Проснулась я тоже от боли. Глаза не открывались, только ловили свет сквозь веки. Болело всё, больнее просто невозможно было представить. Нет… возможно, поняла я, когда вскоре меня кто-то грубо толкнул на бок, после чего по всей верхней ноге разлилась адская ломота.
— Ирка, ну что же ты так колешь-то?! Ты ей гематомы наделаешь с кулак, потом такие только под скальпель. Будет молодая девка вся в шрамах на попе.
— Да кому теперь нужен её зад, ты глянь на эту отбивную!..
Это я отбивная, да? Пожалуй — да.
— …там кровоизлияние в мозг, почки, ещё что-то. С головой-то теперь — или выживет, или нет, если чихнёт неудачно. А вот почки… Новенький с КТ в курилке ляпнул, что оперировать надо бы, потому что плохо визуализируется. Проникающее, видать железяка от машины.
— Зря ляпнул, Палыч узнает — затюкает.
— Это точно. Новенький, не подсказали добрые люди. Ещё и самого Палыча спросить додумается… Тот ведь тянет, потому что никто не приплатил, а вроде как можно и понаблюдать. Отбрешется потом. Давно говорят, что с должности полетит за такое, но эту он не боится упустить. Она сама-то из-за башки долго теперь ничего не спросит. А родни нет… Некому с диагнозами приставать или жаловаться потом, если в морг уедет.
Ох… не надо в морг! Мне умирать рано, бабушка Айрин такого не переживёт! И Зора!
— Ну, у молодых после аварий часто сперва нет родни. Через пару дней сообразят, что пропала, а не загуляла. На работе потеряют, опять же. И найдут её по справочной, и денег Палычу дадут, и диагнозы поищут в интернете. Лишь бы дотянула.
— Что — лишь бы? Будешь за каждую такую переживать, так сама долго не протянешь. Уволишься или на таблетки работать будешь. Эта не дотянет до родных, нету у неё никого.
— Да почему сразу нету? Молодая, симпатичная, ухоженная. А ты про неё прям как про какого-то бомжа… Злая ты, Ир!
— Приезжая она издалека по документам, Палыч уже сетовал.
— Значит здесь муж есть, друзья.
— Поди незамужняя. Палыч родственников ищет лучше полиции, чтобы на лапу дали. А уколы ставь ей сама теперь, раз я злая, а ты сердобольная. И если тебе надо, чтобы она в гробу красивая лежала. Вдруг в мире ином кому-то пригодится её зад!
Голоса немного отдалились.
О, постойте же! Мой зад, хоть и исключительно в комплекте с остальным, действительно пригодится кое-кому в ином мире… Честное слово! Можно и с синяками, лишь бы не в гробу, пожалуй.
Они без проблем заплатят! И я заплачу… Только вот как об этом сообщить Палычу, если ни глаза, ни язык не слушаются?!
Я напряглась, чтобы заговорить или хотя бы пошевелиться, пока голоса совсем не исчезли… но снова провалилась в боль.
В следующий раз я очнулась от горячего дыхания в лицо и прохладных рук, которые теребили мои плечи. От этих прикосновений по мне растекалась самая настоящая анестезия. По шее, затылку… И в сторону самой сильной боли в голове.
— Элис! Элис, посмотри на меня, пожалуйста!
Дрей.
Сердце четвёртый раз в жизни замерло от привычного имени вместо вечной Алисы Андреевны. Да, я дура и считаю. А ведь он меня даже ни разу не попытался поцеловать, тоже мне — жених! На смертном одре я готова была признать, что с самого знакомства мне этого ужасно хотелось…
Я разлепила глаза и увидела перед собой его лицо. Расплывающееся, но всё равно невозможно красивое. Затем снова закрыла, чтобы потратить остаток сил на другое — потянуться вперёд губами. Дрей тихо рыкнул и впился в них поцелуем.
Вместо бабочек внутри… я просто почувствовала, как боль уходит из каждой моей клеточки. Вот видимо и всё. Так резко отпустило… значит умираю.
Но я не умерла, даже смогла ответить на поцелуй и дотянуться дрожащими пальцами до его шеи.
Становилось всё легче, боль из невообразимого целого распадалась на мощные, но отдельные очаги. Голова, живот, рёбра, поясница… ещё голова, в другом месте. И да, попа — тоже. Действительно, отбивная.
Дрей отстранился, не выпуская меня из объятий.
— Элис, ты в больнице!
— Я уже знаю.
— Нужно уходить, ты здесь не выживешь!
— Мне сейчас стало легче. После… ну после…
— Так и должно быть, это я и Нить. Но этого надолго не хватит, травмы серьёзные. Сейчас потерпи немного, пока я приведу врача и свидетеля, а ты подпишешь отказ от госпитализации.
— Врача — это Палыча? — прошептала я и сосредоточилась. — Ему надо дать сколько-то денег. Не знаю сколько, узнай ты. И надо не уезжать, а требовать какую-то операцию. Меня вроде как пора прооперировать, но Палыч — скотина.
— Ревизию почек, я узнал. Нет, Элис, никакого Палыча, — он провёл по моей щеке ладонью и снова коротко поцеловал. — Пусть скажет спасибо, что я его не убил! Мы едем к Эйо. По пути я помогу держаться, а дальше Сущий.
— Ооо!..
Эйо — это звучит обнадёживающее… Куда лучше Палыча!
Я откинулась на подушку и согласно кивнула. И ещё раз кивнула, на всякий случай. А то вдруг он не понял, что я хочу к Эйо!.. Говорить я уже не могла, боль отвоёвывала свои позиции.
Спустя какое-то время сквозь неё в голову врезались вопли:
— Какой отказ, вы рехнулись, молодой человек?! Её оперировать надо! Она еле живая на поддерживающей терапии, пока вы где-то шляетесь! Там может и гематома, плохо визуализируется. Но на срочную-то однозначных показаний нет, я никак такое не могу! А не хотите ждать и бояться — людей отблагодарить надо будет за внеплановую операцию, понимайте!
Прохладные руки потихоньку подтянули меня в сидячее положение. Дрей сел позади, крепко обнял со спины, подперев, и задышал в висок. Боль снова немножко притихла. Не как от поцелуя, но жить вроде можно…
Я сфокусировалась и увидела перед собой на коленях подушку, на ней листок с мелким печатным текстом и ручку сверху. На всякий случай уточнила:
— Это отказ или про операцию?
— Отказ, дорогуша! Он хочет вас забрать, это равносильно убийству! Я полицию сейчас вызову, понимайте, потому что его на вменяемость следует проверить и на алкоголь!
— Не надо полиции, Палыч, — я подняла ладонь в примирительном жесте. — Мы просто сейчас уедем в другую больницу, это я его попросила. На вашу у нас… ну… денег нет. Вот.
Единственного намёка на финансовые затруднения хватило: Палыч моментально заткнулся и даже перестал картинно сопеть, как разгневанный носорог.
Я подмахнула бумагу и упала назад, в надёжные объятия.
Дрей вынес меня на улицу прямо в чужом нелепом халате на голое тело. На его локте болтался пакет: видимо, мои вещи. Но сил переодеваться нет, он всё делает правильно…
— Потерпи, Элис, нужно залезть в машину.
Валь поставил меня на ноги возле жёлтого такси и открыл дверцу.
— Почему… не твоя машина? — проскулила я, потому что ужасно не хотелось никаких посторонних людей.
— Моя останется здесь, мне нельзя сейчас за руль. Давай, Элис, пригни голову!
В такси я поняла, почему нельзя за руль…
Дрей сразу притянул меня и снова поцеловал. Оторвался от губ, перешёл на лицо, ключицу, руки. Тормошил и обнимал, что-то шептал и просил… Снова вернулся к губам.
Я совсем ничего не соображала, но чувствовала тепло и… свет. Какой-то бесконечно правильный, удивительный свет…
Куда и сколько мы ехали, я тоже совершенно не понимала. Было очень хорошо и совсем немножко больно.
Но после такси, даже на руках у Дрея, снова стало плохо. Все поцелуи остались на коже. Каждый. Но они были теперь, как тающие снежинки на раскалённой сковородке: мы растревожили травмы, они кусали нутро и грызли голову.
Я узнала ворота усадьбы.
— Она при смерти, авария. Тогда, сразу. Четыре дня назад, — жарко зачастил Дрей мне в макушку, а лба коснулись невесомые пальцы… Эйо.
— Неси в кровать. Хотя — стой, я быстрее сам. Но… Адрекс, тут даже я ничего уже не пообещаю.
— Да к псам твоим пограничным кровать, Эйо! — прохрипел Дрей. — Я же чувствую, сколько силы трачу, чтобы она жила сейчас! Ей уже поможет только Древо!
— Ты знаешь, я могу сопроводить и дать светильник. Но забрать её не могу, человек сам должен нести свет, — спокойно, но печально возразил Эйо. — Если заберу я — девочка никогда не вернётся. А сама она к Древу сейчас не дойдёт.
— Тогда я и дальше её понесу. Дашь нам два светильника.
— Тебя Древо Меликовых не подпустит. Искать придётся долго из-за тебя, а потом всё равно не подпустит. Ты ей не муж и не жених. Если хочешь её отнести, вас нужно прямо сейчас хотя бы обручить.
— Я что, похож на подонка?! — прогремел Дрей. — Думаешь, поставлю её перед таким выбором: стать моей женой или умереть? Веди, мы теряем время! Донесу до границы ауры, дальше пойдёт сама. В круге должно быть легче, а ты будешь подбадривать и следить за светильником. И если понадобится — станешь толкать вперёд до самой Сени!
Всё это Дрей говорил уже на ходу. За садом и калиткой мне разжали пальцы и что-то в них вложили.
— Элис, это светильник Эйо. Пожалуйста, держи его очень крепко, не урони! Только это сейчас важно, никто не может помочь тебе нести Свет!
— Я держу… Я поняла…
— Там не будет страшно, — прошептал Дрей, прижимая меня к себе и баюкая. — Обними меня крепче и… и целуй хоть как-нибудь сама иногда, чтобы по пути тебе не стало хотя бы хуже! Из-за меня мы будем долго искать.
Я нашла губами шею Дрея, в которую давно почти уткнулась, и жадно впилась, как вампир. Это — пожалуйста, это можно не иногда, а всё время… А вот светильник тяжёлый и ручка скользкая!
Из очень тёмной августовской ночи мы шагнули в абсолютную черноту. В космос без звёзд.