— Искренне рад нашей случайной встрече, коллега, — мрачно пробурчал он. — Вы, очевидно, тоже в Вену. Надеюсь, во время вашего пребывания в этом городе там ничего не случится. — И, несколько смягчив интонацию в голосе, добавил: — Иначе я вас буду считать «летучим голландцем» двадцатого века.
Не ожидая ответа Кройцера, Линдеман повернулся и снова уселся в свое кресло. В течение всего полета он не обращал на Кройцера никакого внимания. Тот также старался не смотреть в сторону Артура.
После той памятной встречи, с Артуром Штумпф чувствовал себя гораздо увереннее, чем прежде. Он — старый пролетарий, потерявший свою ногу, защищая молодую Советскую власть, не мыслил себя вне борьбы. Поэтому, когда коричневая саранча хлынула на поля и дороги России — страны, с которой была связана его боевая молодость, он без всяких колебаний сделал единственный для себя вывод — продолжать бороться. Вначале ему приходилось трудно. Он был совершенно одинок. Конечно, думал он, ему все-таки гораздо легче, чем другим антифашистам. Ведь он с 1922 года работает на этом заводе и пользуется полным довернем хозяина. Начав с простого вахтера, постепенно стал превращаться в живую традицию завода. О его партизанском прошлом никто не знал. Все считали, что ногу он потерял в бою против партизан.
Когда новым хозяином завода стал Шисль, он сразу же повысил Штумпфа, сделав его начальником охраны. Во-первых, это был преданный заводу человек, а во-вторых, дело шло к войне, но в любом случае такого начальника охраны в армию не взяли бы.
С июня 1941 года Штумпф вел двойную жизнь. Он носился по объекту на своем протезе, тщательно проверял посты по ночам, следил за всеми случаями нарушения секретности в конструкторских бюро и в цехах. И одновременно он старался мешать чем только мог форсированному расширению производства на заводе Шисля. Он устраивал короткие замыкания, портил электромоторы у станков. Но все это были мелочи. Штумпф завел себе фотоаппарат и тщательно фотографировал все чертежи и расчеты, которые он по вечерам обнаруживал на столах нерадивых инженеров. Но все это накапливалось у него мертвым грузом, потому что ему было некому передать добытый с таким риском материал.
Темной сентябрьской ночью 1942 года он обходил цехи и услышал какой-то шорох. Рабочего Карла Млочника, австрийца чешского происхождения, он застал как раз в тот момент, когда тот, подобно самому Штумпфу, пытался вывести из строя электромотор. Так их стало двое. Потом появился третий — бывший токарь из Галле, мастер на все руки, который попал в кацет Маутхаузен за свое участие в боевой организации Германской компартии «Рот фронт». Уже из концлагеря он попал в его филиал на объекте «Флора». Свою фамилию токарь не называл. У него было только имя — Курт и номер, выколотый на левой руке. Именно Курт и придумал диверсию с заменой штампов, которая была затем сурово раскритикована Артуром.
Конечно, участникам своей группы Штумпф и словом не обмолвился о встрече с Артуром и стал с нетерпением ждать пополнения, которое обещал Артур. Новых заключенных не поступало весь октябрь, и только 10 ноября из Маутхаузена прибыла новая партия заключенных. Двое из них и оказались теми людьми, которых так ждал Штумпф.
Помня указания Артура, Штумпф не устанавливал сам связь с этими двумя «новенькими». Это сделал Карл Млочник, и весь дальнейший контакт поддерживался по цепочке через него. Один из вновь прибывших — Роберт Леман, был как раз тем человеком, в котором больше всего нуждался Штумпф. Несмотря на свои тридцать лет, Леман уже успел повоевать в Испании. В республиканской армии он был подрывником и снайпером. После поражения он, подобно другим антифашистам, бежал во Францию, где был арестован вишистскими властями и передан гитлеровской Германии. До 1943 года он успел побывать в трех концлагерях. Маутхаузен был четвертый по счету. О том, что с ним было на Пенемюнде, он по приказанию руководителя подпольной группы в Маутхаузене никому не рассказывал.
Две недели были потрачены Штумпфом на то, чтобы составить подробный план подземных цехов объекта «Флора», расположенных в громадной пещере. Затем Штумпф оставил план в заранее обусловленном месте в Вене и через неделю получил его обратно. Чья-то рука аккуратно отметила на плане места, которые должны быть заминированы. Возле каждой точки минирования было указано четким почерком количество взрывчатки, потребное для этого участка, и порядок минирования, с тем чтобы детонация от взрыва имела определенную направленность. Для осуществления задачи на объект требовалось скрытно доставить, замаскировать, а потом заложить пятьсот тридцать килограммов взрывчатки. Только такое количество могло обеспечить нужный эффект, о котором Артур говорил Штумпфу. Доставка этой взрывчатки оказалась самым трудоемким и рискованным делом. На территорию объекта вела только автомобильная дорога, и для транспортировки оборудования, сырья, деталей использовались грузовики. При въезде на объект каждый грузовик тщательно проверялся в соответствии с указаниями самого Штумпфа. Вахтеры залезали в кузов и придирчиво осматривали все, что там находилось, сверяли номера на ящиках с номерами в накладных.
У Штумпфа не было в личном распоряжении шофера, на которого он мог бы положиться. Поэтому доставку взрывчатки ему пришлось взять на себя.
На своем мотоцикле БМВ Штумпф всегда беспрепятственно въезжал на объект. С собой он обычно возил объемистый портфель, который прикреплял сзади к багажнику мотоцикла. Разумеется, никому из охраны и в голову не могло прийти проверить портфель своего шефа. А там умещалось целых восемь-десять килограммов взрывчатки.
Вначале Штумпф доставлял ежедневно только одну партию динамита, но через неделю подсчитал, что так ему придется возить взрывчатку по меньшей мере пятьдесят дней, а то и больше. Но это был слишком длительный срок. Пятьдесят дней риска, смертельной опасности, постоянной угрозы провалиться! Но самое главное — пятьдесят дней завод сможет беспрепятственно выпускать продукцию. Поэтому в некоторые дни Штумпф дважды — утром и после обеда — привозил на объект свой груз.
Содержимое портфеля получал Млочник, прятал его в надежные места, а затем передавал его по частям другим подпольщикам. Минировать приходилось только по ночам, так как днем в подземных цехах было слишком много народу, а некоторые места для закладки взрывчатки находились в самых видных участках. Но ночью проникать на объект могли лишь Штумпф и Млочник, так как всех заключенных вечером после работы отвозили в их бараки в двадцати километрах от объекта. Исключение составляли только несколько высококвалифицированных рабочих, среди которых был и Роберт Леман. Их заставляли работать по ночам над особо сложными деталями. Леман был самый знающий из всей группы в области минирования. Он проверял качество закладки динамита и, самое главное, должен был в нужный момент обеспечить его одновременный взрыв.
Наконец все было готово. Но случилось непредвиденное. Был брошен в карцер Леман. Причина его изолирования была неизвестна, а выяснять все обстоятельства не было времени. Теперь Штумпфу приходилось рассчитывать только на себя и Млочни-ка. Самый опытный среди них минер сидел в карцере и, возможно, подвергался допросу. Нужно было спешить.
На ночь на объекте остались Штумпф и Млочник. Вдвоем они могли в течение часа соединить вместе всю сложную систему детонаторов и наконец-то осуществить операцию.
Накануне Штумпф съездил в Вену и получил там указание приступить к операции только после бомбардировки наземных цехов объекта «Флора» советской авиацией.
Время тянулось мучительно долго. Наконец они услышали пронзительные звуки сирены. Казалось, прямо над ними раздались первые взрывы. Тускло светившиеся в подземном цехе электрические лампочки погасли как раз в тот момент, когда они собирались включить рубильник. Электросеть вышла из строя! Хорошо, что они предвидели это заранее и припасли аккумулятор от легковой автомашины. Но где гарантия, что его слабого тока будет достаточно для получения необходимой искры на таком большом расстоянии от главной закладки динамита.
Млочник молча схватил аккумулятор и бросился с ним в правый угол громадной пещеры, где была основная закладка взрывчатки. Да, это была верная смерть, но в этот момент они уже не думали о ней.
Штумпф быстро шел, чуть заметно прихрамывая, рядом с Млочником. Они поставили аккумулятор рядом с шурфом, молча пожали друг другу руки, и Млочник соединил две тонкие проволоки с аккумулятором. В последнюю минуту своей жизни старый партизан Штумпф почувствовал, как у него под ногами уходит вниз земля…
Была уже поздняя ночь, когда самолет приземлился на аэродроме Асперн под Веной. Холодный ветер заставил Артура поднять воротник пальто. Где-то сзади в группе других пассажиров шел Кройцер. Треск мотора самолета прекратился, и наступила тишина. Неожиданно с юго-западной стороны до Артура донеслись глухие раскаты, как будто где-то там шла гроза. Но зимой грозы не бывает. Он на минуту замедлил шаг, а. потом прямо направился к ожидавшему его большому семиместному «мерседесу».
Из «мерседеса» выскочил эсэсовец со знаками различия обершарфюрера и отсалютовал Линдеману. Артур кивнул головой в ответ и не спеша сел на заднее сиденье. Обершарфюрер завел мотор, и машина медленно двинулась по дороге с аэродрома.
В венский штаб СС Линдеман и Кройцер прибыли почти в одно и го же время. Там царил переполох, так как час тому назад произошел взрыв большой мощности на объекте «Флора». Оба быстро посмотрели друг на друга и разошлись в разные стороны.
В ту же ночь, едва перекусив с дороги, Кройцер выехал для ведения следствия на объект «Флора». После налета русской авиации наземные цехи завода представляли собой обгоревшие черные развалины. К месту, где раньше было расположено подземное производство, нельзя было подойти: там было теперь громадное углубление, быстро заполнившееся водой. Прибывшие из Вены специалисты заявили, что причиной обвала пещеры являются детонация от взрывов громадных бомб и движения почвы в нижней части пещеры — как раз над подземным озером.
Здесь, конечно, трудно было обнаружить и тем более доказать диверсию, но факт оставался фактом: завод перестал су-, ществовать. Правда, русской авиации кто то передал точные координаты завода. Это мог сделать только агент русской разведки. Но ему не обязательно было работать на объекте «Флора». Установить наземные объекты можно было и чисто визуальным способом. Перед Кройцером стала почти неразрешимая задача. Возможно, единственный выход — этот кацетник, который побывал уже на Пенемюнде и в Маутхаузене. Кажется, его зовут Леман. Нужно срочно допросить этого заключенного. Кройцер быстро направился к полевому «ханомагу», на котором он приехал сюда, и, не обращая уже внимания на других гестаповских чинов, пожарников, потрясенного директора Шисля, приказал шоферу немедленно отвезти его в лагерь, где находились заключенные, работавшие на объекте «Флора».
Из штаба СС Артур направился в девятнадцатый район Вены. Здесь, в небольшом отеле, он обычно останавливался во время своих приездов в бывшую дунайскую столицу. Он помылся, надел пижаму и лег. спать. На этот раз он долго не мог заснуть. Очевидно, сказывалось колоссальное напряжение последних дней и особенно встреча с Кройцером в самолете.
Теперь он окончательно убедился в том, что в отношении этой лисы Кройцера нужно срочно принимать самые решительные меры.
Перед отлетом в Вену Артур зашел к Рольфу Драйэкку, который рассказал Линдеману о том, что им несколько раз интересовался Кройцер. А это, по мнению Драйэкка, не сулило ничего хорошего для Артура. Словно угадывая ход мыслей Артура, Рольф достал из сейфа черную толстую папку, с надписью на обложке «Аскет», протянул ее Артуру и вышел из кабинета, сказав, что вернется через полчаса.
Линдеман по достоинству оценил деликатность Рольфа, так как эта папка представляла собой личное дело хауптштурмфюрера СС Кройцера.
Артур внимательно читал анкеты, аккуратные донесения о Кройцере, различные проверки на его родителей, характеристики преподавателей из Геттингенского университета, в котором учился Кройцер, представления к наградам, справки о расовой полноценности Кройцера.
И через все дело, со страницы на страницу тянулись измены, провокации, подлые убийства из-за угла, интриги, подсиживание сослуживцев — цепочка преступлений, неизменным участником и организатором которых был Густав Кройцер.
Линдеман тщательно запоминал все основные сведения из личного дела Кройцера: сын хозяина нотного магазина в предместье Мюнхена, лучший ученик в гимназии и самый прилежный студент философского факультета Геттингенского университета. К двадцати годам почти в совершенстве владел английским, французским и шведским языками. В студенческих попойках и разгуле не участвовал, за что получил кличку «Аскет». В 1931 году на него обратил внимание агент разведслужбы немецкой армии профессор римского права университета Алоис Хольц, который познакомил Кройцера с резидентом абвера священником католической церкви отцом Даниэлем. Тот проявил интерес к языковым способностям Кройцера и порекомендовал ему заняться изучением Восточной Европы и в первую очередь Советской Россией, ее- нравами, бытом, экономикой и политикой.
Первым заданием Кройцера был реферат на тему «Россия во взглядах молодого поколения Германии». Чтобы написать этот реферат, Кройцер сблизился со многими студентами левых убеждений, в том числе с одной группой, участников которой в университете считали «красными». Взгляды этих молодых людей были подробно описаны Кройцером в своем реферате, за который он получил от профессора «гонорар». Так Кройцер стал осведомителем. Он по-прежнему водил дружбу с социал-демократами, знал даже кое-кого из коммунистов. Многие из бывших приятелей Кройцера называли его теперь не иначе как «красный аскет».
По заданию того же профессора Кройцер взялся за изучение произведений Маркса, Энгельса и Ленина, делал многочисленные выписки из их трудов. Оставалось меньше месяца до защиты докторской работы Кройцера, посвященной Советской России, когда канцлером Германии президент фельдмаршал Гинденбург назначил ефрейтора Гитлера.
«Красный аскет» Кройцер был вскоре арестован штурмовиками. Найденные у него на квартире произведения Маркса и Ленина оказались достаточным криминалом, чтобы упрятать Кройцера в тюрьму и даже осудить к расстрелу. От казни Кройцера спас профессор Хольц, но за полгода, проведенные в тюрьме, Кройцер узнал все ужасы пыток и окончательно решил всегда быть на стороне сильных.
В личном деле Кройцера имелись сообщения о том, что его неоднократно включали в подпольные группы антифашистов в Германии, которые были впоследствии разгромлены гестапо.
Некоторые отчеты о действиях Кройцера — вначале агента, а затем официального сотрудника гитлеровской службы безопасности Артур прочел дважды: в них были детали, которые можно было впоследствии использовать против самого Кройцера.
И вот сейчас, безуспешно пытаясь уснуть, Артур снова вспоминал биографию этого опасного провокатора, который вместе с десятками тысяч ему подобных эсэсовцев, гестаповцев, штурмовиков, сотрудников службы СД, криминальной полиции, полиции нравов, строительной и какой-то там еще полиции, подобно цепному псу, служил фюреру и его клике.
Прибыв в лагерь, Кройцер не спешил допрашивать Лемана. Вначале он тщательно изучил все, что было написано о Лемане в журнале коменданта лагеря. Ничего особенного там не было. Леман ничем не выделялся от других узников и ни разу не попал в поле зрения гестаповских осведомителей, которые были и среди заключенных. Кройцеру это не понравилось. Из своего опыта он знал, что такое благополучие и спокойствие часто скрывает весьма опасные вещи. К тому же Леман — коммунист и участник боев в Испании, так что трудно было поверить в его пассивность и бездеятельность.
Срочно вызванные под благовидным предлогом два осведомителя подтвердили, что они ни в чем не подозревают Лемана. «Правда, — сказал первый осведомитель, худой человек с нервным блеском глаз, в прошлом известный «медвежатник», — этого Лемана довольно часто оставляли в подземном цехе на ночь, а ведь в это время контроль значительно слабее. И что он там делал, я не знаю».
Всем заключенным было уже известно о бомбардировке, и многие из них, особенно русские, не скрывали своей радости.
Наконец Кройцер распорядился привести в кабинет коменданта заключенного Лемана. Роберт вошел в комнату в сопровождении двух эсэсовцев и остановился у двери. Кройцер, сидя за столом напротив коменданта лагеря, внимательно рассматривал этого человека, от которого, возможно, зависела дальнейшая карьера хауптштурмфюрера.
Несмотря на истощенность Лемана, в нем чувствовалась большая сила рабочего человека. Свои крупные жилистые руки он сжал в кулаки, вместо того чтобы держать их по швам, как того требовал лагерный режим. Лицо Роберта также не понравилось Крейцеру: упрямый подбородок, волевой рот, насупленные брови и особенно глаза, не потерявшие своего блеска в ка-цет и с каким-то скрытым вызовом смотревшие на Кройцера. «С этим парнем, видимо, придется повозиться», — подумал про себя Кройцер и жестом приказал Леману подойти поближе к столу. Пока что Кройцер еще не определил линию допроса, но в данном случае нельзя было просто надеяться на свою интуицию и опыт контрразведчика. Скорее всего следовало загнать этого кацетника в угол неожиданными и конкретными вопросами, чтобы он почувствовал, что Кройцеру уже все известно.
Но в этот момент все расчеты Кройцера были опрокинуты Робертом. Неожиданно для всех он быстро повернулся к одному из стоявших позади него эсэсовцев, нанес ему резкий удар ногой в пах и вырвал из рук автомат. Кройцера спасло только то, что автомат был на предохранителе. Раздался сухой щелчок выстрела из парабеллума Кройцера, и Роберт рухнул лицом вперед, все еще сжимая в своих больших рабочих руках автомат. Ни на кого не глядя, Кройцер вскочил и выбежал из кабинета: от потрясения и минутного ужаса его начало тошнить.
Из лагеря Кройцер уехал в подавленном настроении: оборвалась последняя цепочка, которая могла его привести к русскому резиденту. Но мозг Кройцера по-прежнему лихорадочно работал, вспоминал все детали и мелкие факты, сопоставляя их, отбрасывая все ненужное и второстепенное. За последние полгода через его руки прошло несколько дел, казалось бы не связанных друг с другом, но ко всем этим делам имел, как правило, какое-то отношение хауптштурмфюрер СС Артур Линдеман.
Первая цепочка вела от Пенемюнде к объекту «Хохдрукпумпе». В ловушку на объекте никто не попал, но Линдеман приезжал туда.
Вторая цепочка: Леман на Пенемюнде, потом в Маутхаузене и, наконец, на объекте «Флора». Линдеман, правда, не был в Пенемюнде, но посещал примерно в это же время и кадет Маутхаузен и объект «Флора.
И наконец, попытка похитить «черный портфель» в Бад-Аусзее. Установить личность погибшего пока еще не удалось, но по странному стечению обстоятельств в это время здесь оказался все тот же Линдеман. Правда, он, Кройцер, проверил эти поездки Линдемана и установил, что они были вполне оправданными, хотя это ничего и не значило для всех логических умозаключений Кройцера. Кстати, налет на объект «Флора» совершила русская авиация, не английская или американская, а именно русская. А значит, он не ошибся, с самого начала предположив, что идет по следу русской резидентуры. Черт, если бы подобные факты были у него, Кройцера, не о Линдемане с его наглостью и положением в берлинском обществе, а о ком-то другом, то он, не задумываясь, давно пустил бы их в ход. А тут ведь боишься организовать элементарную проверку корреспонденции Линдемана, или поставить его под наблюдение. Здесь нужно бить только наверняка, ошибки должны быть исключены, иначе тот же Линдеман и его проклятый тесть Бингель сожрут его, Кройцера, с потрохами. Но он найдет, обязательно найдет последнее звено в цепочке предположений, которые могут стать доказательствами.
Чем больше думал обо всем этом деле Кройцер, тем сильнее росла в нем уверенность в необходимости проведения острого психологического опыта, который мог бы явиться завершением этой истории и, возможно, концом Линдемана.
…Сидя в выделенном ему кабинете в венском штабе СС, Артур неторопливо просматривал сообщения гестапо за последние три дня. Сообщения эти весьма наглядно показывали, какой сейчас «боевой дух» у немцев и австрийцев. «Две женщины в очереди за хлебом осуждали присоединение Австрии к рейху», «Старший кассир страхового агентства «Донау» не сомневается в поражении Германии», «Чиновник почтового отделения в Пратере стыдится того, что он соотечественник Гитлера».