"Я бы напугал их до полусмерти, - угрюмо подумал Брен. - Дети с визгом кидались бы к мамочкам. Тут ведь никто не видел живого землянина".
Слишком много телевидения, сказал бы Банитчи. Детей в Шечидане приходилось успокаивать относительно Мосфейры, убеждать, что люди не собираются покидать остров и врываться по ночам в их дома, - так говорили доклады. Дети атеви знали о наемных убийцах. Знали о Войне Высадки - из телепередач. И о космической станции, которой этот мир вовсе не хотел обзаводиться. И которая должна была обрушиться на планету и разрушить её.
Пра-пра-предшественник Брена пытался добиться разрешения на экскурсии землян в отдаленные города. Несколько мэров поддержали эту идею. Один даже умер за нее.
Параноидальные страхи, возможно, все ещё очень глубоко держатся в дальних районах, и Брену отнюдь не хотелось сталкиваться с ними, тем более сейчас, в нынешних критических обстоятельствах, когда на его жизнь уже покушались один раз. Держаться тише воды, ниже травы - такую роль назначил ему Табини, отправляя сюда. А он сам, черт побери, так и не знал, что можно сделать умного, раз уж упустил возможность позвонить на Мосфейру.
Если такая возможность у него вообще была.
Пилоты-земляне, посменно с атевийскими экипажами, доставляют по воздуху грузы с Мосфейры в Шечидан и ещё несколько прибрежных городов - и обратно... Вот и вся свобода, оставшаяся теперь у людей, - а предки их летали между звездами, которых сегодня никто и не помнит.
И пайдхи теперь, скорее всего, будет арестован, если отправится в городок за удлинительным шнуром. Его появление может вызвать бунты, экономическую панику, слухи о падающей космической станции и лучах смерти.
Правду сказать, все это угнетает. А ты-то думал, что у вас с Табини хорошее взаимопонимание, думал - по вечной человеческой манере искать рядом родственную душу, - что Табини тебе почти друг... насколько вообще любой атева способен быть другом.
Что-то пошло чертовски неладно. Настолько неладно, во всяком случае, что Табини не смог с тобой поделиться - или довериться. Вот к этому все и сводится - хоть по официальной линии, хоть по личной...
Брен положил книжечку обратно на полку и принялся мерить шагами свои апартаменты - не потому, что решил походить, а просто вдруг обнаружил, что вышагивает взад-вперед, взад-вперед, до спальни и обратно, и наружу, в гостиную - отсюда было видно озеро, облака наконец пропустили одинокий солнечный луч. Он заиграл на воде сверкающим серебром.
Красивое озеро. Наверное, великолепно смотрится, когда оно не такое серое.
Даже настроение могло бы подняться, если бы завтрак не лежал в желудке свинцовой тяжестью.
Будь я проклят, если и дальше стану все терпеть. Ну да, работа пайдхи этого может потребовать. Работа пайдхи может потребовать, чтобы ты сидел тихо и вычислял, как сохранить мир, и, возможно, ты с этим не так хорошо справился, когда вздумал палить из огнестрельного оружия во дворце айчжи. Но...
Э-э, а ты даже не посмотрел, где пистолет. Не вспомнил даже о нем. Все вещи запаковывали и распаковывали Тано, Алгини и Чжейго...
Он помчался обратно в спальню, опустился на колени и пошарил под матрасом.
Пальцы наткнулись на твердый металл. Два твердых металлических предмета - пистолет и запасная обойма с патронами.
Он вытащил то и другое и уселся на пол прямо как был, в халате. В руках - пистолет, в голове - внезапный страх, что кто-то войдет. Торопливо сунул пистолет и магазин обратно на место, снова сел на пол и задумался - к чему это все?
А к чему же ещё - пайдхи, так сказать, положили на лед. Для сохранности. И вооружили. И охраняют. И охранники ни скажут ему ни словечка.
"Будь оно все проклято!" - подумал он.
Он поднялся с пола во внезапном приступе решимости, намереваясь нажать на все педали, насколько допустит предоставленная ему свобода, и выяснить, где именно лежат границы этой свободы (пусть самые туманные). Подошел к гардеробу, вытащил пару приличных брюк, свитер - подчеркнуто человеческий, по которому никакой атева не сможет оценить его общественный статус, - и, наконец, хорошие коричневые охотничьи сапоги, они будут вполне в стиле этого деревенского дома.
И любимое повседневное пальто, кожаное.
Затем он вышел через внушительные передние двери своих апартаментов и легким, непринужденным прогулочным шагом двинулся по коридору, потом вниз по лестнице на главный этаж с каменными полами, отнюдь не пытаясь скрываться, по нижнему коридору в большой центральный зал, где в камине расточительно пылал огонь, где свет давали только свечи, а массивные выходные двери были закрыты.
Он прошелся по залу, лениво разглядывая старинные вещицы, разные предметы на столах, которые могли иметь какое-то назначение, а могли быть и чисто декоративными - Брен не знал. Он не знал названий множества предметов на стенах, особенно смертоносных устройств. Он не мог распознать некоторые, самые диковинные, головы и шкуры - и решил выяснить при случае, что это за виды, в каком они состоянии в природе, - и включить их в информационные банки Мосфейры, с иллюстрациями, если найдет подходящую книгу...
...и копировальную машину...
...или розетку для компьютера.
От последней мысли его раздражение перескочило на другой уровень. Он подумал, что надо бы попробовать наружные двери и проверить, заперты они или нет, выйти во двор (если не заперты) - хотя бы рассмотреть вблизи пушку, а может, и дальше двинуть - через ворота и на дорогу.
Но потом он решил, что нельзя подвергать таким серьезным испытаниям доброе расположение Банитчи; вероятно также - а это ещё серьезнее - что на такой прогулке можно столкнуться с тщательно организованной им системой безопасности... которая поймает тебя самого вместо убийцы.
Короче, он ограничился прогулкой по незнакомой ещё части дома - по разукрашенному коридору, потом по коридору попроще, мимо дверей, которых он не решился открыть. Если убийцы сумеют пробраться сюда в поисках пайдхи, особенно в темноте, то лучше иметь в голове схему расположения холлов, коридоров, комнат и лестниц, которые могут оказаться для него маршрутом бегства.
Он нашел кухню. И кладовые.
И отходящий под прямым углом ещё один коридор, который предложил его вниманию окошки-амбразуры с видом на горы. Он свернул туда, рассудив, что идет вдоль наружной стены здания, проследовал по длинному проходу до самого конца и оказался перед выбором: отсюда расходились следующие два коридора, один влево, другой вправо.
Левый ведет, должно быть, в другое крыло здания, решил он; разглядев в той стороне двустворчатые двери, причем закрытые, ощутил вдруг внезапный холодок в спине при мысли о чьих-то личных апартаментах с пресловутыми проволоками и системами сигнализации.
Вот тут он и решил, что если уж наткнулся на чье-то личное жилье, где охранные устройства могут оказаться более современными, чем освещение, то куда более разумно выбрать другое направление, обратно в переднюю часть здания, окружающего квадратом передний холл и вестибюль.
Коридор, по которому он сейчас шагал, шел именно в ту сторону, примерно на нужном расстоянии от развилки и, чувствовал он с нарастающей уверенностью, должен закончиться там же, где другой коридор, выходящий к уже знакомой лестнице на второй этаж. Он прошел ещё один боковой коридор, ещё одну развилку, где пришлось выбирать путь налево, направо или прямо, и действительно вышел в конце концов к сводчатому входу в большой холл перед главными дверьми, тот самый, где горел камин.
"Курс проложен прилично", - похвалил он себя и двинулся к очагу, от которого начинал свое исследование задней части здания.
- Ну-ну, - сказал кто-то прямо у него за спиной.
А он думал, что у огня никого нет. Брен повернулся в тревоге - и увидел ссохшуюся маленькую атеву, с серебром в черных волосах; она сидела в одном из кожаных кресел с высокой спинкой... крохотная женщина - по атевийским меркам.
- Ну? - нетерпеливо сказала она и захлопнула книгу. - Вы - Брен. Так?
- А вы... - Он мучительно сражался с титулами и политическими соображениями - когда разговариваешь лично с атевийскими владыками, титулование другое. - Высокочтимая вдовствующая айчжи.
- Высокочтимая, как же. Скажите это хасдраваду. - Она поманила его тонкой морщинистой рукой. - Идите-ка сюда.
Он подчинился не задумываясь, автоматически. В Илисиди ощущалась властность. Она указала пальцем место перед собой, Брен подошел туда и остановился, а она оглядела его с головы до ног. Эти палево-желтые глаза были, похоже, семейной чертой, их взгляд заставлял человека припомнить все, что он сделал за последние тридцать часов.
- Тщедушное существо, - сказала наконец она.
Со вдовой не пререкаются. Это было хорошо известно.
- Для моего биологического вида - нет, нанд' вдова.
- Машины, чтобы открывать двери. Машины, чтобы подниматься на второй этаж. Маленькие чудеса.
- Машины, чтобы летать. Машины, чтобы летать среди звезд.
Возможно, она чем-то напомнила ему Табини. Он внезапно переступил общепринятую грань вежливости между незнакомцами. Он забыл о титулах и почтительности и ввязался в спор с ней. И дороги назад не видел. Табини не признавал отступления, отступивший перед ним не заслуживал уважения. Наверняка Илисиди точно такая же, он понял это в ту секунду, когда заметил стиснутые челюсти и огоньки в глазах - таких же глазах, как у Табини.
- И вы позволяете нам взять то, что подходит для нас, отсталых.
Ну что ж, на прямые слова - прямой отпор. Он поклонился.
- Я помню, что вы выиграли войну, нанд' вдова.