Мощеные дороги, прошу прощения. Спуск с горы на лыжах - это одно дело.
Но это...
...машина не рассчитана на горные восхождения. Она скользит на поворотах.
Он стиснул покрепче свой компьютер, чтобы не сполз в задок салона. И подумал, что мог бы, пожалуй, изменить свои рекомендации относительно предложения по негородским дорогам.
* * *
Как показалось Брену, фургончик прогрызал себе дорогу по размытому дождем гравию больше часа, завывал, оскальзывался и карабкался в гору по серпантине, плевался гравием из-под колес на поворотах. Серая мгла и бесконечный дождь залепляли окна со всех сторон, кроме одной. Фургончик лез в гору, пошатываясь и кренясь, и Брен цеплялся за сиденье свободной рукой, стискивая побелевшие пальцы, и Чжейго качалась напротив - к нему, от него, - а сбоку, и внизу, и впереди было то ли озеро Майдинги, то ли пустой воздух - он не хотел смотреть. Не хотел давать волю воображению.
Сколько времени пройдет, пока поисковые партии найдут нас, если шина соскользнет с размытой дождем обочины и мы плюхнемся в озеро?
Очередной толчок - занос.
- Господи!
Водитель испуганно глянул на него, покосившись в зеркало заднего вида, - на миг отвлекся от управления. После этого Брен намертво закрыл рот. Но тут Банитчи завел разговор с водителем - и водитель все время оглядывался на заднее сиденье, излагая свою точку зрения.
- Пожалуйста, нади! - не выдержал Брен.
Гравий сыпался за бровку дороги. Правые шины по очереди перепрыгнули промоину и чуть не соскользнули с обреза насыпи - он был в этом уверен.
И вот наконец за поворотом, на сером обрыве, за занавесью дождя открылась уходящая вверх серая массивная тень. Там поднимались каменные башни и шпили, едва различимые сквозь россыпь дождевых кристаллов на стекле, - Брен уже не мог понять, где дорога, только скрежещущий рокот гравия под колесами заставлял его верить, что машина все ещё едет где положено.
- Мальгури, - произнес низкий голос Банитчи.
- Крепость сорок третьего столетия, - немедленно подхватил водитель, архитектурная жемчужина этой провинции, содержащаяся на средства из провинциальной казны, осенняя резиденция Табини-айчжи, в настоящее время вдовствующей айчжи...
Брен сидел, обхватив футляр компьютера, и смотрел, как башни в переднем окне становятся все больше и больше, как прорезаются на них детали сквозь всеобщую серость тумана, среди серости озера внизу и облаков вверху... как набирают цвет, как проступает более темная серость старого камня, а на самых верхних ярусах - поникшие, вымокшие под дождем геральдические флаги.
Он привык к атевийской архитектуре, был знаком с древностями Города, находил старину в обычаях двора айчжи, но это сооружение, ощетинившееся башенками и зубцами стен, не соответствовало стилю времен Высадки, как столь многое в Шечидане. Названная водителем дата была куда древнее, она относилась ко временам, ушедшим задолго до того, как земляне прибыли в эту солнечную систему, задолго до того, как появился здесь заблудившийся космический корабль и космическая станция, даже раньше - он быстро прикинул, - чем люди вообще вышли в космос.
Щетки, мелькая по очереди, очищали картину, мир восставал вновь и вновь из первобытного потопа - и вот перед машиной распахнулись в зевке деревянные ворота и впустили её внутрь, на вымощенную камнем дорогу, которая выгибалась плавным поворотом под широким нависающим портиком, куда дождь доставал лишь время от времени.
Фургончик остановился. Банитчи поднялся и открыл дверцу - за ней оказалось темное крыльцо и открытые деревянные двери. Изнутри, из теплой, освещенной золотистым светом темноты, высыпала навстречу приехавшим горсточка атеви - все в обычной одежде, что соответствовало представлениям Брена о деревенской жизни. Если не считать обуви, их одежды вполне подходили для охотничьего домика вроде Тайбена, каким, по мнению Брена, и был фактически Мальгури, учитывая, что его окружают дикие земли... наверное, тут и в самом деле начинается отличная охота, когда в резиденции появляется кто-то из более энергичных членов семейства айчжи.
Он вышел вслед за Банитчи из автомобиля, все так же сжимая в руках компьютер; теперь, когда он разглядел стиль этого места, ему пришло в голову, что тут за время их пребывания может состояться и охота по всей форме, если персонал посвятит себя развлечению гостей. Банитчи и Чжейго, конечно, будут от этого в восторге. Сам он - нет: продираться сквозь пыльный бурьян, жариться на солнце и смотреть на свой ужин через прицел ружья - не самая его любимая забава. Он беспокоился за компьютер - вокруг клубился холодный туман, засасываемый под портик сквозняком; и ему не терпелось поскорее завершить ритуал приветствий и убраться с этой сырости.
- Это пайдхи, - проговорил Банитчи, положив тяжелую ладонь ему на плечо. - Брен Камерон, близкий ассоциат Табини-айчжи, важная персона, окажите ему наилучший прием...
Это была стандартная формальность. Брен поклонился, пробормотал: "Честь и благодарность" в ответ на вежливые приветствия персонала, а Чжейго тем временем захлопнула дверцу фургончика и отпустила водителя. Автомобиль с нарастающим воем исчез в тумане, а прибывшие и встречающие постепенно, шаг за шагом, под расспросы о здоровье и благополучии айчжи последовали к главным дверям - слава Богу, подумал Брен. Взгляд, брошенный назад в ответ на какой-то вопрос, выловил за вуалью дождя древнюю пушку посреди мощеного двора; взгляд вперед встретился с приглушенным золотистым светом, льющимся через дверь с волной более теплого воздуха.
Пол в холле был вымощен каменными плитами, стены частью обшиты деревом, частью оштукатурены. С почерневших от времени потолочных балок свисали знамена, по виду и сами насчитывающие не одно столетие, с потускневшими красками и сложным змеистым рисунком старинного письма, которого пайдхи не знал, действительно не знал. Он узнал цвета Табини, а центральное знамя имело личную эмблему Табини, бачжи - Фортуна - в красном кругу на голубом поле. По всем стенам было развешано оружие - мечи и другое, названий которого он не знал, но уже видел в охотничьем домике в Тайбене - вперемежку с такими же как и там шкурами, пятнистыми и полосатыми, распяленными на колышках по стенам, наброшенными на кресла, которые не имели ничего общего с человеческим стилем мебели.
Банитчи снова взял его за плечо и снова представил, на этот раз двум слугам-мужчинам, это знакомство потребовало очередной серии поклонов.
- Они проводят вас в ваши комнаты, - сказал Банитчи. - Они назначены прислуживать вам.
А Брен пропустил мимо внимания их имена... На языке вертелся вопрос: а как же Алгини и Тано, которые едут сюда из аэропорта? Зачем ещё кто-то?
- Простите меня, - сказал он и смущенно поклонился. - Я не расслышал ваших имен.
Пайдхи был дипломатом, пайдхи не позволял именам проскальзывать вот так мимо внимания, даже именам слуг, - он просто оказался не собран, даже сейчас, потому что спрашивал себя, знают ли этих слуг Банитчи и Чжейго, доверяют ли они этим людям.
Но они поклонились и вежливо, терпеливо повторили свои имена: Майги и Джинана, гордимся быть к вашим услугам.
Устрашающее начало, когда эти атеви пытаются быть вежливыми с тобой. После того, как тебя тычками и толчками загнали в места, которых ты не знаешь, в мире, культура которого и без того полна чуждого и неизвестного, - а это место вообще ошеломляет...
- Идите с ними, - мягко сказал Банитчи и добавил что-то на каком-то местном диалекте, на что слуги кивнули и поклонились, глядя на Брена с такими же бесстрастными лицами, как у Банитчи и Чжейго.
- Нанд' пайдхи, - проговорил один из них.
Майги. Надо запомнить, кто из них кто.
Майги и Джинана, снова и снова повторял он про себя, следуя за ними через холл, через сводчатый проход, к каменной лестнице с бронзовыми перилами. Внезапно до него дошло, что они только что скрылись с глаз Банитчи и Чжейго, но Банитчи сказал идти с ними, Банитчи, видимо, считает, что им можно доверять. Не хотелось бы оскорблять слуг второй раз, показав недоверие к их надежности.
Итак, вверх по лестнице, на второй этаж странного дома, управляемого ещё более странной старухой. Идущие впереди слуги говорили между собой на языке, которого пайдхи не знал, дом пахнул камнем и древностью. В этих верхних коридорах с деревянными полами стены не были оштукатурены - видимо, предположил Брен, они предназначены для гостей рангом помельче. По потолкам проходили открытые, откровенно старые трубы и провода, голые лампочки с вольфрамовой нитью накаливания висели на кронштейнах, к которым свободными фестонами подходили старые изолированные провода (очевидно, с медными жилами), покрытые слоем пыли.
"Вот это - гостеприимство Табини? - недоумевал Брен. - Вот так живет его бабушка?"
Он не мог поверить. Он был оскорблен, глубоко оскорблен и даже задет, что Табини отправил его в этот грязный, гнетущий дом, наверняка с давно устаревшей сантехникой и Бог знает какими кроватями.
Коридор кончался. Его замыкали две большие двери. "Еще куда-то брести, - думал Брен угрюмо, - в какую-нибудь мрачную клетушку, подальше от вдовы и её персонала".
Наверное, тут нет вины Табини. Скорее всего, это вдова отменила распоряжения Табини. Бабушке могло не понравиться присутствие человека в её доме, она могла велеть разместить его где-нибудь под лестницей или в чулане. Банитчи и Чжейго, когда узнают, будут возражать. Бабушка обидится, Табини обидится...
Слуги открыли двери - и за ними оказался ковер, просторная гостиная, а мебель... Боже, позолота, каждая поверхность - резная, а ковры - Брен внезапно сообразил, что ковры отнюдь не фабричного производства. Мягкий желтоватый свет шел из большого стрельчатого окна со множеством мелких прямоугольных стекол, окаймленных другими, янтарно-желтыми и голубыми стеклами, - великолепная рама для серой, обрызганной дождем пустоты.
- Это - приемная комната пайдхи, - сказал Майги, а Джинана тем временем открыл другую, расположенную сбоку дверь и пригласил его в столь же богато украшенную комнату с пылающим камином - запретный источник тепла, взял на заметку какой-то дальний участок его мозга; но внимание уже обратилось к другим деталям: к оружию, звериным шкурам и головам на стенах, к резной деревянной мебели, старинному ковру с бесконечно повторяющимися медальонами бачжи-начжи; окна - такие же, как в первой комнате, правда, чуть меньше по размеру, но не менее изукрашенные.
- Это ваша личная гостиная, - сказал Майги, затем распахнул двери в боковую комнату без окон, украшенную в том же стиле, с длинным, от стены до стены, столом полированного дерева. - Столовая, - сказал Майги и вошел внутрь, чтобы показать сонетку - цепочку колокольчика, который будет призывать слуг. - Точно как в гостиной, - сказал Майги и отвел Брена обратно, чтобы убедиться, что он увидел.
Брен глубоко вздохнул. Повсюду были каменные стены, натертые деревянные полы, и приглушенный свет, и позолота... Это начинало превращаться в экскурсию по музею: Майги и Джинана показывали на какую-нибудь совершенно рекордную звериную голову, обращали внимание на разные виды животных, три из которых, как они признались, уже полностью вымерли, и рассказывали о некоторых украшениях, имеющих историческую ценность.
- Вот это подарено властителем провинции Дейнали к бракосочетанию наследника айчжи четвертой династии с наследницей Дейнали, которое, однако, так и не состоялось ввиду смерти наследника айчжи, упавшего с садовой дорожки...
"Какой именно садовой дорожки?" - подумал Брен и твердо решил, что при сложившихся обстоятельствах ему лучше избегать рокового места.
Это действует на нервы мания преследования, вызванная бегством сюда. Да, не иначе.
А может, это стеклянные глаза мертвых животных, которые смотрят на него беспомощно и немо.
Майги открыл ещё одну дверь - в спальню, намного, намного большую, чем должна быть нормальная спальня, с каким-то сооружением на возвышении - Брен предположил, что это все же кровать, а не катафалк, - украшенным шпилями, поддерживающими балдахин, занавеси которого почти полностью скрывали это ложе, заваленное звериными шкурами и стоящее на каменном пьедестале. Майги показал ему очередную сонетку и торопливо повел - о Господи! - в следующий коридор.
Брен покорно пошел следом, начиная чувствовать, что все это дело с устройством пайдхи понемногу выходит за рамки разумного. Просто смех. Майги открыл боковую дверь в комнату с дыркой в каменном полу, с серебряным тазом и стопкой холщовых полотенец.