В Берлине Артура ждало новое срочное задание Москвы, связанное с секретными работами нацистских ученых в области ядерной физики, о которых Линдеман ранее уже информировал Центр. Поэтому в Пенемюнде пришлось послать участника группы, которую возглавлял Артур, Хайнца Метцгера, работавшего спортивным инструктором в школе «гитлерюгенд».
В армию Хайнца не брали, так как у него не было одного глаза. Никто, конечно, и не подозревал, что в 1931 году глаз был потерян двадцатидвухлетним чекистом в бою с кулацкой бандой, действовавшей в полесских болотах.
Хайнц был невысоким, стройным и очень сильным человеком с незаметными, плохо запоминающимися чертами лица. Раньше он носил черную повязку, но потом вставил себе искусственный глаз.
Встретились они на Курфюрстендамм, неподалеку от собора. Артур в сжатых, четких фразах изложил Хайнцу задание, передал ему пропуск для посещения закрытой территории Пенемюнде и в заключение сказал:
— Я не исключаю, что вся история с тайником — провокация, поэтому, прежде чем идти к камуфляжному домику, внимательно изучи местность вокруг — нет ли там скрытых постов наблюдения. В случае угрозы действуй по-чекистски. Если потянешь за собой хвост, разрешаю использовать экстренный вариант. Но выхода нет — документ из тайника доставать надо, слишком важным объектом является для нас Пенемюнде.
Крепко пожав друг другу руки, они разошлись в разные, стороны.
По приказанию Кройцера в сосновом бору солдаты оборудовали два бункера. Их замаскировали самым искуснейшим образом. С помощью оптических приборов наблюдатели, сидевшие в бункерах, круглосуточно просматривали подходы к домикам. Бункера были соединены телефонной связью с группами наблюдения, которые находились во всех местах выезда из Пенемюнде.
Солдатам, посменно отсиживавшим в бункерах, смертельно надоело это занятие; они бы с удовольствием сыграли в скат за кружкой пива, но каждый раз, когда кому-нибудь из них приходила в голову эта мысль, он тут лее ее отгонял, вспоминая леденящий взгляд Кройцера, который перед отъездом в Берлин лично проинструктировал всех солдат-наблюдателей. Не спускал с них глаз и оставленный Кройцером фон Борзиг.
Тот, кого они ждали, приехал только через две недели. Наступали уже сумерки, когда на дороге, ведущей к домикам, послышался треск мотоцикла. В свои перископы с мощными увеличительными линзами солдаты увидели, что, не доезжая метров триста до домиков, мотоциклист, одетый в светлый плащ и светлую шляпу, свернул направо по узкой дорожке в лес, оставил мотоцикл и пошел в направлении второго бункера.
Человек в светлом плаще довольно долго бродил по лесу, но, очевидно, ничего подозрительного не заметил, так как наблюдатели из второго бункера увидели, как он зашел в третий дом от дороги.
Через пять минут неизвестный вышел из домика и направился в лее к своему мотоциклу. Раздался треск заведенного мотора, и по телефону полетело сообщение: «Объект движется в направлении юго-восточного выезда из Пенемюнде. Приметы: невысокий рост, очки, темные усы, светлый плащ и шляпа».
Ни в лесу, ни в самом домике Хайнц не заметил ничего подозрительного. Несмотря на это, у него было какое-то неясное чувство тревоги. Как и говорил ему Артур, старая фляжка лежала в углу подвала. Он быстро достал из фляжки два тонких листка бумаги, свернул их и спрятал в портсигаре с двойным дном. Хайнц еще раз проверил пистолет, переложил его в левый боковой карман пиджака и вышел из барака.
Кругом было тихо. Шоссе казалось совершенно пустынным. Хайнц быстро завел мотор и — на бешеной скорости помчался К юro-восточному выезду из Пенемюнде, Выехав с территории объекта, он устремился по дороге, ведущей в Росток. Стало совсем темно. Оглянувшись, Хайнц заметил, что позади него на большом расстоянии светились фары автомашины. Он свернул на обочину дороги и остановился. Легковой автомобиль промчался мимо. До Ростока Хайнц ехал очень медленно, но сзади все время то появлялись, то исчезали огни автомашин, которые сопровождали его до самого города. Это было плохо. Хайнц пропетлял еще минут двадцать по тихим улицам спящего города. Казалось, все было спокойно, но продолжать езду было нельзя: его мог в любой момент остановить полицейский патруль.
В тихом переулке, неподалеку от вокзала, Хайнц оставил мотоцикл — ехать на нем в Берлин не имело смысла — и пешком прошел в здание вокзала. Там он купил билет в общий вагон поезда, отправлявшегося в Берлин в четыре часа утра, и все оставшееся до отхода поезда время пробродил по городу.
В вагоне было почти пусто. Соседкой Хайнца по купе оказалась пожилая полная женщина, которая при виде Хайнца придвинула к себе коробки и чемодан. Хайнц почитал вечернюю газету, купленную на вокзале, и вышел в коридор. Его мрачные предчувствия подтверждались. В проходе через два купе от Хайнца стоял какой-то тип средних лет и читал газету, Внешне он весьма смахивал на обычного полицейского «штатцеля», каких Хайнц много повидал на своем веку.
Хайнц снова зашел в свое купе. Его соседка спала, привалившись к спинке сиденья. Через полчаса Хайнц снова вышел из купе. Тип, читавший газету, исчез, но вместо него в проходе стояла молодая парочка, оживленно болтавшая о чем-то и, казалось бы, не обращавшая на Хайнца ни малейшего внимания В Берлин поезд прибыл после обеда. Туннелем Хайнц вышел в город. Теперь у него не было сомнений: он попал под наблюдение. Хайнц достаточно хорошо знал приемы гестаповских ищеек, но на этот раз наблюдение велось квалифицированно. Его отпускали на большое расстояние, шли за ним параллельными улицами, а когда Хайнц сел в такси, то вскоре обнаружил, что за ним, непрерывно меняясь, шли по меньшей мере три машины.
Главное, надо было протянуть до семи часов вечера. Только бы они не решили задержать его. К этому Хайнц уже приготовился. Нажим на кнопку портсигара — и гестаповцы не смогут взять его живым. Но выдержка, выдержка! Артур должен получить документ во что бы то ни стало. Уже полседьмого. Теперь можно действовать. Хайнц расплатился с водителем такси, немного побродил по универмагу и сел в трамвай, шедший в берлинский район Целендорф. В трамвай за ним никто не зашел, но это ровным счетом ничего не значило. Конечно, они тянутся за ним на машинах.
«Около семи часов вечера объект наблюдения, наконец, посетил первый адрес: небольшой двухэтажный дом с одним подъездом», — доносили в РСХА по радиотелефону агенты Кройцера.
Памятуя указания хауптштурмфюрера, «шпитцели» не стали заходить в подъезд, да это и не имело смысла, так как в доме было максимум шесть квартир и установить, в какую из них зашел человек в светлом не по сезону плаще, не представило бы никакого труда. «Шпитцели» с облегчением вздохнули, увидев, как через полчаса объект снова вышел на улицу все в том же плаще и шляпе, ведя на поводке нетерпеливо повизгивавшего фокстерьера. Значит, он живет в этом доме. Это уже была удача!
Группа наблюдения следовала за объектом, но два «шпитцеля» остались на всякий случай у его дома. Руководитель группы сообщил Кройцеру по телефону, что домашний адрес объекта установлен.
Кройцер прибыл к дому через четверть часа на маленьком, незаметном «оппель-олимпии». Еще сорок минут понадобилось ему, чтобы убедиться в том, что эти болваны-«шпитцели», да и он с ними вместе, одурачены: дворник, оказавшийся давним агентом гестапо, клялся, что дважды за день видел герра Аксмана, то есть типа в светлом плаще: утром, когда тот шел на работу, и в полшестого, Когда он, как всегда минута в минуту, возвращался из своей конторы.
Директор конторы, которого пришлось вытаскивать из постели, подтвердил, что бухгалтер Аксман весь день провел в конторе и никуда не отлучался. В политическом отношении, объяснял директор конторы, испуганно моргая заспанными глазами, геpp Аксман вне подозрений: фанатически предан фюреру, неоднократно просился в армию, и, если бы не язва желудка…
Лицо Кройцера еще больше побледнело от бешенства: его впервые так обвели вокруг пальца, и он не стал устраивать разнос попавшим в просак «шпитцелям». Теперь можно было легко установить, как все произошло: русский разведчик — в том, что это русский, Кройцер не сомневался, — очевидно, заранее подобрал себе двойника, который об этом и не догадывался, хорошо изучил режим дня двойника и блестяще это использовал.
На чердаке он дождался, пока двойник уйдет гулять с собакой, а затем через подвал по канализационной шахте пробрался в подземный канал, проходивший под всем огромным городом.
Теперь, через два часа, искать его не имело смысла. Тем не менее Кройцер загнал «шпитцелей» под землю и заставил их прощупать все уголки, но обнаружить ничего не удалось. Кройцер приказал немедленно изготовить словесный портрет ускользнувшего разведчика и раздать его всем полицейским, привратникам и. многочисленной, агентуре гестапо, Но надежд на успех было мало: одежду разведчик безусловно сменил, а усики и очки конечно, это была только временная маскировка под двойника.
И все же шансы на успех не были окончательно потеряны. У Кройцера в руках был главный козырь — документ из тайника. В документе речь шла о новом секретном оружии, названном гитлеровцами «Помпой высокого давления». Правда, автор документа дал проекту уничтожающую характеристику, но русские разведчики, прочитав документ, наверняка попытаются проникнуть на объект, где создавалось это оружие. Значит, теперь он, Кройцер, должен уделить максимум внимания «Хохдрук-пумпе».
Проект крупнокалиберной батареи, носившей условные названия «Хохдрукпумпе» («Помпа высокого давления»), «Таузенд-фюслер» («Тысяченожка») и «Фляйсигес Лисхен» («Прилежная Лиза»), был любимым детищем фюрера. Неудавшийся архитектор страдал гигантоманией. Гитлер признавал только громадные здания, высоченные потолки, двери в четыре человеческих роста, колоссальных размеров арки и колонны победы, бесконечные площади с марширующими по ним гусиным шагом отборными дивизиями. Поэтому странная и гигантская конструкция «Тысяченожки» полностью удовлетворяла вкусам фюрера и считалась «оружием возмездия номер три» наряду с ракетами и управляемыми самолетами-снарядами.
Батарея «Тысяченожка» представляла собой пять параллельных стволов, длиной в сто пятьдесят метров каждый. Под углом примерно в шестьдесят градусов в глубь земли была вырыта шахта, в которой и должны были укладываться эти стволы. Снаряд длиной в два с половиной метра и калибром в пятнадцать сантиметров должен был двигаться по стволу с непрерывным ускорением благодаря шестидесяти взрывным камерам, которые были расположены по ходу ствола на определенном расстоянии друг от друга. Предполагалось, что такой снаряд, выпущенный «Тысяченожкой», должен был пролететь расстояние в сто шестьдесят километров — дистанция, вполне достаточная, чтобы «Прилежная Лиза», установленная на северном побережье Франции, могла обстреливать Лондон.
Именно об этом проекте шла речь в документе, полученном Артуром от Хайнца:
«Начальнику партийной канцелярии, бригаденфюреру СС рейхслейтеру М. Борману.
Берлин.
Касается проекта «А-4» и «Хохдрукпумпе». Составитель: проф. Озенберг, руководитель службы планирования имперского научно-исследовательского совета.
Считаю своим долгом и обязанностью обратить Ваше внимание, глубокочтимый герр рейхслейтер, на проект «Хохдрукпумпе», который в настоящее время осуществляется в соответствии с приказом фюрера. По моему глубокому убеждению, этот проект, однако, является глубоко ошибочным. В первую очередь я имею в виду конструкцию стволов, форму снарядов и неэкономичное использование взрывчатого вещества. На основании этого я позволю себе сделать вывод о том, что крупные затраты рабочей силы и квалифицированного персонала для осуществления данного проекта нельзя считать оправданными. (Только лишь на строительстве в районе Па-де Кале занято пять тысяч высококвалифицированных рабочих!)
Наряду с осуществляемым в Пенемюиде проектом «А-4» проект «Хохдрукпумпе» является вторым по масштабам крупнейшим мероприятием, проводимым в рамках создания различных типов «оружия возмездия», которого с такой уверенностью ждет наш народ. Однако из-за неспособности некоторых руководителей результаты этой работы практически сводятся к нулю.
Ход войны и забота о судьбах нашего народа побуждают меня выступить со столь суровой критикой.
Проф. д-р Озенберг».
Артуру было известно, что профессор Озенберг лично возглавлял все научные исследования «третьего рейха», поэтому мнение Озенберга было, очевидно, достаточно авторитетным.
Работы по строительству «Хохдрукпумпе» велись в таком секрете, что Артур имел об этом проекте самое общее представление. Теперь, после получения копии письма Озенберга, ему стало совершенно ясно, что «Тысяченожкой» нужно будет заняться как следует и уделить ей самое пристальное внимание.
Вначале, прочитав документ, Артур был несколько разочарован. Хайнцу пришлось пойти на смертельный риск — ради вот этих двух тонких листов бумаги, представляющих собой, возможно, результат чьих-то интриг в научном мире, выражение зависти со стороны Озенберга и тех, кто стоял за ним, в связи с тем, что фюрер уделял незаслуженно большое внимание проекту «Тысяченожки», вместо того чтобы сконцентрировать все силы и средства на развитии и создании оружия будущего — ракетах…
И все-таки над письмом стоило подумать!
Итак, автор письма Борману профессор Озенберг считает, что «Помпа высокого давления» — бесперспективный проект и действовать не будет из-за грубейших конструктивных просчетов! С другой стороны, над проектом «помпы» работают по приказу фюрера. Озенберг явно намекает в письме, что работа над проектом ведет к распылению средств и рабочей силы, а это не позволяет более эффективно и быстро создавать ракетное оружие. Следовательно, он, Артур, должен всячески содействовать ведению работ по созданию «Тысяченожки», мешая тем самым производству ракет. Да, но где гарантия, что «помпа» такой уж безнадежный проект?
Может быть, Озенберг — обычный завистник, какие встречаются в ученом мире, и просто стремится подложить свинью кому-то из врагов? Может быть, проект на самом деле представляет собой оружие страшной разрушительной силы и с помощью «помпы» гитлеровцам действительно удастся разрушить даже такой большой город, как Лондон? Ведь работы ведутся, средства — и немалые — расходуются неужели только ради того, чтобы угодить фюреру, обожающему все грандиозное?
Но это одна сторона вопроса. Другая — как на самом деле попал документ в тайник? Сделал ли это подпольщик? Или все это провокация гестапо? За Хайнцем велось наблюдение, но не от тайника! Ведь там «у фальшивых бараков» Хайнц ничего подозрительного не обнаружил. Наблюдение за собой он заметил только уже за пределами Пенемюнде. Значит, тайник ни при чем? Нет, в такой ситуации нужно исходить из самого худшего. Предположим, подпольщик-провокатор и заложил копию документа в тайник по заданию ищеек из контрразведки. Но почему документ именно такого интригующего содержания?. Или этот подпольщик — честный человек, но люди из абвера или гестапо обнаружили тайник, а документ оставили в нем в виде приманки? А может быть, они заменили документ? Нет, вряд ли. Ведь они должны считаться с тем, что тот, кто клал документ в тайник, знал его содержание, а тот, кто получил документ, может все это перепроверить…
Или другой вариант: абверовцы либо гестаповцы, придумавшие такую комбинацию, не придали значения документу или, наоборот, тоже не верят в эффективность «Тысяченожки», но хотят заинтересовать ею разведку противника? И ведь они правы, черт возьми! Он, Артур, действительно чувствует себя заинтригованным. Но совершенно ясно одно: ракеты — это страшная угроза, значит, нужно всеми силами мешать их созданию. Не исключено, что «Тысяченожка» даст такую возможность, но нужяо убедиться на сто процентов в том, что этот проект — мертворожденное дитя.
Только под утро, после долгих и мучительных размышлений Артур твердо и окончательно решил отправиться во Францию, в то место, где в это время лихорадочно строилась «Помпа высокого давления».
Для Линдемана не составило бы особого труда добиться командировки на север Франции на строительство объекта, но после того, как Хайнц попал под наблюдение, необходимо было организовать поездку как-то по-другому. Лучше всего было бы, пожалуй, если бы инициатором этого путешествия стал его тесть Бингель. Да, конечно, Бингель. Ведь он владелец двух цементных заводов, а строительство «помпы» требует тысячи вагонов высококачественного цемента. Странно, правда, что Бингель не получил этот выгоднейший заказ. Надо поинтересоваться, в чем причина того, что старика обошли, тем белее что это прямой семейный долг Артура.
Когда несколько лет тому назад Бингель продвинул Артура в СС, он заботился не только о карьере для зятя. Финансово-промышленные группировки стремились иметь на ключевых постах громадного аппарата гитлеровской Германии, своих людей.
Главное внимание уделялось тем, кто занимал выгодные, с точки зрения промышленников, посты в министерстве Тодта, в штабе Гиммлера, в ОКВ, в ведомствах, отвечавших за распределение дефицитного импортного сырья. Для этого в ход были пущены обычный шантаж, взятки, женщины, передача чиновникам акций предприятий.
Таким вот образом группировка, в которую входил и сам Бингель, смогла привлечь на свою сторону нескольких руководящих чиновников гитлеровского рейха.