— Но это чудовищно! Сначала тебя отправляют в мир дикарей, потом решают, что ошиблись и свистят, чтобы ты вернулся!
— Нет, — возразил Эш. — Меня не заставляли. Я не обязан был принимать предложение. Просто все сошлись на том, что люди здешнего общества, по нашим данным, должны быть ближе всего к той эпохе, к которои приспособлен я. Не надо было мне приходить. Я должен вернуться.
— «Все сошлись на том»! И ты говоришь… Да это и есть давление, принуждение! И делали вид, что это тебе на пользу! Неизвестно еще, кто больше дикари — мы или твой народ!
Эш не стал спорить, защищая тех, кто угрожал Нэн лишить ее мужа. В своем смирении Эш считал соотечественников неизмеримо выше себя.
— Ты, конечно, не уедешь?
— Я им нужен.
— Ты нужен и мне. И маленькому Эшу.
— Нельзя же сравнивать, — он мягко улыбнулся. Нужен я одному-двум людям — или миллионам. Зов любви и утешения нельзя противопоставить зову жизни.
— Ты не уедешь?
— Пока ты сама не скажешь мне, чтобы я уезжал.
На другой день она бродила по саду, вспоминая, каким он был запущенным до появления Эша, какое лицо было у Джози, какое у нее самой было беспокойное сердце. Потом пошла туда, где накануне услышала муеыку. Музыка звучала и сегодня — и было в ней нечто сверхчеловеческое. Она не просила, не убеждала, не спорила. Она звучала сама по себе. Нэн слушала долго, кажется, несколько часов. Потом вернулась домой. Эш обнял ее — и в который раз Нзн поразилась тому, что в его объятии столько нежности.
— Ох, Эш — только и воскликнула она. — Ох, Эш!
И добавила: — Ты вернешься?
— Надеюсь, — сказал он серьезно.
— Когда же ты… уезжаешь?
— Как только улажу дела. Но ты же всегда помогаешь мне, так что… много работы не будет. — Он улыбнулся. — Я сяду в поезд в Хенритоне. Подумают, что я уехал на Восток. Позже ты сможешь сказать, что-меня задержали дела. Может быть, через несколько месяцев ты с сыном приедешь ко мне.
— Нет. Я останусь здесь.
— Люди подумают…
— Пусть их, — сказала она решительно. — Пусть думают.
— Ты знаешь, я смогу найти тебя где угодно, если вернусь.
— Ты не вернешься. А если вернешься — найдешь меня здесь.
С урожаем все было в порядке, как и обещал Эш.
Нэп справлялась с денежными делами легко, ведь она вела их одна со дня смерти отца, Эш никогда не вмешивался. Торговцы перебивали зерно Мзксиллов друг у друга. Но что будет через год? И сама Нэн, и земля могут увянуть без забот Эша…
Нэн понимала, что музыка, зазвучавшая внезапно, существует лишь в ее воображении. Но иллюзия была так сильна, так невероятно сильна, что на минутку Нэн почувствовала, будто она различает голос Эша, будто слышит его нежные, утешающие слова…
— Да, — сказала она вслух. — Да, конечно.
Он увидела будущее. Теперь Нэн сама будет ходить по участку, поднимать комки земли… будет погружать руки в мешки с семенами, трогать молодые побеги, почки на деревьях…
Никогда не станет уже так, как при Эше. Но земля сохранит плодородие, фруктовые деревья принесут плоды… нет, не такие сочные и изобильные, как прежде Но все будет расти — и помогут земле руки Нэн. Обычные пятипалые руки.
Эш приходил не напрасно.
Космопорт на Мондарране IV был довольно маленький, какого и следовало ожидать от третьеразрядной захолустной планеты. В пустом багажном отделении Ригор Дэвидсон захватил свой чемодан и вскоре очутился на пыльной улице, залитой полуденным зноем.
Солнце типа G стояло высоко в зените. Взору открывалась грязная извилистая дорога, ведущая из космопорта в небольшую серую деревушку. Она почему-то именовалась городом и располагалась примерно в тысяче метров от порта.
Никто его не приветствовал. «Впечатляющая встреча», — только и подумал Дэвидсон, шагая по дороге в деревню, где ему суждено было провести ближайшие пять лет, если, конечно, он выживет.
Пройдя с полсотни шагов, он услышал, что за ним кто-то идет. Обернувшись, он увидел загорелого подростка, бодро шагавшего следом. Лет мальчишке было около одиннадцати, одежда его состояла из блестящих коротких шорт. Казалось, он куда-то спешил.
— Эй, паренек! — позвал Дэвидсон.
Мальчик замедлил шаг, вопросительно взглянул на него, а затем и совсем остановился.
— Только что приземлились? Я видел ваш корабль!
Дэвидсон усмехнулся.
— Да, только что. Куда спешим?
— Ведьма, — выпалил паренек. — Представление сейчас начнется, я не хочу опоздать, и вам не советую. Скорее, прибавьте шаг!
— Что за представление? — Дэвидсон весь внутренне напрягся.
— Они жгут ведьму, — отчетливо, по слогам, словно объясняя идиоту, ответил мальчик. — Быстрее, если не хотите опоздать, а если вам не интересно, то не задерживайте меня.
Дэвидсон зашагал быстрее, едва поспевая за мальчишкой, который в нетерпении продолжал поторапливать его. Пыль, поднятая их ногами, клубилась следом.
«Ведьма на костре — как вам это нравится?» — Дэвидсон содрогнулся при мысли об этом и с тоской подумал, что, скорее всего, Фонд Эспера послал его на верную смерть.
Фонд Эспера действовал незаметно, но эффективно.
Они нашли Дэвидсона, обучили его, развили его огромный потенциал телекинетических сил. А сейчас забросили его сюда для того, чтобы он научился НЕ ПОЛЬЗОВАТЬСЯ своей огромной мощью.
Все это объяснил Ллойд Кечни, его личный инструктор. Кечни был худощавым, подвижным мужчиной средних лет с ярко горящими глазами и нависшими над ними густыми бровями. Он работал с Дэвидсоном целых восемь лет.
— Ты чертовски способный телекинетик, — говаривал Кечни. — Фонд уже не в состоянии чему-либо еще тебя научить. Через несколько лет ты будешь само совершенство.
— Через несколько лет? Я думал…
— Ты лучший в своем роде, — отвечал Кечни. — Ты используешь свои телекинетические силы почти подсознательно, не задумываясь, — для тебя это так же естественно, как дышать воздухом. Но ты не умеешь их сдерживать. Когда-нибудь тебе придется об этом пожалеть. Надо научиться полностью держать под контролем свои импульсы. — Кечни наклонился ближе. — Ри, мы решили так: либо пан, либо пропал — ты первый, с кем мы так поступаем. Мы пошлем тебя на планету, где представления не имеют о телекинезе. Ты будешь ВЫНУЖДЕН скрывать свое могущество, иначе будешь сожжен на костре или закидан камнями за волшебство.
— А не могу ли я остаться на Земле и научиться этому здесь? — с надеждой спросил Дэвидсон.