Девчонки все разом бросились, пачкая помадой, целовать его, парни трепали по короткому ежику волос.
— Спасибо, чуваки!.. — растроганно сказал Фред.
Они простились на улице.
— Не забудь, Фред, — сказал Дрын. — Первым делом как прилетишь — привет американским чувакам от нас от всех!.. Представляешь, — мечтательно вздохнул он, — выходишь на их Бродвей — и ни одного жлоба, только наши!..
— Ну… пока, чуваки!.. — Фред улыбнулся через силу и пошел, отступая назад, подняв руку над головой.
Стиляги грустно смотрели ему вслед, пока он не слился с одноцветной толпой прохожих…
Мэлс вприпрыжку сбежал по гранитным ступеням института. На нижней стояла Катя, держа в опущенных руках портфель.
— Здравствуй, Мэлс.
— Привет, комиссар.
— У меня есть имя. Ты уже забыл?
— Здравствуй, Катя, — с расстановкой произнес он.
— А по-вашему как я буду — Кэт? — усмехнулась она.
— Страшно представить! — засмеялся Мэлс. — Кого-то ждешь?
— Тебя… — она замялась, опустила глаза. — Ты не мог бы мне помочь? По старой дружбе… Понимаешь, у нас дома проигрыватель сломался. Ты же лучше всех в этом разбираешься.
— Как это будет по-вашему — «Всегда готов!»? — отсалютовал Мэлс.
— По-вашему, по-нашему, — досадливо сказала она. — Будто в разных странах живем.
— Только одно условие, Кать, — без агитации, ладно?..
Они вышли на набережную. Прохожие во все глаза смотрели на странную пару — строго одетую девушку рядом со стилягой, обходили стороной и оборачивались вслед. Катя мучительно неловко ощущала себя под перекрестными взглядами, шла, опустив голову. Тетка в мужском пиджаке с орденом на груди догнала ее, гневно проговорила:
— Ну он-то стиляга — только в зоопарке детей пугать, но ты же девушка! Как не противно рядом-то идти? Хоть значок бы комсомольский сняла! — она развернулась и пошла обратно.
Мэлс искоса с любопытством наблюдал за Катей.
— Не мучайся, Кать, — не выдержал он. — Хочешь, я по той стороне пойду? У дома встретимся.
— Нет, — не поднимая головы, упрямо сказала она. — Скажи, Мэлс, — спросила она через пару шагов, — просто хочу понять… что ты сам чувствуешь, когда на тебя вот так смотрят?..
— Мне нравится, — беспечно ответил Мэлс. — Весело же! — Он запрыгнул на чугунную решетку парапета и пошел над плещущей далеко внизу темной водой.
— Ты что, упадешь!
— Ну что, стрелять тех, кто не такой, как ты? Ведь здорово, Кать, если все будут разные — я такой, она такая, ты совсем другая… — широким жестом указал Мэлс. Потерял равновесие и взмахнул руками.
— Слезь сейчас же! — взвизгнула Катя.
Он спрыгнул и пошел перед ней спиной вперед.
— Я не хочу быть другой, — покачала она головой.
— Почему?
— Ты можешь идти нормально?
— Ну почему?
— Потому что не считаю себя лучше остальных.
— Да не лучше! И не хуже. Просто — другая. Понимаешь?
Она только неуверенно пожала плечами.
Мэлс колдовал над разобранным проигрывателем.
— У тебя тонкая отвертка есть? — крикнул он.
— Сейчас посмотрю… — откликнулась Катя из другой комнаты.
— Такая? — спросила она.
Мэлс обернулся — и замер, открыв рот. Катя стояла в дверях в светлом легком платье, просвеченном сзади солнцем из окна. Волосы были уложены по-другому, свободнее. В одной руке она держала вазу с фруктами, в другой бутылку муската и зажатую между пальцев отвертку.
— Такая? — повторила она.
— Катя… — обрел наконец дар речи Мэлс. — Ты не представляешь, какая ты красивая…
Она сама непривычно ощущала себя в новом наряде.
— Мамино… Тебе нравится?
— Я первый раз вижу тебя в человеческом платье.
— Спасибо! — надулась она и прошла к столу.
— Нет, правда! Ну, подожди! — Мэлс перехватил ее и подвел к зеркалу. — Посмотри, какая ты красивая!
Смущенная Катя, неловко расставив руки с бутылкой и вазой, смотрела на свое незнакомое отражение…
Потом она, раскрасневшаяся от вина, сидела с Мэлсом за столом, возбужденно рассказывала:
— Столько всего было за это время! Ты представляешь, Семен вооруженного преступника взял, один на один! Мы уже позже подоспели. На вокзале. Он с ножом был, а Семен прямо за лезвие голой рукой схватил. Теперь в гипсе ходит.