Моонзундский архипелаг лежит у выхода из Рижского залива в Балтику. Его наиболее крупные острова — Сарема (Эзель) и Хиума (Даго). В июле 1941 года советские части, находившиеся на островах, были отрезаны от Большой земли. Три с половиной месяца продолжалась оборона архипелага. Шесть недель длились ожесточенные бои на самих островах. Советский гарнизон, состоявший в основном из моряков-балтийцев и частей 3-й отдельной стрелковой бригады, в небывало тяжелых условиях вел неравную борьбу. Четыреста километров до линии фронта, четыреста километров до Большой земли. Эвакуировать в таких условиях удалось немногих…
Впервые о героях Моонзундского архипелага я услышал после войны в небольшом прибалтийском городке. Местные жители рассказывали о том, что наш катер победил в бою с целым отрядом фашистских кораблей, о последнем защитнике полуострова Тахкуна — моряке, который бросился с верхней площадки маяка, чтобы не попасть в руки врагов… В то время я воспринимал эти рассказы как легенды, сложенные народом о героях войны, и только через несколько лет, когда стал заниматься военной историей, узнал, что многие из них достоверны.
Мне и раньше приходилось бывать на островах, но впервые для сбора материалов о защитниках архипелага я специально поехал туда в 1956 году.
Путешествие оказалось удачным.
С тех пор так и повелось: письма, поездки, встречи. Мне удалось разыскать многих участников боев, узнать о судьбах некоторых погибших героев.
Каждый год часть своего отпуска я провожу на островах, и передо мной все ярче вырисовывается подвиг балтийцев, совершенный в первые месяцы войны. И хотя ход боев на Моонзунде восстановлен далеко не полностью, я уже не могу не писать о героях островного гарнизона.
Нельзя, чтобы они «пропали без вести»! Пусть хоть через много лет о ратном подвиге героев Моонзунда узнают те, кто будет жить при коммунизме.
Много дней над Саремой — самым большим островом архипелага — перекатывался грохот орудийных залпов. Снова и снова гитлеровцы, уже захватившие Латвийское побережье, безуспешно пытались высадиться на остров.
Снова и снова фашистские транспорты пытались прорваться через Ирбенский пролив — мимо южного побережья острова — в Ригу. На корабли врагов обрушивались снаряды береговых батарей, бомбы самолетов и торпеды катеров, которые базировались на острове.
В тяжелых боях героизм выковывался как норма поведения. Героями обороны стали и артиллеристы башенной батареи № 315, которой командовал капитан Стебель.
«…С передового наблюдательного поста краснофлотцы Косов и Огольцов донесли о замеченных транспортах. Лейтенант Андрей Ш. по переговорным трубам сообщает обстановку личному составу, ставит задачи. Старший сержант Афанасьев внимательно следит за работой механизмов. Орудия подняли длинные стволы из укрытия…»
Так сообщал корреспондент газеты «Красный Балтийский флот» о первом боевом дне на батарее № 315. Лейтенант Андрей Шаповалов — это он упоминается в корреспонденции — был тогда командиром второй башни и хорошо помнит 12 июля 1941 года, день боевого крещения батареи.
«Мы стреляли долго, — писал он. — Стволы орудий накалились до того, что вспыхивала поднесенная к ним спичка. К концу стрельбы на правом орудии отказало продувание. Несколько последних залпов сделали без продувания стволов. Башня наполнилась пороховыми газами. Жара в блоке достигала пятидесяти градусов…»
В тот день комбинированным ударом в Ирбенском проливе было уничтожено несколько фашистских транспортов.
Над батареей завыли бомбардировщики с черными крестами. От разрывов вздрагивала земля. День, другой, третий… Фашистам казалось, что теперь уж 315-я наверняка замолчит. Но как только на горизонте появлялся вражеский транспорт, навстречу ему летели снаряды батареи капитана Стебеля… Балтийцы отлично замаскировались. В одном месте они установили деревянные орудия, и фашистская авиация усиленно бомбила эти ложные позиции.
Батарея занимала позицию на длинном, около тридцати километров, полуострове Сырве, соединяющемся с островом Сарема довольно узким и коротким перешейком. Когда стволы орудий смотрели на юг, в сторону Ирбенского пролива, этот перешеек и омывающая его бухта Лыу находились в тылу батареи.
Прошло два месяца со дня боевого крещения 315-й, когда 13 сентября к бухте Лыу приблизились фашистские корабли. Они сопровождали транспорты с солдатами.
Было ясно, что гитлеровцы стремятся отрезать батарею от остальных советских войск на острове. И опять — в который раз — в небо взметнулись «ястребки», ринулись в бой торпедные катера, ударили по врагу артиллеристы капитана Стебеля. Три вражеских транспорта пошли на дно. Однако фашистам удалось высадить десант на другом участке — на восточном побережье острова.
Несколько дней шли кровопролитные неравные бои. У гитлеровцев было огромное преимущество в артиллерии, минометах, автоматическом оружии и авиации. Когда стало ясно, что вражеский десант задержать невозможно, командование решило с боями отходить на удобный для обороны полуостров Сырве.
22 сентября фашисты достигли наших оборонительных рубежей близ бухты Лыу. Теперь 315-я развернула свои орудия — артиллеристы стали бить по врагу на суше, помогая своим обороняться. Две недели шли бои на полуострове. Потери фашистов были огромными. Позднее командир комендантской роты А. Борисов писал: «Не ошибусь, если скажу, что мы могли так долго продержаться на Сырве только благодаря батарее капитана Стебеля».
…В Центральном военно-морском архиве хранится наградной лист на имя капитана Александра Стебеля. Но награда не вручена — на листе написано: «Пропал без вести».
Узнать о дальнейшей судьбе капитана Стебеля удалось по рассказам тех, кто побывал в фашистском плену.
Бывший артиллерист А. И. Быков сообщил, что фашисты, захватив остров, настойчиво разыскивали среди пленных командира 315-й батареи. Перед одним из расстрелов его опознали и вывели из строя. Стебель подошел к яме, но гитлеровский офицер отрицательно покачал головой.
Александра Моисеевича увели. Вернувшись, он рассказал, что ему предлагали разминировать и восстановить 315-ю батарею. Стебель отказался. «Пусть немцы попробуют перекачать Балтийское море», — сказал он. Эти слова капитана, как выяснилось позже, — не просто сильное выражение. Батарея была затоплена, и когда в 1944 году, после освобождения Моонзунда, попробовали откачать воду из ее подземных помещений, это не удавалось. Работали мощные насосы, а уровень воды почти не менялся. В затопленные казематы спустили водолаза. С большим трудом он нашел несколько отверстий, соединявших казематы с морем…
Фашисты не раз предлагали Стебелю перейти к ним. Обещали новую батарею, высокие чины… После одной из таких «бесед» его привели избитого, окровавленного…
Теперь известно, что в конце 1941 года готовился массовый побег советских военнопленных из концлагеря Валка. Вот как рассказывает об этом бывший сержант 39-го артиллерийского полка Н. М. Зорин: «Говорили, что руководить будет капитан Стебель. Мы хотели уйти в лес партизанить. Ждали сигнала, но лагерь окружили войска, и обер-полицай крикнул:
— А ну, кто хочет свободы — выходи!»
Стебель стал готовиться к новому побегу, но фашисты об этом, видимо, узнали. Жестоко избитый капитан был брошен в карцер. Затем начались его скитания по фашистским тюрьмам Прибалтики.
Где оборвалась жизнь отважного балтийца? Товарищи, находившиеся вместе с ним, называют различные места — Ригу, Саласпилс, Валмиеру…
Двадцать лет прошло с тех пор, но популярность командира 315-й на Балтике настолько велика, что и сейчас о нем помнят многие. В письмах, которые я получаю, его имя упоминается очень часто. Но точных сведений о гибели капитана Стебеля получить пока не удалось.
Поздней осенью 1941 года моряки сторожевого катера с Ханко выловили недалеко от берега закупоренную бутылку. В ней лежала клятва защитников острова Хиума (Даго). Герои писали: «Товарищи краснофлотцы! Мы, моряки Балтийского флота, находящиеся на острове Даго, в этот грозный час клянемся нашему правительству и партии, что мы лучше погибнем до одного, чем сдадим наш остров. Мы докажем всему миру, что советские моряки умеют умирать с честью, выполнив свой долг перед Родиной.
Прощайте, товарищи! Мстите фашистским извергам за нашу смерть. По поручению подписали Курочкин, Орлов, Конкин. Полуостров Тахкуна».
Почти двадцать лет не удавалось узнать, при каких обстоятельствах написана эта клятва, в каких частях — в инженерном батальоне, на береговых батареях или на катерах служили подписавшие ее герои.
После того как в одной из газет был опубликован мой очерк о героях Моонзундского архипелага, мне удалось разыскать участника боев на острове Николая Прохоровича Кузьмина. Сейчас он работает в Ленинграде, на прядильнониточном комбинате «Красная нить», а в те тяжелые дни служил на Хиуме в береговой батарее капитана Алексея Никифорова.
Артиллеристы громили врага на море. А когда фашисты высадились на Даго, береговая батарея перенесла огонь на вражеский десант.
Батарея капитана Никифорова прикрывала эвакуацию наших частей с острова. Потом снаряды кончились. Командир приказал взорвать орудия. Тогда на батарее и состоялось последнее комсомольское собрание. Оно проходило в землянке. Обсуждался один вопрос: «Положение на острове», Председателем был один из комсомольских активистов, Курочкин.
— Все мы сегодня комсомольцы, — ответил он Кузьмину, когда тот напомнил, что еще не принят в ряды комсомола.
Решение комсомольского собрания было коротко и ясно: драться до последнего. На куске старой карты написали клятву. Это письмо Курочкин положил в бутылку, запечатал ее и бросил в море.
Трагическими были последние дни борьбы за остров. Спасение могло прийти только с моря. Но враг отрезал часть батарейцев от побережья. В этой группе оказались Курочкин, Антонов, Орлов, Питерский, Веркин, Аполлонов, Кузьмин и еще несколько человек.
Решили прорываться к морю. Пулеметчик Антонов прикрывал прорыв на опушке леса. С криком «ура» балтийцы поднялись в атаку. Фашисты открыли по ним ураганный минометный огонь. Кузьмин помнит, как бросился вперед, но его швырнуло на землю и он потерял сознание. Очнулся раненый моряк уже в плену. Вместе с ним были Аполлонов и Питерский. И они ничего не знали о судьбе остальных героев. Видимо, те погибли во время атаки. Случилось это 21–22 октября 1941 года.
Обо всем этом мне написал Кузьмин. И приблизительно в те же дни, когда я получил от него письмо, произошла моя встреча с Марией Ивановной Лоховой, работницей одной из московских фабрик. Брат Марии Ивановны пропал без вести на острове Хиума в 1941 году. Его звали Григорием Ивановичем Орловым.
Мария Ивановна волнуется, показывая мне письма и фотографии брата. И я волнуюсь не меньше…
У Григория простое русское лицо, крепкая фигура. На ленте бескозырки слова «Краснознаменный Балтийский флот», на груди значок ГТО. Неужели тот самый Орлов, подписавший клятву?
Но на этот вопрос может ответить лишь один Кузьмин, а он живет в Ленинграде…
Записываю данные, которые мне сообщает Мария Ивановна.
Григорий родился в тот памятный год, когда в стране победила Великая Октябрьская революция. И отец и дед его всю жизнь обрабатывали небольшой клочок земли в 40 верстах от Рязани. Трудились от зари до заката, но едва сводили концы с концами.
По-другому сложилась жизнь Григория, ровесника Октября. Он учился в сельской школе, потом окончил школу механизаторов, стал трактористом.
Подошло время призыва в армию. На медицинской комиссии, проверив здоровье, определили: «Годен во флот».
Орлов попал на один из балтийских эскадренных миноносцев. Затем его перевели на батарею береговой обороны.