— Все не нахапается, — пробурчал Игнатий Покальчук.
— Так вот, ты не дослушал! Захожу к ней, а там по-свойски Толян из прокуратуры рассупонился…
Покальчук на этот раз промолчал.
— Ребята разное поговаривать начинают…
Будто не слыша старлея, высунулся в окошко и рявкнул:
— Эфиоп твою мать! Водитель где? Скоро поедем?..
Из дежурки визгливо раздалось:
— Спрячь харю! А то подумают, что ты задницу голую показываешь!..
Все заржали, а подметавший мужичок аж подпрыгнул.
Со ступенек отдела, вихляясь, сбежал шофер и, будто оправдываясь, сказал:
— А куда спешить?.. Там труп…
«Нива» завиляла колесами по булыжникам и вывернула на асфальт.
От отдела в направлении к церкви поднялись по улице, выскочили на приречный бугор и вправо от микрорайончика, называемого в народе Семипалатинском, стали спускаться к мосту.
Над рекой возвышались семь пузатых домов, больше похожих на боярские терема. Три этажа над землей, а под — никто и не знает, что и сколько. Но котлован, помнится, был глубоченный. Все хоромы из кирпича красного. Окна на улицу с кокошниками. Крыши — блескучие, с новенькой оцинковкой. Трубы высоко-высоко… И вокруг каждого терема непременный забор из плит бетонных… А один даже огорожен прямоугольниками чугунного литья, которые стащили с могил двух известных поэтов у городского цирка.
— Вчера весь день паркетную плитку шефу возил, — бурчал водитель.
— А ему щас все можно! — попискивал эксперт.
Игнатий грузно качался на продавленном сиденье и молчал.
Уж он-то почти знал подноготную стройки семи теремов. Один из них возвел себе местный глава администрации, другой — сбербанковский банкир, третий — директор экскаваторного заводика (на заборе до сих пор так и было жирно написано «…от рабочих»; был здесь и теремок благочинного с плошкой антенны спутниковой связи, и дом милицейского начальничка со сворой бультерьеров во дворе у ворот…
Спустились к запятнанной мазутом речной воде. Испетлявшись в паутине улочек, машина выбралась на открытое загородное шоссе и устремилась к распластавшемуся во всю даль горизонта зеленоглавому травному океану.
Проскочили деревушку с ее оживленными улицами, по которым прогуливались с велосипедами в руках пухлые девчонки, а бабы ветками подгоняли гусей. Слева промелькнула больница, а справа кладбище. Проехали рощицу с полудугами крутящихся радиолокационных антенн…
Отдельными островками пошли дубравы и подлески. И вот они слились в единый сплошной массив.
За очередным холмом скатились в низину.
— Вот он, Рыканский поворот! — сказал водила.
Затормозил у самого столба с синей километровой отметкой.
— Здесь, что ли?..
По кюветам чернел колючий травостой. Все в репьях, пробрались на опушку.
— Туда ли идем? — спросил водителя старлей.
— Да тот дальнобойщик сказал, что сразу от столба в лес метров тридцать…
— Е-мое… Расспросить, что ли, не могли… Мы что тут, с миноискателем лазить будем?.. Позовем ведь — не отзовется…
Покальчук шел последним по хрустящему под ногами валежнику, несколько отрешенным взглядом поглядывая на венчики цветков.
— Там болото! — крикнул старлей.
— Так что?..
Сырость леса, точащаяся во мшарах, хлюпала под ногами.
— Сюда! Сюда! — закричал сержант.
Игнатий, зачерпнув ботинком воды, перепрыгнул на сухой островок.
У пня увидел изгрызенный не то лисой, не то мышами, повернутый к отслоившейся коре желтоватый косяк лица. Мужчина лежал на сером в золотых пятнах лесном мху, вытянув вперед руки и выставив к небу свой бок с черным пятном одежды.
Старлей расстегнул сундучок и достал фотоаппарат:
— Щас!.. Щас!.. Щас!..
Быстро защелкал.
Водитель порыскал в карманах мужчины:
— Нема…
Опер вылил воду из ботинка, обошел вокруг тела, постоял в молчании и потом, уже напрямую, вернулся на дорогу.
— Кресало! Скоро там прокурорские приедут?.. — раздалось из леса.
Покальчук поморщился. Эта кличка ему не очень-то нравилась.
Прошел к «Ниве».
Склонившись, снял трубку и утопил резиновую кнопку:
— «Бабяково»! «Бабяково»! Я «Гольское»! Как слышите, прием!.. «Бабяково»!..
— «Бабяково» на приеме!
— Эфиоп! Ты что там, уснул совсем? Скоро следака из прокуратуры пришлешь?..