- Эй ты! - крикнул кто-то из ближайшей камеры. - Да, ты, чужеземец!
Марк хотел уже продолжать свой путь - он был уверен, что здесь с ним никто не заговорит, - но повторный возглас остановил его. Он с любопытством огляделся и не сразу узнал Тарона Леймокера в ветхой одежде заключенного. Бывший адмирал здорово исхудал, а его волосы и борода превратились в грязную и всклокоченную гриву. Месяцы, проведенные в полумраке, лишили его знаменитого морского загара, но когда Скаурус подошел ближе, то увидел, что Леймокер по-прежнему подтянут, как и полагалось моряку. Камера была аккуратной и, насколько это возможно, чистой. Если уж на то пошло, она была чище, чем лестница и коридор.
- Что тебе нужно от меня, Леймокер? - спросил трибун не слишком дружелюбно. Человек, стоящий за ржавой решеткой, чуть не убил его в морском сражении и был брошен сюда за попытку убить Императора, которого поддерживал римлянин.
- Я хочу, чтобы ты передал Гаврасу мою просьбу, если сможешь, сказал адмирал. Он просил, но его глубокий хриплый голос каким-то образом превратил эту просьбу в подобие команды.
Марк промолчал, и Леймокер, прочитав на его лице колебания, продолжал:
- Я не такой идиот, чтобы попросить его выпустить меня на свободу. Я знаю, что это невозможно. Но передай ему, чужеземец, что он держит за решеткой невинного человека. Клянусь Фосом и его лучезарным светом, надеждой на рай и страхом перед адским льдом Скотоса, клянусь прахом моих родителей и памятью предков - я невиновен. - Он очертил знак солнца на груди и хрипло повторил:
- Он держит в неволе невиновного человека!
Заключенный из соседней камеры, тощий человек с узким и хитрым лицом, сладенько ухмыльнулся Скаурусу:
- Ага, мы все тут невинные! - Его смешок превратил это слово в грязную насмешку.
Римлянин заколебался. Леймокер был грязен и бос, но говорил все так же уверенно и был убежден в своей правоте. Как и в первую их встречу, он показался Марку не способным на предательство, и слова его не были похожи на ложь. Они встретились глазами, и трибун первым отвел взгляд.
Тележка с едой скрежеща покатилась дальше.
- Я попробую что-нибудь сделать, - сказал Марк.
Леймокер кивнул и прижал правую руку к сердцу - имперский салют старшему по званию. Если это было актерской игрой, подумал Скаурус, то она заслуживала награды.
Он стал жалеть о своем обещании, еще прежде чем вернулся во дворец.
Словно без этого у него не было причин для головной боли... А теперь ему предстоит убедить Гавраса в том, что тот допустил ошибку. Туризин не доверял своим советникам, больше, чем Маврикиос, и имел на то веские причины. Трибун боялся даже подумать о том, что произойдет, если император узнает о его намерении дезертировать вместе с намдалени... Можно, правда, попробовать действовать через Алипию Гавру, это умерит подозрение Туризина, так как просьба будет исходить от двух человек. По крайней мере, это позволит трибуну узнать, что думает принцесса об экс-адмирале, и лучше судить о Леймокере. Возможно, она даже знает, где находится этот проклятый налоговый документ, подумал Марк.
***
Мизизиос, прислужник-евнух, ушел, неслышно касаясь сандалиями мозаичного пола. Маленький дворец этот служил личными покоями императорской семье, и пол и стены его были богато украшены слоновой костью и красным деревом.
- Да, конечно, впусти его, - услышал Скаурус голос принцессы.
Мизизиос поклонился и повернул серебряную ручку двери, открывая ее перед Скаурусом. Евнух последовал было за трибуном в комнату, но Алипия знаком приказала ему удалиться.
- Дай нам поговорить наедине, - приказала принцесса и, увидев, что тот заколебался, добавила:
- Иди, иди, моя честь в полной безопасности.
В ее голосе горечи не меньше, чем властности, подумал Марк. Алипия, впрочем, была достаточно приветлива и, предложив римлянину стул, угостила его пирожными, булочками и бокалом вина.
- Благодарю, Ваше Высочество, и прошу извинить за то, что я вторгся к вам без предупреждения.
Марк с удовольствием откусил от булочки. Она была начинена изюмом и орехами, приправами куда более приятными, чем те, которыми нашпиговал гуся хозяин таверны. Этот жареный гусь все еще отзывался недоброй памятью в его желудке.
- Мой дядя сказал вам, что все, связанное с чиновничьими делами, должно иметь для вас первостепенное значение, не так ли? - сказала Алипия, слегка приподняв брови.
Было это выражением удивления или легкого сарказма? Марк не умел читать мысли принцессы и подумал, что у нее есть большое преимущество перед ним: она-то, похоже, видела его насквозь.
- Если я помешал вашим занятиям... - начал он.
- Ничего, что не могло бы подождать. - Алипия указала на стол, заваленный книгами и свитками документов, точно так же, как и его рабочий стол. Скаурус прочитал набранное золотом заглавие одной из книг в кожаном переплете "Хроника семи царей". Принцесса проследила за его взглядом и кивнула:
- История - занятие, требующее особого отношения и времени.
Стол сделан был из простой сосны, но выглядел лучше, чем тот, что стоял у Марка. Остальная мебель, в том числе и стулья, на которых сидели Алипия и трибун, выглядела более чем скромно. Единственным украшением в комнате было висевшее над столом изображение Фоса, сухое, суровое лицо божества.
На первый взгляд принцесса казалась такой же сухой и строгой. Одета она была в простую широкую блузу и темно-коричневую юбку. Драгоценностей на ней не было, волосы стянуты на затылке узлом. Но в глазах Алипии, редкостного для видессианки зеленого цвета, поблескивали иронические огоньки, и это скрадывало ее напускную суровость.
- Ну и о каком же чернильном деле мы будем сейчас говорить? спросила она насмешливо.
- Дело пустяковое, - признался Марк. - Не можете ли вы мне сказать, куда пропали донесения из Кибистры?
- Не знаю. Но ведь ты можешь попросить мага помочь отыскать их.
- Конечно! - сказал Скаурус, пораженный простотой решения. Мысль эта совсем не приходила ему в голову. Он жил в Видессосе уже не первый год, видел немало чудес и волшебства, но в глубине души все еще сомневался в них и не думал использовать магию в своей работе. Поразительно, что, живя среди народа, который принимал магию как должное, сам он так и не приучился пользоваться ею. Сколько же волшебства проходит мимо него, и он ничего не замечает! Марк тряхнул головой и перешел к главной теме своего визита.
- Вообще-то я пришел сюда не из-за бумаги. - Он в нескольких словах рассказал о своем посещении тюрьмы и просьбе Тарона Леймокера. Алипия стала серьезной. Выражение, появившееся на ее лице, очень шло ей. Сейчас принцесса напоминала Марку Богиню Минерву.
Выслушав его рассказ, Алипия, помолчав, спросила:
- Ну и что ты думаешь о его словах?
- Не знав, чему верить. Все улики против него и все же.. В первый раз, когда я услышал его голос, мне показалось, что этот человек неспособен на ложь и предательство. Вся эта история тревожит меня.
- Охотно верю. Я знаю Леймокера пять лет, с тех пор как мой отец стал Императором, и никогда не замечала за ним бесчестных поступков или лжи. Рот принцессы дрогнул в горькой улыбке. - Он даже обходился со мной так, будто я действительно была императрицей. Надо быть очень простодушным человеком, чтобы верить в это.
Скаурус уперся подбородком в ладонь и посмотрел на пол:
- Тогда мне лучше поговорить об этом с вашим дядей?
Идея эта не слишком вдохновляла его. Туризин все еще впадал в ярость при одном только упоминании о Леймокере. Алипия тоже понимала это.
- Я пойду с тобой, если это поможет.
- Это будет замечательно, - сказал трибун честно. - В таком случае меня могут и не принять за изменника.
Алипия улыбнулась:
- О, это вряд ли. Может быть, нам нужно пойти к нему прямо сейчас?
Тени от деревьев были уже длинными.
- Пожалуй, лучше сделать это завтра. Я хотел бы еще увидеть моих солдат. К сожалению, теперь я не уделяю им столько внимания, сколько должен.