Растерянность Элиаса была так велика, что он даже покраснел.
- У своей... будущей жены, - признался он. И, несколько собравшись, добавил:
- Вы прямо-таки допрашиваете меня.
- Вам известно, - спросил тогда Руутхольм, - что ночью вас собирались задержать?
Элиас честно признался:
- Известно.
- И, несмотря на это, вы пришли?
Элиас услышал в голосе Руутхольма не только удивление, но и сочувствие. И ответил:
- Это, наверное, недоразумение.
Руутхольм внимательно посмотрел на него и сказал:
- Сегодня ночью из города вывозили тех, кого считают врагами советской власти. - И, слегка поколебавшись, откровенно выложил: - Вас не застали дома.
Эти слова окончательно выбили Элиаса из колеи. От растерянности он не знал, что сказать.
- Так что же... мне делать? - спросил он в конце концов.
- Продолжайте спокойно работать, - посоветовал директор.
Элиас понял, что Руутхольм доверяет ему. С этим чувством он и покинул директора,
На работе он все-таки не остался.
Он, правда, вышел из главной конторы с твердым намерением отправиться на Ласнамяэ, где строительство выбилось из графика. Но по пути туда встретился со своим хорошим знакомым, архитектором Кюльметом, который с места в карьер спросил его:
- Уже слыхал?
Элиас сразу понял, что Кюльмет говорит о высылке, и кивнул.
Кюльмет принялся подробно и пространно рассказывать.
- Увезли архитектора Виллемсона и инженера Кумминга. Твой бывший шеф, замминистра Рюттман, тоже арестован. В следующую ночь могут прийти и за мной.
Элиасу хватило самообладания, чтобы спросить:
- Чего ты боишься? Тут Кюльмет взорвался:
- Мужа моей, сестры, учителя, тоже в эту ночь забрали. За то, что состоял в Кайтселийте. Но ты же знаешь, что сельскому учителю было очень трудно отвертеться от вступления в Кайтселийт. Сестра позвонила мне, просит, чтобы я что-то предпринял, но чем я могу помочь? Со мной самим может случиться то же самое.
У каждого из нас найдется в прошлом что-нибудь сомнительное. Еще мальчишкой я участвовал в освободительной войне*, ты служил в министерстве дорог...
* Так буржуазные историки называли войну против Красной гвардии.
Этот разговор очень сильно повлиял на Элиаса. Вместо того чтобы поехать на Ласнамяэ, он принялся бесцельно блуждать по городу.
Вечером он навестил Ирью.
Рядом с ней все страхи куда-то улетучились. До Ирьи - Элиас сразу это понял - еще не дошли слухи о том, что его должны были арестовать. А сам он не стал ничего рассказывать. Зачем пугать ее и портить себе короткие минуты счастья? В поведении Элиаса было столько нежности и одухотворенности, что Ирья окончательно преодолела свою застенчивость. Тетка Ирьи, у которой она жила, ушла из дома, и им не надо было обуздывать свои чувства.
Но утром Элиасом опять овладел страх. Рядом с ним беззаботно спала Ирья, прикрывшаяся одеялом лишь наполовину. В открытом окне светилась дивная заря раннего лета. И, скользнув "взглядом по голым женским плечам, Элиас с болью осознал, что если он уедет из Таллина, то никогда больше не увидит Ирью. И навсегда потеряет то большое и единственное, что едва обрел. Смутное предчувствие все увеличивалось, все разрасталось, пока не погребло под собой все остальное.
Ирья проснулась очень рано. Часы еще не пробили шесть.
- Ты так и не спал? - удивилась Ирья.
- Спал, - решил не огорчать ее Элиас. - Только сейчас проснулся.
И начал целовать ее.
Подсознательная боязнь того, что они, возможно, больше не увидятся, желание оттянуть, хоть на несколько мгновений, их расставание и полностью забыться - все это, наверное, проявилось и в его Ласках, потому что и Ирья отвечала на них совсем не так, как прежде.
Сейчас, в Вали, Элиас больше всего жалел о том, что не рассказал Ирье об угрожавшей ему опасности. Он не видел больше никакой возможности вновь завоевать доверие Ирьи. Конечно же она обо всем уже знает и старается вырвать его из своей памяти.
Да, он жалел, что не сказал Ирье правду. Что уклонился от ответа на ее прямой вопрос, лишь пробормотал что-то насчет временных неприятностей и сбежал. Сбежал, как трус. Он хотел пощадить ее, но хороша пощада, если теперь ей приходится слышать, что он скрылся неизвестно куда. На работу не ходит, и еще милиция его ищет... И если Ирья сейчас думает о нем самое плохое, так виноват лишь он сам. Да и что ей остается, кроме как считать его проходимцем? Обыкновенным проходимцем.
Он испытывал мучительную тоску по Ирье. В ее присутствии - так ему казалось - было бы легче перенести эту неопределенность в отношении того, что с ним может случиться. Ирья сказала бы ему то же самое, что и Руутхольм, Элиас не сомневался в этом: "Спокойно продолжай работать". Нет, пожалуй, Ирья посоветовала бы ему вести себя еще более мужественно. Скажем, пойти и объяснить, как обстоит дело. Это было бы в сто раз честнее и мужественнее, чем так наивно давать стрекача.
Дни, которые Эндель Элиас провел на хуторе у зятя, не были легкими. С виду Элиас держался спокойно, бывал временами даже весел, на самом же деле ему было очень не по себе.
Ойдекопп повадился вести с ним беседы. Приходил он большей частью в сумерках, и Элиас догадался, что Ойдекопп человек осторожный, избегающий посторонних глаз. Ойдекопп знал, что Элиас бежал из Таллина, н не делал секрета из того, что и сам он скрывается.
Элиас разговаривал с Ойдекоппом вполне откровенно. Не скрывал, что не ждет от будущего ничего хорошего.
- Нельзя же без конца сидеть в кустах. Рано или поздно придется явиться в милицию и сказать: вот и мы, поступайте с нами, как сочтете нужным.
Он с интересом ждал, какой ответ даст на это Ойдекопп.
- В лесах собирается сейчас все больше народу, - принялся рассуждать Ойдекопп. - Пошарьте вокруг - мы с вами не единственные дачники. Как сказал Юло, хуторяне сейчас одним глазом следят за хозяйством, а другим - за дорогой: нет ли там кого подозрительного. На ночь кто забирается в стог, а кто в хлев или амбар, иные же прямо в лесной чаще свой бивак разбили. Да-да, мы с вами вовсе не исключение. С одной стороны, это упрощает ситуацию, с другой - усложняет. Отсиживающихся много, и милиционеров на всех не хватает, что само по себе хорошо. Но люди в лесах рано или поздно привлекут внимание властей, - стало быть, вскоре начнутся крупные облавы, а это уже плохо.
Рассуждения Ойдекоппа были логичны, но почему-то раздражали Элиаса.
- Не вижу никакого выхода. В течение месяца-двух, ну, допустим, года мы сумеем отсидеться. Что это за жизнь?.. В конечном счете нам никуда не скрыться от того, что нас ждет.
- У меня такое чувство, что если мы продержимся месяц-другой, значит, мы выиграли, - сказал Ойдекопп.
- Война? - спросил Элиас, Ойдекопп ответил не сразу.
- Война между Германией и Россией неизбежна. Поговаривают, что она начнется не сегодня-завтра.