоюй ее любовь - и считай, что сыграл в эту игру по собственным правилам.
Потом лицо колдуна снова застыло, а Уоррен Глейзер Гриффин тяжело осел на настил полубака - рот разинут, глаза распахнуты. Понимание всего услышанного - невероятно, но факт - прочно запечатлелось у него в голове.
"Вот так номер!" - подумал Гриффин.
Пронзительный скрип снастей вскоре вывел его из вполне понятного остолбенения, и Гриффин понял, что этот странный и удивительный парусник ложится на другой галс. Постоянное тумканье длинных весел по зеркальной глади воды сделалось громче и стало теперь сопровождаться шелестом слабого ветерка. По безмятежным водам корабль двигался к высоченному гребню, что внезапно вырос из моря.
Тут до Гриффина дошло, что гребень этот вовсе не поднялся из морских глубин, как показалось вначале, а постепенно вырастал на горизонте после того, как вахтенный огласил его скорое и неизбежное появление. Но Гриффин не слышал сигнала тревоги; его целиком поглотили мысли о новом теле - теле золотистого божества с неправдоподобно прекрасным лицом.
- Капитан, - обратился к нему один из членов команды, топая по палубе на широко расставленных ногах. - Мы у самого пролива. Все. уже в кандалах.
Гриффин молча кивнул и последовал за матросом.
Они направились к лазарету; там матрос открыл дверцу и скользнул внутрь. Гриффин не отставал от него и в крошечном отсеке обнаружил остальных членов команды, прикованных за руки и за ноги к внутреннему выступу киля. На мгновение он чуть не задохнулся от жуткого смрада вяленой говядины и рыбы. От горьковато-сладкого запаха даже заслезились глаза.
Затем Гриффин подошел к матросу - -а тот уже успел закрепить свои ножные кандалы и одно кольцо наручника. Вот он защелкнул другое ржавое кольцо, и теперь вся команда парусника была обречена на неподвижность.
- Удачи, капитан, - улыбнулся матрос. И подмигнул. Другие члены команды тоже присоединились к пожеланию - Каждый по-своему, с десятком различных акцентов, а кое-кто даже на неведомых Гриффину языках.
Но все доброжелательно. Гриффин еще раз кивнул, но не по-своему, а в манере человека, привыкшего к собственному высокому положению.
Потом он выбрался из лазарета и отправился на корму к штурвалу.
А небо над головой все мрачнело и мрачнело, пока не сделалось блестяще-черным, так что в нем отражалось все, что вздымалось над поверхностью. И в мелькании отблесков вод океана совсем рядом над судном Гриффина мачтами вниз плыл призрачный корабль. А еще выше сталкивались и множились веселые и причудливые световые шарики, наполняя внезапную ночь аурой своей жизнерадостности. Краски их начали смешиваться, стекаться, сбегать в море цветными наплывами, отчего Гриффин улыбнулся, заморгал и разинул рот в благоговейном восторге. Все окружающее казалось фейерверком другой Вселенной, однажды вырвавшимся в ониксовое небо и оставленным гореть так во всем своем великолепии. Но это было только начало...
Появились краски. Вот он расставил ноги пошире, а под золотистой кожей неистово вздулись дельтовидные мышцы - и два человека, что были одним Уорреном Глейзером Гриффином, начали затейливый водный слалом по узкому проливу - мимо отмелей и дальше в бухточку по ту сторону пролива. И краски явились. Судно сменило галс под ветер, который, казалось, собрался воедино и, будто пущенный гарпун, впился в массивные паруса. Ветер был заодно с Гриффином, вел его прямо к разрыву в бездушном каменном барьере. Тут-то краски и выплыли.
Вначале потихоньку - гудели, стлались, выбулькивали невесть откуда из-за горизонта; скручивались и вились подобно змеевидным смерчам с ребячливыми замашками; росли, струились, поднимались смутными токами и бесчувственными щупальцами, - краски явились!
Явились вздымающейся, плещущей энергией, истерической спиралью, пульсируя вначале основными цветами, затем дополнительными - оттенками и отливами - и, наконец, цветами без названий. Цветами, подобными стремительным, отчетливым, издали видным призракам, подобными горечи, подобными тому, что несет боль, и тому, что дарит радость. Ой, а теперь одни радости - одна за другой, поющие, баюкающие, гипнотически смежающие глаза, - пока корабль устремлялся в самое сердце целого Мальстрёма волшебных, множащихся, затмевающих все небо красок. Чарующих красок пролива. Красок, что изливались из воздуха, из острова, из самого мира что спешили сюда со всего мира, чтобы собраться там, где в них нуждались, чтобы остановить моряков, скользящих по водам к разрыву в волноломе. Краски-защитники отправляли моряков на дно, разрывая им сердца чарующими песнями цвета. Краски переполняли человека вне всяких пределов и держали его будто в поднебесье - плещущего радостью и изумлением, краски низвергались целыми водопадами живых цветов у него в голове миллионоцветное, ярколучистое, искристорадостное разнообразие, что кружило голову и заставляло горло петь и петь - петь, распевать изумленные гимны снова и снова...