Если же не считать таких мелких деталей, то трон был самым обычным. Без особых украшений, простенький, но со вкусом. Художественной ценности он не представлял никакой, любой мастер лишь скривился бы, увидав, на что перевели такой ценный материал. И сидеть на нем было не особо удобно. Во-первых, жестко. Во-вторых, камни бока режут. В-третьих, холодно. Попробовав посидеть, Зак от этой затеи отказался, рассудив, что на полу будет все же несколько удобнее. Тем более, что тут, в этом зале, было не просто чисто, а идеально чисто. Ну естественно, если все стены из минерала, не способного физически крошиться, а все входы и выходи прикрыты силовыми полями, предназначенными для защиты от пыли — конечно же будет чисто.
Мысль, что он только сел на трон силы, а силы особо не прибавилось, голову Зака не посещала. По двум причинам. Первая — он больше думал о том, сколько ему еще придется ждать своих родителей, когда они наконец додумаются сюда дойти, и чего это они пошли десятой дорогой, вместо того, чтоб добраться сюда напрямик. И вторая — он прекрасно помнил слова Ажау, о том, что только в полдень севший на трон человек обретет силу и мощь. А значит часов двенадцать у него было в запасе гарантировано. Мучимый этими двумя мыслями, Зак поделился ими со своим конем, попытался проанализировать умный взгляд, который получил в ответ, и пришел к выводу, что пора уже спать. Кстати, именно это ему конь и хотел сказать. Так что Менский потушил свой факел, сладко зевнул, улегся на жесткие камни и заснул сном человека, которого ровным счетом ничего в жизни не заботит.
Проснулся он утром. Имея полную возможность оценить талант того, кто проектировал колодец. Солнце, которое взошло где-то там, высоко, преломленными в атмосфере лучами проходило сквозь колодец, там фокусировалось, и, падая на дно пещеры, не расходилось широким пятном, а освещало только лишь один трон, заставляя врубленные в него камни сверкать и переливаться. И хоть зрелище это было восхитительное, не взирая на скромность того светового потока, которых до сюда доходил, Зака в первую очередь волновал завтрак, и лишь потом все остальное. Его коня, кстати, тоже, о чем он не замедлил сообщить негромким ржанием, каким-то своим конским чувством определив, что наполняющее кормушку овсом существо уже проснулось и готово приступить к своим прямым обязанностям. Естественно, что Зак позаботился о животном, не забыв и о себе, после чего занялся тем единственным, чем только мог. Не ожиданием, до этого очередь еще дойдет в дальнейшем, а утренней зарядкой. Пещера была достаточно большой, чтоб вдоль ее стен можно было наматывать кросс, и места в ней хватало, чтоб провести серию тренировок с мечем. Как ни странно, во время этих тренировок ничего не пострадало. Даже то единственное, что тут было, а именно — трон. Ну хорошо, хорошо, почти не пострадало. Один треснувший бриллиант каратов этак в пятьдесят тысяч (то есть весом порядка десяти кило) можно не считать, тем более, что на троне их были десятки, и трещина была не особо заметна. Если не присматриваться внимательно. Но зато Зак теперь у уверенностью мог сказать — тот удар, который он подсмотрел у Йодола Тсерка, теперь и у него получается нормально. То есть, если перевести я языка Зака на язык остальных людей, очень хорошо.
Счастливый и уставший Зак устроил себе второй завтрак, на этот раз без участия коня, и только тут начал ожидание.
Опять таки, если бы Зак повел себя традиционно, пройдя через все испытания и испытав все горести лишений, то до места он добрался бы еще не скоро. Тогда бы, действительно, вышла красивая финальная сцена, с выяснением отношений и открытием всех тайн. Однако Менский сумел самым наглым образом проигнорировать все древние ловушки и старинные предания, потому и значительно обогнал всех своих потенциальных конкурентов за трон. Прошу заметить, не родителей, а именно конкурентов. Потому что пока нет никаких оснований утверждать, что это именно его родители шли сюда, а если и так — что они хотели именно получить великую власть, а не просто, например, сфотографироваться на фоне трона. Точно так же нет оснований говорить, что Ажау, Ав и Она не решили в последний момент пойти вслед за Заком, имея каждый свои собственные мотивы для такого поступка. Ну и никаких абсолютно нет оснований говорить, что Йодол, Дайм и еще кто-то, о ком мы пока даже не догадываемся, также сейчас не шли по подземельям в поисках того же самого трона. Потому, так как у нас вообще нет никаких оснований строить предположения, а можно лишь констатировать факты, этим и займемся.
Итак, факт. Наступил полдень, прямые лучи солнца заставили светлый трон сиять, а Зака так по прежнему никто не потревожил. У него уже даже начали возникать мысли, что, быть может, подождать, не садиться пока на трон, а то это даже как-то скучно получается… Впрочем, возникнув, эти мысли в результате естественного отбора тут же погибли, а выжили лишь те, которые предлагали немедленно сесть на трон. И именно им Зак и вынужден был уступить.
Зак сел на трон. Вот он, момент, ставший кульминацией всей мировой истории, изменивший прошлое, настоящее и будущее. Вот он, момент, ради которого все задумывалось и совершалось. Вот он произошел, тихо и мирно, не вызвав громов и молний. Менскому опять стало несколько грустно. Потому что усевшись на трон он ничего не почувствовал. Кроме того, что теперь он опять обладает божественной силой, правда в более узком масштабе, исключительно по эту сторону гор, исключительно в Иноземии, и нигде больше. Силой, ограничивает которую лишь собственная фантазия Зака, потому что все, что он может придумать, он может и совершить. А грустно ему стало, что опять, как и в прошлый раз, тоже в подземельях, но уже замка Гаст, величайшее событие произошло настолько буднично, что потеряло процентов девяносто своего величия. И хоть последних десяти хватило бы с лихвой, чтоб занять половину любого учебника истории, все равно некая грусть, тоска о безвозвратно ушедшем посетила Зака.
Но на долго там не задерживалась. Слишком уж непривычно было ей в голове Менского, слишком некомфортно среди веселых и жизнерадостных мыслей человека, сознательно одевшего себе на глаза три пары розовых очков. А также розовые затычки в нос и уши, розовые перчатки на руки и… ммм… что-то розовое, запихнутое в рот. Мир в розовых тонах, окружающий Зака, мир добрый и счастливый, где хоть и встречаются неполадки, но чисто технические, устранение которых — вопрос времени, был для тоски и грусти невыносим, а потому они и поспешили покинуть эти подземелья и поселиться где-то на противоположном краю материка в голове рыбака, только что обнаружившего, что в его лодке пробоина. А до берега еще далеко-далеко. А вода холодная. Впрочем, его спасли, но это уже другая история… А пока вернемся к Заку.
Обдумав ситуацию, Менский решил — надо что-то делать. Причем делать что-то не как бог, это скучно и неправильно, это лазейка, не достойная использования. А как человек. Потому, быстренько повторив манипуляции с осью силы, Зак, точно так же, как и ее северный аналог, поставил на нее блок, согласно которому никто, в том числе и сам Менский, больше не мог стать богом. Проверив, что все формальности соблюдены, и лазеек не осталось, а трон теперь просто большой кусок металла, Зак облегченно вздохнул. Временная задача, обезопасить мир от пришествия какого-то бога, была решена, а теперь можно было переходить и к решению той проблемы, ради которой Зак и совершил весь этот длинный и утомительный путь. То есть поиску родителей.
Конечно, еще несколько секунд назад Заку было достаточно захотеть, и он мог не только найти своих родителей, а и за компанию с ними перенестись куда угодно. Например в Мен. Или в Выйык, где должен был ждать его Гэрдэр. Еще секунду назад Зак мог моментально получить ответы на все вопросы, которые его мучили, но он этого не сделал. И не потому, что таким образом он бы лишился всего интереса решать что-то самому. Нет, как раз этим Зак мог пожертвовать спокойно. Просто он считал, что если уж божественная сила не должна принадлежать никому, то и ему тоже. Такая лазейка, позволяющая обхитрить окружающий мир и проделать с ним любые операции, была ошибкой, допущенной при сотворении мира. Ошибкой, которую сознательно допустил конкретный человек, Ажау Гаст. А пользоваться чужими ошибками Зак не любил. Конечно, если кто-то допускал ошибку в поединке на мечах — Менский всегда использовал это на свою пользу. Однако там ошибки были задуманы изначально. Но вот если он что-то покупал, сторговывался, и вдруг торговец совершенно случайно давал вместо десяти золотых сдачи сто, отвлекшись и подумав о чем-то своем, Зак никогда их не брал. Не потому, что он был богат, не потому, что боялся о своей репутации. Просто не брал. Так как это неправильно. Так как так быть не должно. То же самое и тут, Зак мог получить все, решить сразу все проблемы, но предпочел отказаться от возможностей, даже не попытавшись их использовать.
Хотя нет, не так. За те доли секунды, что Зак был богом, одно чудо он все же сотворил. Срастил вместе треснувший бриллиант.
Решать проблему поиска родителей Зак собирался самым простым способом — ждать до тех пор, пока они сами к нему не придут. В том, что это когда-нибудь произойдет, у Менского не возникало никаких сомнений. Сомнения были разве что в том, что это совсем не обязательно должно произойти в ближайшее время. Однако в тронном зале было относительно тепло, сухо, удобно, так что можно было и подождать. Факелы при этом жечь совершенно не обязательно, они могут и подождать, темнота пока еще никоим образом Заку не мешала. Единственное, что запасы еды были довольно ограничены, но при желании их можно было спокойно растянуть хоть на неделю. Конь тоже к ожиданию относился спокойно, привык уже в подвале дворца месяцами без движения стоять. Так что все было прекрасно.
До тех пор, пока Зак не убедился в одной простой истине — если ты хочешь сидеть в каменном мешке, то следует позаботиться о способе устранения отходов производства организма. И если сам Зак еще мог сходить в тот же зал с атомными бомбами, то конь, как дитя природы, не считал нужным предупреждать Зака о производстве очередной порции навоза. В принципе, к запаху, занявшему тронный зал, Зак привык. Прямо рядом с его дворцом был торговый порт Мена, ходили караваны завзов, в этом плане от обычных коней ничем не отличающихся, однако одно дело порт, а другое — тронный зал, где стоит самая драгоценная вещь во всем этом мире, а также в нескольких мирах по соседству. Портить такой как-то не особо хочется, так что Зак добросовестно убирал за своей лошадкой, решив, что если к пыли в длинном проходе добавиться еще и немного другого мусора органического происхождения — хуже от этого не станет.
Кроме этого, были и другие мелочи, также делающие ожидание не то что неприятным, а просто неинтересным, скучным, занудным.
Прошли сутки. Опять наступил полдень, опять трон засиял, вот только уже если бы на него кто-то сейчас сел — ничего бы не случилось. Совершенно ничего. Заку надоело ждать. Хоть изначально он и думал сидеть тут до победного конца, одних суток ему вполне хватило, он с головой насытился этим тронным залом, и решил — если он пойдет навстречу своим родителям, то хуже от этого не будет. Ну, не так все драматично произойдет. Встреча посреди пещеры обычной, это не романтично. Но с другой стороны, горы все так же, как и раньше, делают что-то непонятное с проходом между Иноземией и Восточным миром, а значит и тратить время почем зря нет особого смысла. Можно несколько поторопить события, чтоб они не плелись, как улитка, а хотя бы со скоростью черепахи-спринтера передвигались. О том, чтоб они понеслись, как завз по степи, Зак и не мечтал, потому как события вообще любят поступать по своему. Спешат, когда ты ничего не успеваешь, и едва плетутся, когда у тебя полно времени и нечем его занять.
Еще одним аргументом в пользу того, чтоб начать поиски родителей самому, было то, что из тронного зала вел всего один выход. Естественно, что кроме того, каким пришел сюда Зак. Однако если бы его родители пошли тем же путем, они бы тоже уже были давно тут. А значит они отправились другой дорогой. Веди отсюда десять путей — Зак бы еще задумался, ждать дальше или искать самому. А так — если путь только один, то и выбора нет никакого. Да и вообще, как заметил Зак давным-давно, все те, кто составляют лабиринты, делают это несимметрично. В них всегда тяжело попасть снаружи внутрь, от начала до конца, но обратная дорога всегда настолько банальна, что и блуждать не приходится. Заку почти не встречались лабиринты, где оба направления движения одинаково сложны, хоть в идеале, по его мнению, они именно такими и должны были быть.
Итак, поразмыслив немного, раскинув своими мозгами, Зак зажег предпоследний факел и выехал из тронного зала. Как это ни странно, но за все то время, что он пробыл там, он ни разу не выходил за его пределы, и потому теперь мог с интересом отметить — тронный зал был не просто залом, а сердцем огромного дворца. Дворца не в переносном смысле, тут под дворцом подразумевалось не группа роскошных покоев, а именно дворец. Здание. Огромное, захватывающее дух здание, которое стояло прямо посреди пещеры… Нет, хватит. Пещер уже хватит. Назовем это не пещерой, тем более пещера подразумевает что-то природное, а тут природой и не пахло. Впрочем, тут вообще ничем не пахло. Просто под землей кто-то, ограниченный лишь собственной фантазией, вырезал дырку, разбил на ней сад камней, понатыкал скульптур и изваяний, а в центре от нечего делать еще и поставил вырезанный из цельного куска гранита, каждая грань из которого была больше футбольного поля, дворец. Картина, надо сказать, получилась отменная. Тем более, что для пущего эффекта все стены зала были сделаны совершенно особым образом, и достаточно было пронести сюда хоть крошечный огонек, чтоб все вокруг так и засияло всеми цветами радуги.
К огромному сожалению, Зак наблюдал все это не так, как задумывал создатель, а в обратном порядке. То есть сначала внутренности дворца с тронным залом, потом — дворцовую площадь, вид от дворца, и только потом, спустившись по монументальным ступеням, пройдя сквозь аллею каменных героев и повернувшись на сто восемьдесят градусов, Менский смог наконец обозреть сам дворец. И только тут до Зака дошло — так вот откуда взялась будничность всех прошлых событий! Естественно, если бы Зак пролез не через черных ход, а через парадный, то все бы происходило в полном соответствии с законами жанра. Сначала бы ему показалась красота дворцовой площади, потом бы сам дворец, нависая своими монументальными формами, довел бы напряжение до критической точки, и только пиком всего этого должен был стать момент, когда его взору открылся бы сам трон. Тем более, хоть Менский этого и не знал, двери дворца были напрямую связаны с падающим на трон световым потоком, и открывались только в полдень, когда зрелище светлого трона действительно было впечатляющим.
Еще раз, теперь уже в последний, горестно вздохнул, Зак дал себе клятвенное обещание до самого возвращения в Мен так не поступать, а если и вздыхать, то только облегченно. И, еще раз на последок бросив прощальный взгляд на подземный дворец, без каких-либо признаков сентиментальности, а просто чтоб понадежнее запечатлеть этот образ, вдруг в жизни пригодиться, Зак ступил в широкий туннель по другую сторону дворцовой площадь.
И тут же произошли два события. Одновременно. Во-первых, зал за его спиной погрузился во тьму. В тот самый миг, как факел пересек незримую границу, и система, собирающая и фокусирующая свет, потеряла его из вида. Произошло это без всякой магии, исключительно с помощью одного компьютера, кучи проводов, оптиковолокна, светодетекторов и светоизлучателей. Равно как и без магии произошло второе событие — до Зака донеслись голоса. Без магии, потому что они бы донеслись до него и раньше, потрудись он несколько напрячь слух. Однако на дворцовой площади мозг Зака уделял большее внимание обработке зрительных образов, чем акустических. Теперь же глазам стало больше не на что смотреть, и мозг от нечего делать занялся другими органами чувств. И, в частности, ушами, которые и сообщили примерно следующую информацию: где-то там, впереди, по ходу туннеля, находятся существа, издающие что-то, по частотному диапазону похожее на человеческую речь. Увы, более точное описание уши давать отказывались, ссылаясь на границу чувствительности, однако и того, что они уловили, хватило, чтоб мозг сделал определенные выводы. А следом за мозгом те же выводы сделал и Зак.
Выводы эти были слишком глобальны, чтоб их можно было выразить обычными словами. Это были некие мегавыводы, выводы выводов, состоящие из кучи более мелких выводов, которые в свою очередь делились на еще более мелкие, и так до бесконечности. Это только вещество, как известно, имеет квант, элементарную частицу. Ну и свет тоже. А выводы, это и не материя, и не волна, так что их можно делить сколько душе угодно, без особых конфликтов в окружающей тебя природой.
Спустя промежуток времени, равный примерно одному миллиарду четыремстам двадцати миллионам колебаний между двумя из энергетических уровней атома водорода (для тех, кто не в курсе — это с большой точностью одна секунда (для тех, кому интересно — на самом деле примерно 1420405751,8 между уровнями 2P1/2 F = 1 и F = 0(для тех, кто до сюда дочитал — нужна же книге правдоподобность! Вот я ее так и добавил))) выводы, пройдя все стадии эволюции, добрались до состояния, когда их уже можно было в первом приближении выразить словами. И если это проделать, то звучали они примерно так — если где-то говорят, то там люди, а значит там, возможно, родители; если говорят, но не приближаются — что-то мешает; если что-то мешает — не надо бежать с распростертыми объятиями, вообще не надо бежать, а надо погасить факел, попросить лошадь не так стучать копытами по каменному полу и, максимально незаметно, добраться до источника шума.
Сделав такие выводы, Зак им и последовал. Разве что конь в ответ на его просьбу лишь посмотрел внимательно своими умными глазами, махнул своим умных хвостом и пожал своими умными плечами. Мол, как смогу, так и пройду. А не нравиться — воспользуйся ногами, тебе же их природа для каких-то целей дала. Поняли ли Зак и конь друг друга — так и осталось загадкой, ответа на которую история, увы, не знает. Однако выводы сделали оба, конь старался ступать так тихо, как ему позволяли копыта и поверхность камня, а при приближении источника звука Зак спустился со спины животного, и дальше продолжил путь собственными ногами. Естественно, что все это происходило в полной темноте. К счастью для Зака, тут не было никаких ловушек, пропастей под ногами, боковых проходов, так что, держась за стену, можно было спокойно идти вперед и без источника освещения.
Когда до источника звука оставалось совсем немного, и, при желании и хорошем слухе можно было даже попытаться что-то расслышать, коридор сделал крутой зигзаг, и в глаза Менскому ударил яркий свет.
Впрочем, ярким он был только после подземной темноты. На самом деле до Менского дошли лишь отголоски от тех десятков факелов, что горели недалеко от него. Горели там, где говорили люди. Возникает разумный вопрос, там, это где? Ответ — все в том же проходе, только по другую сторону от двух решеток, этот проход перекрывающих.
Зак всегда старался делать все по порядку. А потому для начала он не кинулся высматривать, кто там и с кем говорит, а осмотрел решетку, что стала на пути собеседников. Обычная решетка. Обычные идущие вертикально прутья, толщиною порядка пяти миллиметров, с зазором между ними чуть больше сантиметра. Палец просунуть можно, стрелой прострелить — тоже, пройти, естественно, невозможно. И сверху, и снизу решетка уходила в камни, по бокам доходила до стен, механизма ее поднятия не наблюдалось. Вроде бы, ничего особенного. Да, почти так оно и было. Почему почти? Потому что эта решетка шла в камнях еще на сто метров вверх и вниз, сто метров в обе стены, а сплав, из которого она была изготовлена, был прочнее алмаза, плавился при температурах эпицентра ядерного взрыва, да и то не сразу, а постепенно, слой за слоем. Ни один самый прочный резец не мог оставить на нем даже малейшей царапины, а чтоб ее погнуть нужна была как минимум сила тысячи завзов. Это чтоб легко искривить, а чтоб согнуть достаточно сильно, чтоб между прутьями прошел человек, не хватило бы и десяти тысяч. Да и ста, скорее всего, не хватило бы. Если же не считать эти мелкие детали — то решетка была действительно самой обычной, такой же, как десятки тысяч решеток в тысячах тюрем, темниц и зверинцев по всему миру.
Спрашивается, откуда Зак все это узнал? А очень просто — как раз в тот момент, как он осматривал решетку, незнакомый голос с той стороны все это рассказывал, явно желая убедить остальных, что пройти тут невозможно.
До того, как перейти к персоналиям, следует дать приблизительную дислокацию всех действующих лиц, а также источников света. Тем более, что изучением именно этого Зак и занялся в первую очередь, сознательно не фокусируясь на конкретных лицах. Дислокация была следующей. Длинный широкий туннель. На расстоянии примерно в двадцать пять — тридцать метров его перекрывают две совершенно идентичные решетки. По одну сторону от первой разбит самый настоящий лагерь, стоят, сидят и говорят люди, расставлены факелы, разложены вещи. Между первой и второй решетками пусто, свет постепенно становиться все слабее, и, наконец, по другую сторону от второй решетки в уголке примостился Зак. В принципе, его потенциально можно было рассмотреть из места, где располагался лагерь. Однако только потенциально. Потому что практически для этого нужно было во-первых знать, что тут кто-то есть. Во-вторых знать, где именно, в какой именно части прохода примостился Зак. В-третьих, каким-то образом заставить свои зрачки расшириться, при этом не потушив не один факел, долго всматриваться в то место, где сидит Зак, и при этом не вспугнуть его своим взглядом. Выполнить одновременно все эти условия нелегко, настолько нелегко, что в дальнейшем мы будем считать это невозможным. Усмотреть Зака из ныне живых смогли бы разве что Оо да Ныгы, и то лишь по причине не биологической, а электронно-оптической природы их зрения. Однако ни ныгов-близнецов, ни мудреца-ранава тут не было, все они остались по ту сторону гор, в Восточном мире, так что можно смело утверждать — заметить Зака не мог никто. Сам же Менский прекрасно все видел, на зрение он никогда не жаловался, да и света факелов было вполне достаточно.
Итак, с дислокацией главных объектов разобрались, теперь можно перейти к конкретике. К уточнению, кто именно сейчас стоял перед первой решеткой, решая проблему ее прохождения.
Хоть это и банально, но начнем мы с того, что там были родители Зака. Оба, и отец, и мать. Живые и здоровые. Причем это именно Квэрт Менский читал лекцию о том, как невозможно попасть по другую сторону решетки. Каким он был, отец Зака? Каким была его мать? Да, собственно говоря, самыми обычными. Похожими на Зака, похожими на те портреты, что висели в его дворцовой галерее, несколько постаревшими, но не старыми, а скорее вошедшими в пик зрелого возраста. Точно такими, как Зак и ожидал их увидеть. И, если уж быть честно, совершенно чужими для Менского людьми. Людьми, с которыми Зака связывал только процесс его рождения, а также тот титул, который он без особого желания носил. Все. За исключением этих мелких деталей, Зака с его родителями не сближало ничего. Его друзья, знакомые, те же Ав и Она, с которыми он провел столько времени, были для Зака ближе и понятнее, чем эти два человека. Конечно, быть может, если бы он их хорошо узнал, они бы сошлись, сблизились, порванная давным-давно нить опять бы связала их вместе. Может быть, так бы все и произошло. А может и нет. По крайней мере бросаться к кому-то на шею, обниматься и целоваться Зак не собирался, а если бы его отец или мать так поступили — посмотрел бы на это довольно подозрительно. Не бывает так, считал Зак, чтоб отческие чувства спали, спали, и вдруг внезапно проснулись. Сказки, похлеще чем инопланетяне или всесильные герои.
Впрочем, чтоб к кому-то бросаться на шею, до этого кого-то еще надо было добраться. И хоть теперь от родителей Зака отделяло всего два-три десятка метров, решетка не только не пускала их сюда, а и не выпускала Зака отсюда. Конечно, можно было опять пройти через пыльный проход, и из зала с коконами добраться до того места, где сейчас пребывали его родители. И, если не найдется другой выход, Зак так и поступит. Но пока Менский не спешил, а внимательно смотрел и слушал.
Тем более, посмотреть было на что. Собеседниками Квэрта были довольно интересные люди. Во-первых, конечно же, Ажау Джуниор Гаст, бессмертный правитель Южного Мира собственной персоной. Во-вторых, оно же в-третьих, Ав и Она, которые хоть и отказались следовать за Заком, но теперь все же пребывали тут, причем, судя по всему, добровольно. В-четвертых, Йодол Тсерк, стоящий, как ни странно, несколько поодаль от Ажау Джуниора. В-пятых отнюдь не Дайм Стимхэмтстэр, он же Ивл. Это мы только предположили, что быть может он вдруг решит сюда пойти. Нет, конечно же. На самом деле Дайм сейчас сидел у себя дома, в Отсилаказе, вернее в том, что осталось от дома, и думал о том, что Ажау Джуниор, быть может, не такой уж и плохой. Раз даже орден дал, за доблесть во время битвы с монстрами. И о том, чтоб лезть куда-то под землю, у него даже мыслей не было. Его совершенно не волновал ни трон силы, ни власть над миром, ни прочие сказочные явления, в которые он совершенно не верил. Потому и не было его тут, а был зато, как ни странно, Корч. Да, да, тот самый Корч, который прочитал Заку такую захватывающую лекцию об истории и укладе жизни Южного мира. Причем, судя по тому, как оценил ситуацию Зак, Корч был не сам по себе. Он явно был на стороне родителей Менского, а не Ажау Джуниора или Йодола Тсерка.
Кроме этих семерых персонажей, с которыми Зак имел честь или быть знакомым, или хотя бы мог идентифицировать, там же находилась еще одна, восьмая личность. Женского пола. Возраста неопределенного, от пятнадцати до тридцати пяти, вида крайне воинственного, внешности неплохой. То, что по идее должно было служить ее костюмом, больше было похоже на куски шкуры самых разных тварей, добытых явно не в магазине, а снятых с предыдущих владельцев. Также эту личность, которую Зак для себя окрестил воительницей, украшали два меча, каждый порядка двух метров, висящих крест-накрест за ее спиной. Да еще и лук со стрелами на плече, щит на поясе, ножи, где только их и можно было приделать, плюс, понятное дело, не меньшее количество оружия под покровом одежды. Как она еще со всем этим могла передвигаться — для Зака оставалось загадкой. Но, судя по тому, что все, кроме Ажау и, в несколько меньшей мере, Йодола держались от нее на расстоянии, передвигалась она явно неплохо.
Кроме существ вида homo sapiens находились тут и другие существа, а именно один конь и несколько завзов, сколько именно — Зак не мог рассмотреть, так как они стояли несколько поодаль в темноте. Впрочем, это уже было мелочами, не имеющими никакого значения.
Тем временем разговор продолжился. В ответ на длинную лекцию Квэрта о том, что тут никто и никогда не пройдет, Ажау поинтересовался:
— Ну хорошо, тогда скажи мне, Квэрт Менский, почему ты, поняв это, не свернул назад, в поисках другой дороги, а остался ждать тут? Чего ты ждешь?
— Ничего я не жду! Я думаю! И вам, если вы хотите пройти, советую тем же самым заняться. Иногда помогает.
— И о чем же ты думаешь? — на этот раз подала голос воительница. Причем голос этот внешности никак не соответствовал, а был мягким и теплым, и больше подходил бы какой-то ласковой неженке, чем этому клубку орудий убийства.
— Я думаю, о'Лисина, о том, что нам дальше делать. И я не вижу, почему бы мне не думать об этом именно тут, а обязательно куда-то переться. Так как я не знаю, что делать дальше, если тебе это очень хочется услышать, и потому нет никакого смысла отсюда куда-то перемещаться. Это может как отдалить, так и приблизить меня к цели.
— Давай уж говорить прямо, — предложил Ажау, — Не просто цели, а светлому трону, трону силы, с которого ты сможешь получить власть над миром. Тут все свои… — Ажау осмотрелся, — Хорошо, тут не все свои, тут своих почти никого нет, однако тут все прекрасно представляют, что мы тут делаем, что мы ищем и что мы хотим получить. Потому предлагаю поговорить, наконец, прямо.
— А мы и говорим прямо…
— Нет, Квэрт. Ты может и говоришь прямо, вот только остальные явно что-то умалчивают… Йодол Тсерк, вот скажи, зачем тебе это было надо? Это ж именно ты стоял за всеми последними событиями, не так ли? — продолжал Ажау.
— Ты ничего не докажешь! — Йодол этот кардинально отличался от того Йодола, которого знал Зак. Это был сильный, злой, не заискивающий перед Ажау человек, — А не доказав, ты ничего со мной не сделаешь! Твои слова — не более чем подозрения, и хоть тебе по силам справиться со мной…
— По силам, Йодол, — в голосе Ажау послышались ноты грусти, — Мне по силам справиться со всеми вами. Тем более, с кем тут справляться… Только с тобой, Тсерк, да с тобой, о'Лисина, ну может еще Квэрт умеет пользоваться оружием. Вы это и сами прекрасно понимаете, и даже более, только это вас и сдерживает, чтоб друг с другом не перегрызться. Вы знаете, что я этого не допущу, потому что я хочу выяснить, что тут у меня под носом происходит. Почему все мои гости, это тебе, Квэрт, твоей жене, вам, спутники Зака. Так вот, почему все мои гости решают обмануть меня и тайно пробраться к источнику силы? Почему ты, Йодол, человек, которого я всегда считал своей правой рукой, оказываешься предателем, который предал не меня, это я могу понять, а все свое государство, свою Родину? А ты, Миакдем? Что тебя, одного из величайших ученых современности, которому и я отдаю дань уважения, связало с Квэртом? Каким образом ты оказался вместе с мятежниками, зачем ты подстроил все так, как будто это я приказал схватить Квэрта и бросить его в темницу? Зачем тебе надо было устраивать эти погромы, да еще и подставляя все так, как будто за этим стоял я? Или ты, о'Лисина, что тебе, деве оружия, понадобилось тут? Ты же вольная птица, тебе нравиться риск и приключения, зачем тебе божественные силы? Я ничего не понимаю. Я не понимаю, почему я, правитель всех этих земель и подземелий, вынужден узнавать обо всем последним? Почему я вместо того, чтоб заниматься государственными делами, вынужден бросаться под землю, искать вас и в самый последний момент предотвращать побоище? Почему я, единственный, кто тут действительно обладает властью, пытаюсь хоть что-то понять, а вас ровным счетом ничего, кроме этого легендарного трона, не интересует? Кто-то может мне хоть какие-то ответы дать, а? Я совершенно не хочу применять силу, тем более что я уверен — многие из вас любые пытки молча вынесут. Но я хочу знать! И точка.
После пламенной речи правителя Южного мира воцарилась тишина, за время которой Зак успел примерно воссоздать картину того, что произошло до его появления тут. Если он не ошибался, то за ним следом, только тайно, сюда же ринулась еще толпа людей. Которые до этого вроде как не испытывали никакого желания так поступить. Узнав об этом, Ажау кинулся им в догонку, догнал уже тут, каким-то образом выяснил, что Йодол и Корч, он же Миакдем, предатели. В чем конкретно предательство Зак пока еще не понял, почему Ажау так решил — тоже, но Менский не сомневался, что все это он еще выяснит. Разговоры и беседы вообще имеют как правило излишнюю информативность, люди любят повторять все по несколько раз, только обличая в новые формы, от чего суть сказанного не меняется. А так как Ажау сформулировал вопросы в том же ключе, что и Зак, окажись он на его месте, то Менский и не спешил подавать голос, решив дождаться окончания спектакля.
Первым тишину нарушил Квэрт.
— Ажау Джуниор, у меня никаких тайн нет, и ответов я знаю не больше, чем ты. Мы с моей супругой действительно прибыли сюда в поисках полюса силы, мы ищем его уже четвертый год, а не говорили тебе ничего потому, что так нам было проще работать. Признаюсь, мы нарушили кучу законов, обманывали тебя, выдавая себя за простых путешественников, прибывших сюда не ради конкретной цели, а для ознакомления с Южным миром. Также признаюсь, что мы имели связь с одной из оппозиционных групп, и даже формально руководили ею, однако эта группа не несла и не несет никакой опасности, она существовала и до нас и будет существовать далее. Тем более, тебе известно о других таких группах, и по их поводу ничего не предпринимается. Потому я не считаю это предательством, это просто был единственный способ доставать все, что нам нужно, и выходить на связь с нужными людьми. Мы использовали революционеров, как они себя называют, в своих личных целях, только делая вид, что занимаемся борьбой с режимом. Без них на поиски нужных документов и карт ушло бы в несколько раз больше времени, а я человек уже пожилой, у меня впереди не вся жизнь, а только ее жалкие остатки. Которыми мы с женой хотели распорядиться максимально эффективно. Что тебя еще интересует, Ажау Джуниор? Тебе есть, что возразить мне?
— Есть, но я не буду возражать. Потому что вы, действительно, честно использовали как меня, так и тех, кто выступает против меня. Ваши поступки я могу понять, а, так как в конечном итоге против меня лично или моей страны вы ничего не совершили, и простить. Вы не поданные Южного мира, как вы называете мою страну, вы — чужаки. Я знал об этом, я допустил вас во дворец, я не уследил за вами, я не догадался — моя вина. Признаю. Хорошо, Квэрт, мы к тебе еще вернемся. Теперь же я хотел бы выслушать тебя, Миакдем. Что ты имеешь общего с этим со всем? И не ссылайся на тайны, поверь, из тебя я их смогу выбить, ты — не воин, ты — мой поданный, у тебя есть семья, дети, родные. У моих спецслужб есть на тебя все, с момента твоего рождения, и я по дороге сюда изучил твое досье. Не пытайся обмануть, ты не знаешь, что знаю я, а обмана я не потерплю. Итак, я слушаю.
— Что я имею общего? — Корч максимально распрямил свои сгорбленные от сидячей работы плечи и максимально гордо ответил, — Я тебе скажу, Ажау Джуниор. Скажу, и не потому, что я боюсь. А потому, что ничего не изменить. Я уже сделал все, что мне было суждено сделать, и даже если ты уничтожишь всех нас — найдутся другие, кто сможет пройти дальше. Тебе же никогда не получить эту силу, и наступит время, когда твоя власть падет, и ты будешь свергнут…