Они уселись за подготовительную работу. С написанием автобиографии, равно как и с заполнением листка по учету кадров затруднений не было - дело привычное, и, к тому же, на всякий случая у Игоря в записной книжке всегда лежало несколько собственных фотографий паспортного размера. Затем на столе появились бланки так называемой справки-объективки, в которую, наряду с некоторыми данными, уже отраженными как в автобиографии, так и в личном листке, полагалось вписать всю собственную подноготную, прежде всего, подробные сведения о всех ближних родственниках вплоть до девичьей фамилии матери. Хотя эта справка была Игорю уже знакома по его единственной к тому времени загранкомандировке в уже не существующую ныне братскую тогда ГДР, но необходимость ее повторного заполнения по такому, если так можно выразиться, “домашнему” вопросу показалась Игорю несколько странной. Когда же Игорь, не утерпев-таки, спросил у проверявшей его ответы начальницы, а зачем, собственно, нужна девичья фамилия его матери для решения вопроса о его членстве в редколлегии, не предусматривающем, вроде бы, никаких загранкомандировок и неплановых личных контактов с иностранцами, то перед его глазами немедленно появилась некая (секретная, разумеется!) инструкция по поводу правил представительства советских граждан в международных организациях (Игорь сразу вырос в собственных глазах!), где красным карандашом был обведен раздел, перечислявший документы, необходимые для оформления такого представительства, и среди этих документов после автобиографии, характеристики и листка по учету кадров и шла эта самая справка-объективка, которая, естественно, никак не могла считаться правильно заполненной без включения в нее постоянно раздражавшей первоотдельцев девичьей фамилии игоревой матери. Это Игоря убедило.
- Ну, вот и управились, - удовлетворенно произнесла начальница, - Теперь нужна только выписка из решения Ученого Совета, что Институт вас для этого дела рекомендует, и с нашей стороны все будет закончено. Вы мне эту выписочку принесите, я ее подошью в дело, и направлю все сразу в министерство, а вам скажу, кому звонить. Ученый Совет на следующей неделе. Я секретаря уже предупредила. И с Директором говорила. Вопрос в повестку дня включат. Никаких осложнений не предвижу. Так что жду с выпиской.
Игорь тоже стал ждать. На этот раз Ученого Совета. Не прошло и недели, как все свершилось в полном соответствии с предсказаниями первоотдельской начальницы. Он попал в обсуждаемое в конце Совета “разное”. Особого интереса игорев вопрос не вызвал, и его проголосовали в одной куче с одобрением представленных за рубеж статей, симпозиальных докладов и предполагаемых загранкомандировок сотрудников. Как всегда (или, точнее, как почти всегда - поскольку в редких случаях Директор или ученый секретарь, обычно представлявшие такие вопросы Ученому Совету, голосом давали почувствовать понятливым членам высокого собрания, что в данном конкретном случае поспешного одобрения не требуется; и сбоев на памяти Игоря не было) голосование было единогласным, и уже на следующий день он получил от ученого секретаря пропечатанную гербовой печатью выписку из протокола давешнего заседания. Они свидетельствовала, что Ученый Совет единогласно одобрил предложение рекомендовать Игоря для вхождения в международную редколлегию и даже напутствовал его пожеланием твердо проводить в составе этой редколлегии характерную для наших родных партии и правительства линию на мир, разоружение и интернационализм, а также регулярно знакомить зарубежных коллег с последними постановлениями Политбюро и ЦК КПСС, равно как и с достигнутыми в результате этих постановлений успехами и победами отечественной науки... Уф! Эту замечательную выписку Игорь и отнес в клювике все к той же большой железной двери в стене.
На институтском уровне все было готово. Еще через три дня первоотдельская начальница снова пригласила Игоря в свой кабинет, где и сообщила, что его бумаги со всеми необходимыми сопроводительными документами и даже с подписанным институтским треугольником ходатайством о разрешении международного представительства уже в министерстве, и он должен созвониться по сообщенному ему тут же телефону с неким Петром Федоровичем, который и будет далее вести его дело. На следующий день, в час назначенный (и весь этот бред Игорю вовсе не снился!) он позвонил, куда требуется, и исключительно любезный баритон назначил ему рандеву еще через два дня, объяснив, как лучше Игорю отыскать его кабинет в бесконечных министерских коридорах.
III
Когда в положенное время Игорь оказался в положенном месте, то в уютном кабинетике на втором этаже, с окнами в зеленый двор, его встретил этот самый баритональный Петр Федорович. Он оказался подтянутым мужичком лет сорока пяти при галстуке и в дымчатых очках. Он сразу сообщил Игорю, что находится в полном курсе его дел, постарается сделать все, от него лично зависящее (по интонации, с которой это было произнесено, Игорь понял, что зависит от него немало), чтобы помочь как Игорю лично, так и представительству советской науки в международных кругах в целом, и любезно предложил присесть.
- Так, работа нам предстоит долгая, - деловито сказал подтянутый Петр Федорович. Игоря бросило в пот, - Для начала вы мне расскажите историю вашего знакомства с этим американским господином, который вас зовет в редакцию. Так сказать, ха-ха, когда, где, и с какими целями? А потом то же самое быстренько изложите в письменном виде.
- Так и рассказывать нечего! Был симпозиум в университете. Я там доклад делал. Он несколько вопросов задал. Я на них, по-моему, очень неплохо ответил. Тем более, что у нас к тому времени были уже получены очень интересные данные. Вот и все. А потом письмо пришло.
- Э, так мы далеко не уедем, - огорчился Петр Федорович, - Как это нечего рассказывать? Еще как есть чего! Что за симпозиум? Кто его организовывал? Кто вас пригласил? Кстати, а копии приглашения у вас не сохранилось? Кто там из иностранцев был и что это за люди? Чем этот ваш редактор занимается? Насколько близко к вашей тематике? Хорошо бы, кстати, пару ссылок на его работы, чтобы видно было, что он действительно в ваших делах разбирается, а не по какой-то другой причине к вам внимание проявил. Как он вопросы задавал - из зала или лично к вам в перерыве или после заседания подошел? Если в перерыве или после заседания, то кто еще из советских ученых принимал участие в разговоре? А если никто не принимал, то кто его хотя бы слышать мог? Говорил ли он о чем-нибудь, кроме науки? Задавал ли вопросы личного характера - о семейном положении, об интересах, ну и так далее? Получал ли кто-то еще из участников от него какие-нибудь письма или приглашения? А от других иностранцев? Теперь про ваши ответы. Что за “данные” вы использовали в своих ответах? А в докладе? Есть ли копия разрешения Главлита? Что в этих данных могло американцев особенно заинтересовать? Кто у них над этим работает? Возможен ли промышленный выход? Если да, то когда? Вот видите, сколько всего нам прояснить надо! А вы говорите - “и рассказывать нечего”!
В первый раз за все время своего “дела” Игорь почувствовал настоящий ужас. Этот дымчатый Петр Федорович показался ему существом из другого мира. О чем он говорит? Какое отношение его вопросы имеют к редколлегии? Как вообще на них можно ответить? В Игоря уже начал проникать обездвиживающий архетипический страх перед “органами”, которые из любой простой и понятной ситуации при помощи вот таких вопросов могут построить не то что его “дело о вхождении в редколлегию”, а вообще любое “Дело” и, к тому же, по любой статье!
Петр Федорович был явно доволен произведенным впечатлением и несколько ослабил вожжи:
- Ну, я не говорю, что вам именно на все эти вопросы надо отвечать. Это я как бы для примера. Чтобы вам не казалось, что все так безобидно и само собой. Чтобы вы поняли важность вопроса, а не то что просто - “приглашение оттуда, согласие отсюда”. Всегда стоит попытаться понять, нет ли какого второго плана. Вот мы с вами и попробуем. А уж, конечно, кто из иностранцев приезжал, кто их приглашал, кто вас приглашал, какие вопросы их интересовали - я и без вас узнаю: во-первых, все положенные бумаги запросим от того, кто оргкомитет курировал, во-вторых, отчеты участников. Так что это пусть вас не волнует. Давайте именно на вашем контакте сосредоточимся.
За время второго монолога Петра Федоровича Игорь несколько взял себя в руки и сформулировал свой ответ Керзону:
- Понимаю, Петр Федорович, и, на что могу, постараюсь ответить. О симпозиуме вы сами сказали, что вам проще из первоисточников выяснить, чем через меня, тем более, что про организационную сторону дела я и правда ничего не знаю. Самого пригласили - уже спасибо. Само приглашение у меня, разумеется, в бумагах сохранилось. Так что хоть копию хоть оригинал я вам в любой момент представлю. Разрешение Главлита на доклад у меня, конечно, есть. Тоже могу представить. В ответах был только материал, который уже находится в печати, и тоже со всеми положенными разрешениями (тут Игорь, безусловно прилгунул, но проверке это практически не поддавалось, да и все равно даже параноик не смог бы найти в их делах ничего, требующего засекречивания). Про технологическую сторону дела в целом, я, к сожалению, не в курсе, но вот что от наших опытов до реальной технологии - дистанция огромного размера, вам любой эксперт подтвердит, если уж вы в моих словах усомнитесь. Американца я этого до симпозиума знал только по статьям, да и откуда бы мы могли встретиться - он в Союзе, как сам говорил, был в первый раз, а я до Америки никогда не добирался. Так что увидел его лично впервые именно в зале заседаний. Вопросов он задавал много и исключительно научного свойства. Часть он спрашивал в зале во время общей дискуссии, а еще несколько задал потом, в перерыве, но рядом было много других участников, и разговор был общим.
- Вот вы все эти вопросики мне в письменном виде и перечислите.
- Да как же я могу их все вспомнить, когда симпозиум уже полгода назад был!
- А вы постарайтесь - ведь это вам надо редактором стать, а не мне, правда? Давайте, как помните.
После этого “как помните” Игоря вдруг осенило, что и Петр Федорович тоже на самом деле не так уж и докапывается до непонятной самому Игорю какой-то глубинно-извращенной сути, а, по преимуществу, отбывает номер, хотя, конечно, от какой-нибудь случайной информации тоже не откажется. Но в целом, ему не так уж и важно, что именно изложит Игорь, как важно, чтобы лист с его “мемуарами” был в деле.
- Хорошо, в целом я, разумеется, помню, о чем шла речь, так что думаю, что разговор реконструировать смогу,
- Замечательно, - обрадовался Петр Федорович, - вот вам бумага, вы прямо и пишите. Можно даже не все вопросы, а пять-шесть основных, понятно?
Игорю уже было понятно, и он вовсю строчил. Через пятнадцать минут бумага была в руках дымчатого, который все это время провел за чтением “Правды”. Он быстро просмотрел листочки.
- Отлично. Как раз то, что надо. С вами легко работать. А то, бывало, по полдня толкуешь, пока человек поймет, что от него требуется!
Он дружески улыбнулся Игорю.
- И даже не забыли указать, что знали американца только по статьям, и что он близкими вам вещами занимается, так что ваши достижения мог адекватно оценить. Замечательно. Это важный элемент. В общем, беседой с вами я вполне удовлетворен. Теперь мне надо будет записочку составить для руководства. Для этого вы мне опишите ваши предполагаемые обязанности в журнале и дайте ваши соображения о возможности использования его в качестве трибуны для пропаганды наших достижений. Да, и не забудьте приложить фотокопию обложки, титульного листа и списка редколлегии.
-Так ведь журнал еще не выходит!, - ошарашенно взмолился Игорь, - откуда же я все эти копии возьму? И списка редколлегии у меня нет. А письмо этому своему предполагаемому главному редактору писать и спрашивать, кого он еще зовет, так это просто неэтично, а я дураком даже про вашей просьбе выглядеть не хочу. Он меня тогда вообще отменит, и не будет у нас с вами трибуны для пропаганды. Вообще-то состав редколлегии всегда в самом журнале печатают, но ведь он еще и не выходит! Я же вам говорю! Это же замкнутый круг какой-то!
- Ну, не выходит, так начнет выходить. Тогда и сделаете все копии и мне передадите, - успокоительно произнес Петр Федорович, - Особой спешки ни у кого нет.
- Как это, “ни у кого нет”? Вы же сами знаете, что мое согласие уже там! Значит надо, чтобы разрешение до выхода первого номера было получено. А то ведь это просто какая-то ерунда будет - просить о разрешении на вхождение в редколлегию, представляя в качестве одного из документов список редколлегии, в котором уже будет моя фамилия? За кого нас примут?
- А вот это пусть вас не волнует. Наше дело - все бумаги по правилам запустить, пусть даже вы с вашим письмом и поспешили. И никто в вас камень не кинет, что вы уже в списке, а все еще разрешения просите. Именно в том, что вы его просите, и есть гарантия против возможных для вас осложнений. Неужели вы этого сами не понимаете?
- Убей Бог, Петр Федорович, не понимаю!, - Игорь решил использовать установившуюся атмосферу спокойного разговора для самообразования, - Да я вообще не понимаю, зачем такой огород из-за такой мелочи городить? Ну, пригласили меня. Ну, согласился. И ради какой-то непонятной подстраховки столько бумаг, ваше время на это уходит, нашего первого отдела, Директора, ученого совета. Для чего? Это же даже не выезд за границу!
- Как вы не можете понять, что мы для вас же стараемся! Ваши интересы и ваше спокойствие охраняем! - взыграл Петр Федорович.
- Как это? - удивился Игорь, - Как вообще мое спокойствие может пострадать, если я окажусь в редколлегии?
- А очень просто, - торжествующе разъяснил Петр Федорович, - представляете, что с вами может быть, если этот ваш журнал решит опубликовать какие-нибудь антисоветские материалы? В наших глазах вы будете точно так же ответственны за их появление, как и их авторы. Надеюсь, не надо разъяснять, какие могут быть последствия вашего участия в антисоветской возне?
Разъяснять было, действительно, не надо, но высказать некоторое удивление Игорь себе позволил:
- Да зачем же чисто естественно-научному журналу вдруг публиковать что-нибудь антисоветское? Посмотрите любой аналогичный - кроме научных статей и информации о предстоящих конференциях они ничего и не печатают! С чего вдруг? Под какой рубрикой?
- Ну, хорошо, - нехотя согласился Петр Федорович, - Может быть, ничего прямо антисоветского они печатать и не станут. Но вот что вы будете делать и как отмываться, если, к примеру, этот ваш журнал вдруг опубликует от имени редколлегии письмо в поддержку Сахарова? Так сказать, якобы, солидарность ученых. Это-то может быть? В каком вы тогда окажетесь положении? Снова антисоветчика?
Тут Игорь даже несколько растерялся, и пока он подыскивал ответ, Петр Федорович, почувствовав эту его растерянность, тут же назидательно произнес:
- Вот видите - и крыть нечем! А мы как раз стараемся вас от всех подобных неприятностей предохранить. Ведь если вы сами решение примете, ни с кем не посоветовавшись, то на вас и будет вся ответственность. С вас и спросят по всей строгости закона. А вот если у вас будет официальное разрешение на участие в редколлегии, то с вас уже и спроса никакого. Тогда уже нам придется у руководства отдуваться, как это мы просмотрели. Так что видите, на самом деле мы вашу жизнь облегчаем, а вы все на нас как на какую-то помеху смотрите.
Вроде бы, даже обиделся несколько на игорево невнимание к его работе любезный Петр Федорович. Игорю, однако, пришел в голову еще один интересный вопрос:
- Хорошо, - сказал он, - я все это понимаю. Но ведь, если в случае чего отдуваться придется вам, ну, или кто там это разрешение выдаст, то какой тогда вам резон вообще такие разрешения выдавать? Лучше уж никогда и никому не разрешать, а то ведь всего предусмотреть невозможно, а вам только зря страдать придется! К тому же, даже если я только на свой страх и риск все решения приму, то ведь, как я понимаю, все равно, случись чего, так и Директора и вас тоже по головке не погладят. Так что в любом случае это никому не выгодно. Вот мне и не разрешат при любом раскладе. Может такое быть?
- Нет, - решительно не согласился дымчатый Петр Федорович, - если это в интересах государства, то никто препятствовать вам не будет, сами еще поторопим. Так что тут даже не сомневайтесь. И о своем согласии не беспокойтесь. Раз уж мы теперь дело по официальным каналам запустили, то теперь не важно, есть вы на обложке или нет. Просто, даже если вам в конце концов вдруг не разрешат, то попроситесь в отставку по состоянию здоровья или еще что-нибудь в этом роде. А пока идите и ждите первого номера, чтобы быстренько переправить мне обложку и список. И обязательно приложите хоть на листок справочку про главного редактора. Все, что про него известно. Где работает, где статьи публикует, о чем, и все такие мелочи. Вам это просто будет. Ведь это даже хорошо, что он к нам так тянется, если, конечно, от души, а не для чего еще. И сразу ко мне. Договорились?
IV
Игорь покинул Петра Федоровича со смешанным чувством облегчения и одновременного участия в театре абсурда. И с отчетливым ощущением, что разрешения ему не видать никогда. Но, во всяком случае, первый отдел и Директора он успокоил тем, что дело завертелось. Все порадовались в связи с его (а заодно, и собственным) спасением от неприятностей. И он стал ждать.
Ждать пришлось долго. Первый номер журнала пришел к нему примерно через год. Журнал выглядел на зависть симпатично, тем более, что на внутренней стороне обложки в составе международной редколлегии было напечатано и его имя. Но о договоре с Петром Федоровичем он не забывал, и позвонил ему тут же. Тот был жив-здоров и даже помнил Игоря и его деликатное дело, и ждал Игоря со всеми потребными бумагами все в том же кабинетике. На следующий день Игорь и принес ему ксерокопии обложки журнала и списка редколлегии вкупе со страничкой про научные достижения главного редактора. Петр Федорович был совершенно удовлетворен.
- Теперь все в порядке, - порадовался он за Игоря, - Сшиваем все в папочку и отправляем в инстанцию.
Слово было непонятным по смыслу, но понятным по существу, хотя и не проясняло дальнейшего хода событий.
- Ну, и как дальше?, - поинтересовался Игорь, - А что с папочкой инстанция эта самая будет делать? И когда они решение примут? И как я узнаю?
Петр Федорович усмехнулся:
- Да вам-то разве теперь не все равно, раз все идет по правилам?
- Интересно, все-таки!