— Перевести водолазов на гелио-воздушную смесь!
— Есть перевести водолазов на смесь!
Голоса из глубины становятся неузнаваемыми. Вязкий гелий меняет артикуляцию. Команды становятся лаконичнее. Кажется, что человек говорит, набрав в рот камешков.
Медленно движутся стрелки глубиномера. 80, 90, 100…
— Приступить к работе!
А здесь, на борту, декомпрессионные камеры уже готовы принять водолазов. Отсек небольшой, с трудом вытянешь ноги. Одна койка. Горит неяркая лампочка. Матрос, дежурящий у камер, положил на койку журналы.
— Часов восемь сидеть будут, — объясняет он.
— Девять, — уточняет лейтенант Саша Иванченко. У него листок с графиком. По этому графику водолазов будут выводить на поверхность.
Первая пара водолазов уже на борту. Где-то на отметке 80 метров они перешли в колокол. Вот он покатился по рельсам. Теперь его горловину соединяют, с камерой. Заглядываю в глазок. Ребята уже перешли туда и помогают друг другу освободиться от костюмов. Усталые лица. Машу им рукой. Они улыбаются, показывают жестом: «Спать!» А ведь в камере сейчас такое же давление, как на глубине 80 метров! Просто невероятно, что человек может спать при такой нагрузке. Невероятно, но факт. Вот уже выпал из рук журнал. Лейтенант Гаенко закрыл глаза. Вспоминаю — «главное перед этим делом — выспаться». Значит, и после этого — тоже.
А на юте работа идет своим чередом. Команды, проверка аппаратуры. Даже свободные от вахты водолазы все собрались здесь. Ведь там, под водой, их товарищи. Скоро утро, а спуски продолжаются. И в репродукторе на командном посту время от времени раздается: — Я первый. Вижу грунт!
Это было 25 лет тому назад, но в памяти, словно на внезапно застывшей киноленте, — весенний сад, цветущая яблоня и двое мальчишек лет по восьми, склонившиеся над каким-то ящиком. И вдруг — взрыв. Белые лепестки еще долго кружились в воздухе, опускаясь на дно воронки — все, что осталось на месте взрыва.
Много горя принесла война. И спустя десятки лет она напоминает время от времени о себе неразорвавшейся бомбой, ловко замаскированной миной. Война разбросала эту смерть замедленного действия не только по земле…
Николай Бельчук носит на кителе орден Красной Звезды рядом с Почетным знаком ВЛКСМ. Орденами Красной Звезды награждены мичман Сопот, лейтенант Гаенко и многие другие водолазы-глубоководники. Все эти награды — за разминирование портов Балтики, очистку фарватеров рек от мин и снарядов, награды за подвиг в мирные дни. У каждого из них на счету десятки поединков под водой, сотни обезвреженных мин, снарядов. И десятки историй, трагических и мужественных.
…Проверена герметизация — кажется, все в порядке, Бельчук опускается на грунт. Здесь не глубоко, катер стоит в устье реки. Для водолаза-глубоководника такой спуск — прогулка.
Но на этот раз тревожит не глубина. Где-то здесь обнаружен подводный склад боеприпасов. Нужно быть крайне осторожным. …Двенадцатикилограммовый ботинок нащупывает дно. Бельчук осторожно пристраивает вторую ногу. И даже через металлическую подошву ощущает: стоит на чем-то твердом. Камень? Николай стравливает воздух и почти ложится на дно. Сквозь толстое стекло иллюминатора он видит, наконец, на чем он стоял. Нет, это не камень. Это мина.
Лоб покрывается холодной испариной. Мучительно хочется провести рукой по лицу, сбросить вдруг навалившуюся тяжелым грузом усталость. Рука, закованная в негнущийся брезент, тянется к шлему. Стой! Спокойствие. Надо собрать в кулак всю волю, чтобы не волновать товарищей там, на борту катера. И спокойно доложить наверх обстановку:
— Вижу мину. Наполовину замыта песком. Разрешите приступить к осмотру…
Так начались большие работы по разминированию фарватера реки.
Готовились тщательно. Водолазов консультировали специалисты-саперы. Ботинки со свинцовыми подошвами обшили войлоком, соорудили ящик для укладки снарядов, дно с песком, бортики войлочные — все предусмотрено, никаких сюрпризов быть не может.
И пошли спуски. Пять-шесть часов утомительной, опасной работы под водой.
Только тогда на Даугаве водолаз Бельчук поднял со дна 435 авиабомб, мин, снарядов — почти половину подводного склада. В сводке все это называлось взрывоопасными предметами. 435 раз он держал в руках смерть, в течение месяца ежедневно спускаясь под воду.
Это было первое настоящее боевое крещение комсомольца Николая Бельчука — его первый большой экзамен на мастерство. И он выдержал этот экзамен.
А была зима. Порывистый ветер натягивал кабели, шланги, обеспечивающие водолазу воздух, связь. Легкий катерок болтало. Вместе с ледяной шугой пришла беда. Огромная льдина уперлась в катер, медленно подталкивая его в сторону моря. А под водой водолазы сейчас должны поднимать очередной опасный груз…
И тогда мичман Франчук, руководивший спусками, приказал всей команде скалывать лед. В воздух одна за другой ушли красные ракеты, извещающие о беде. Шланги, обеспечивающие водолазу жизнь, были уже на пределе, когда подоспел буксир и помог катеру устоять против бешеного напора льда…
Николай Бельчук и пятеро его товарищей были удостоены правительственных наград.
…Я никогда не забуду тех двух мальчишек в весеннем яблоневом саду. И каждый раз, встречаясь с человеком опасной и гуманной профессии — сапером, вспоминаю их и хочу пожать руку — за других мальчишек, за других людей, которым они спасли жизнь.
Вторые сутки не проводятся спуски. Шторм. Корабль получил новое задание и перешел в другой район. Тридцатка стоит на обеспечении учений подводных лодок. Где-то там, под водой, лодки «охотятся» друг за другом, пускают торпеды в условного противника. Тридцатка дежурит на случай, если понадобится ее помощь.
И все равно обеспечение — это небольшой отдых. Свободные от вахты моряки смотрят кинофильмы, любителей не смущает никакой шторм. В одной из кают заседает комитет комсомола корабля. На тридцатке 55 комсомольцев, четыре первичные организации. Дел много. Необходимо обсудить, что нужно сделать к юбилею комсомола, решить, кого из ветеранов комсомола пригласить на встречу с моряками, подумать насчет очередной встречи с шефами — рабочими местного линолеумного завода, написать рекомендации ребятам, которые после службы идут в военно-морские училища.
На шкафуте целая армия рыболовов, вооруженная спиннингами. В случае удачи на ужин будет жареная треска. В каждой каюте неторопливый разговор о службе, о близких, о доме. Второй корабельный врач Валентин Кистанов прокручивает записанный на пленку с глубины разговор с Владимиром Игнатьевичем Солопко. Капитан-лейтенант спускался в подводной камере.
Кружится бобина.
— Что вы ощущаете, входя в воду?
— Смену впечатлений. Из солнечного дня — в безмолвие. Вода сначала голубая, потом зеленая, а вот сейчас черная.
— Владимир Игнатьевич! Вы решили бросить курить? Пообещайте хоть со дна!
— Брошу, доктор, но с первого апреля.
В каюте хохочут. Доктор — ярый враг курильщиков.
Можно часами слушать Владимира Игнатьевича Солопко — живую историю отечественного водолазного дела. Он начал службу еще до войны, в сорок первом, в училище штурманов морской авиации. Но в начале войны его взяли на флот. В боях за Невскую Дубровку был контужен и чудом спасен. В том сорок первом году защитник Ленинграда полтавчанин Володя Солопко получил комсомольский билет. В сорок третьем он впервые спустился под воду. В Ленинграде, на Неве, поднимали корабли, на плаву заделывали пробоины и возвращали суда в строй. И после войны принимал участие в подъеме десятков судов, испытывал новое подводное снаряжение, обучал молодежь. У него десятки учеников — на Северном, Тихоокеанском, Черноморском флотах и, конечно, здесь, на Балтике.
Как все настоящие люди, он скромный человек, и больше всего боится, когда у меня в руках появляются блокнот и карандаш.
— Ну зачем? — говорит он. — Вот вы бы про Жбанова написали — это человек.
Один из его рассказов я записал по памяти вечером у себя в каюте.
…Почти две недели подряд мы поднимали по частям старый корабль. Корпус его был в четырех местах пробит торпедами и годился только на металлолом. Работа монотонная, скучная для глубоководника. Каждый день несколько часов под водой. Закладываем заряд, откалываем «кусочек» в несколько тонн, подводим трос, и кран тащит очередную порцию лома на баржу. Вот и все.
Однажды вошел в дыру, оставленную торпедой. Быстро выполнил задание и возвращаюсь обратно. Снова плыву в пролом и вдруг чувствую — попал. Рваные края борта зацепились за груз на спине. Пытаюсь вернуться назад — тщетно. Сижу как на крючке. А наверху уже беспокоятся: в чем дело? Говорить пока не хочу, зачем беспокоить напрасно. Делаю еще попытку, еще. Может, отцепить груз? Невозможно, Все, думаю, труба. Связываюсь с кораблем.
«Застрял, освободиться не могу. Придется резать борт. Прошу помощи».
Знаете, три часа лежал в этой проклятой мышеловке. Вся жизнь прошла перед глазами раза три туда и обратно.
А выручил руководитель спусков. Говорит! «Подумай, Игнатьич, не может быть, чтобы ты не придумал».
И придумал. Раскачался вперед — назад, рванул. Вырвался, рубашку разорвал, вода попала внутрь, но глубина была небольшая — метров двенадцать, и в шлем не попала.
Я это на всю жизнь запомнил: «Подумай». Ведь растеряться на грунте — самое последнее дело.
Николай Бельчук родился в сорок втором в Белоруссии. Его родная деревня Страдичи находится в двенадцати километрах от легендарного Бреста. Менее чем за год до рождения Николая Бельчука эта земля стала свидетелем подвига. И первый урок героизма спустя много лет он получил у израненных стен Брестской крепости, куда привез их школьный учитель истории. Не знаю, о чем он думал на этом уроке, вглядываясь в мертвые глаза бойниц, израненные стены. Наверное, о людях, которые сложили здесь головы, чтобы он, Коля Бельчук, жил, чтобы он был счастлив, мечтал, выбрал себе любимую профессию и помнил, что счастье это нужно защищать.
После восьмилетки он поступил в строительное училище здесь же, в Бресте. А там при городском клубе ДОСААФ открылись курсы легких водолазов. На реке Муховец, притоке Буга, должно было совершиться его первое подводное крещение. Изучали снаряжение, отрабатывали спуски на суше, в учебном классе. Под воду спуститься, к сожалению, так и не пришлось — учеба закончилась, Бельчук получил диплом строителя и уехал работать в Мозырь.
Итак, первое знакомство с водолазным делом остановилось на теории. Но мечта осталась надолго. Николаю и сейчас еще трудно объяснить, почему его так увлекли тайны морских глубин. Можно понять мальчишек, родившихся в Керчи или Севастополе, в Риге или Владивостоке. А Бельчук и море-то впервые увидел, когда ехал к месту службы. И когда помкомвзвода перечислял морские специальности, Николай остановился на давно уже выбранной — водолаза.