По-над Десной, на отлогом холме, утопая в густой зелени деревьев, стоит село Старый Крупец. По нынешним меркам, село немалое — более двухсот дворов, но бесперспективное. Молодежь покинула некогда богатое место, и остались доживать свой век тут старики да старушки.
Своим возникновением Старый Крупец обязан помещице Соловской. В начале двадцатого века коренная москвичка, дочь отставного генерала царской армии, приобрела плодородные земли в, бывшей Западной губернии. Здесь, в живописном месте, на самом юру, хозяйка имения возвела свою усадьбу. Каждое лето напролет Соловская проводила в имении, а на зиму уезжала в столицу.
Управляющим в имении Соловской был надежный мужик Даниил Красовский. Поляк по происхождению, волей судьбы оказавшийся в России, дела в большом хозяйстве помещицы вел исправно. Заливные земли давали богатый урожай зерновых и овощей.
Главным строением в усадьбе Соловской был двухэтажный барский дом — полукаменный, полудеревянный, с венецианскими окнами. Вокруг дома, на уровне второго этажа, была оборудована резная терраса, заканчивающаяся длинным спуском к Десне. Поодаль от дома размещались хозяйственные постройки, скотные дворы, конюшня. Вокруг имения был разбит большой парк, а под окнами дома — куртины, на которых до глубокой осени цвели яркие цветы.
Помещица, красивая дородная женщина средних лет, была крутого нрава. Нерадивых работников наказывала за малейшую провинность. Одним из самых суровых наказаний считалось выдворение из усадьбы на Выселки. Дело в том, что в усадьбе не было проблем с водой: был проложен водопровод, рядом озеро и река. А вот так называемые Выселки находились высоко на горе, где не было даже колодцев. Штрафникам, чтобы запастись водой из реки Десны, следовало изрядно потрудиться.
К добросовестным работникам Соловская относилась с уважением: поощряла дополнительной оплатой, выдавала одежду, обувь, а в голодные годы, чтобы прокормить работников, приказывала начисто выгребать закрома. Но верхом добродетели помещицы было открытие на собственные средства школы для крестьянских детей и женской гимназии.
Барыня отличалась тонким вкусом. Одевалась она строго по моде, а ее апартаменты были прекрасно убраны. Из столицы в дом завезли добротную мебель, стены украсили полотна известных художников и большие зеркала — роскошь по тому времени.
В любимом гнезде хозяйка пребывала со своей юной дочерью Софьей — беленькой, ладненькой козочкой, с ярко-синими, словно васильки во ржи, глазами. Иногда в имение заглядывал племянник Соловской — барчук Альберт.
Соне доставляло большое удовольствие скакать верхом на лошади по парку и проселочным дорогам, на зависть деревенским зевакам. Увязывался за ней и кузен Альберт, уступавший Соне как умом, так и сноровкой.
Незадолго до революции ярким летним днем девушка, по обыкновению, прогуливалась верхом на лошади по тенистым аллеям парка. Что испугало молодую, недостаточно объезженную лошадь, так и осталось загадкой. Неожиданно лошадь понесла. Юная наездница не смогла удержать ее, и, оказавшись на краю обрыва, лошадь сорвалась и упала в озеро.
После трагической гибели единственной дочери Соловская уже не заглядывала в усадьбу. Постепенно ее хозяйство приходило в запустение. А вскоре началась революция, идо имения дошел слух, что богатая помещица бросила все и бежала за границу. Так это или нет, никому доподлинно известно не было. Известно было другое — в поместье начался грабеж. Бывшие работники тащили из усадьбы все, что попадало под руку. Что-то пускали в дело, а большей частью награбленное шло просто на дрова.
С той поры в селе возникла легенда, что по вечерам, когда на озеро Соловской опускается густой туман, над водой можно увидеть призрак — огромное чудище с туловищем лошади и головой человека. Призрак появляется из старинного парка, пролетает-проплывает над озером и исчезает в зарослях ив на берегу Десны.
Перед войной в усадьбе Соловской размещался санаторий для пилотов-красноармейцев с ближайшего аэродрома. А во время оккупации в имении находился немецкий штаб. Часть деревьев парка уничтожили, вокруг натянули колючую проволоку и выставили усиленную охрану.
Незадолго до прихода фашистов в Старом Крупце объявился пришлый мужчина средних лет. Он назвался Артемом Каминским и женился на Нине Фомичевой — молодой женщине, проживавшей с родителями. Никто в селе, кроме отца Нины, Корнея
Фомичева, бывшего сторожа в усадьбе Соловской, не знал, что Артем — племянник помещицы Альберт, которого интересуют плодородные земли Подесенья, когда-то принадлежавшие его тетушке.
Пастух Иван Кумекин вставал с первыми петухами, когда все село еще спало. Наскоро перекусив, собирал свою нехитрую рабочую амуницию и спешил к сельмагу, примостившемуся на высоком пригорке в самом центре Старого Крупца. Скрутив «козью ножку», Кумекин присаживался на крыльцо магазина и, потягивая цигарку, ожидал, когда соберется деревенское стадо.
Эти минуты были бесценными для шестидесятилетнего Ивана: тишина летнего утра, свежесть утренней зари, жемчужные россыпи росы на траве, белесый туман над рекой и вереница плачущих ив — все было близко и дорого сердцу. На его глазах вставало солнце, просыпалось село, оживало все вокруг, зарождался новый день, от которого он всегда ждал чего-то нового, хорошего. Ведь если жить правильно — всегда можно рассчитывать на что-то хорошее. А Иван старался жить правильно, по совести. В Старом Крупце прошло его детство и молодость, здесь он встретил свою первую и последнюю любовь, а теперь встречал осень своей жизни. Почти шестьдесят лет он безвыездно жил в селе, не считая трех армейских лет. Шесть десятков лет видел одних и тех же людей, одну и ту же картину природы, но ничего не наскучило, ничего не приелось…
В то утро, на пути к магазину, Кумекин еще издали заметил большое зарево у околицы. «Как ярко полыхает заря — такой видеть еще не приходилось. Неужели какая-либо аномалия, о которых так много теперь пишут и говорят?» — размышлял Иван. Но, внимательно присмотревшись и прислушавшись, Кумекин понял: в селе пожар, и, судя по всему, горит дом Клавдии Дрягиной. Иван бросился к одной избе, потом к другой, постучал в окошко, громко крикнул: «Пожар!» И, не мешкая, побежал к сельмагу, чтобы подать односельчанам сигнал тревоги — пробить в рельс.
Четверть часа спустя к месту пожара сбежалось уже все село. На околице Старого Крупца горел дом пенсионерки Клавдии Федоровны Дрягиной. Укротить огненную стихию было уже невозможно. Огнем был охвачен весь дом, языки пламени кое-где вырывались на крышу. Огонь быстро пожирал сухую деревянную
постройку и грозно трещал при этом, отпугивая людей. Люди стояли полукольцом и печально смотрели на огненный факел, сознавая свое бессилие.
— Неужели Клава не успела выпрыгнуть в окно? — тихо спросил кто-то в толпе.
— Пожалуй, нет, — ответил Кумекин, одним из первых прибывший на пожар. — Окна и двери были закрыты, корова на дворе, и Федоровны нигде нет…
Труп хозяйки дома обнаружили пожарные, прибывшие в село, когда дом уже догорал. Начальник караула по рации связался с районным отделом милиции и сообщил о происшествии в Старом Крупце.
Не прошло и часа, как оперативно-следственная группа в составе следователя прокуратуры Анатолия Кируты, старшего инспектора уголовного розыска капитана милиции Олега Езерского и эксперта-криминалиста старшего лейтенанта милиции Дмитрия Арефьева работала уже на месте происшествия. Первым делом оперативники ознакомились с обстановкой, зафиксировали ее как на бумаге, так и на пленке фотоаппарата. Вслед за этим отправили труп на судебно-медицинскую экспертизу и продолжили детальный осмотр места происшествия.
Следователь и эксперт-криминалист совместно с начальником караула пожарной части тщательнейшим образом изучали место пожара, чтобы по горячим следам установить его причину. В полусгоревшем чулане за русской печкой был обнаружен змеевик от самогонного аппарата, печка-чугунка и обручи от сгоревшей бадьи. Судя по обстановке именно в чулане возник очаг и наблюдалось самое интенсивное горение. Напрашивался очевидный вывод: хозяйка дома Дрягина гнала самогон и допустила оплошность, вследствие которой произошло загорание, быстро переросшее в пожар, а сама Дрягина задохнулась в дыму. С пожарища были изъяты предметы домашней утвари, остатки самогонного аппарата, подтверждающие возникшую версию, а также моток электропроводки. Все предметы были аккуратно упакованы и направлены на экспертизу в техническую лабораторию.
Судебно-медицинская экспертиза дала неожиданный результат: смерть Клавдии Федоровны Дрягиной наступила в результате механической асфиксии — сдавливания шеи руками. Характерными признаками удушения, как было указано в заключении экспертизы, явились переломы подъязычной кости и хрящей гортани. Признаков борьбы и самообороны на теле, погибшей обнаружено не было. Таким образом, первоначальная версия отпадала как ошибочная — смерть Дрягиной была насильственной, и убийца, заметая следы преступления, поджег дом, когда хозяйка была уже мертва.
Уголовное дело было возбуждено по статье «умышленное убийство». В самом начале Кирута собрал небольшую оперативку, на которой дал задание Езерскому в короткий срок очертить круг знакомых Дрягиной в селе и за ее пределами.
Опрошенные жители села сообщили Езерскому, что Клавдия Федоровна Дрягина — местная жительница, бывшая учительница начальных классов Старокрупецкой школы. Длительное время она пребывала на пенсии, вела небольшое хозяйство. Для собственных нужд, как и другие жители села, гнала самогон, чтобы рассчитаться за дрова, сено, вспашку и посадку огорода. Очень узкому кругу лиц — только тем, кто ей помогал, — отпускала самогон на продажу и даже давала в долг.
Так капитан Езерский вышел на Григория Бакутина, ранее судимого за злостное хулиганство. Бакутин жил в Старом Крупце, работал скотником и часто наведывался к Дрягиной. В селе поговаривали, что между Клавдией и Григорием была давняя дружба, хотя Гриша был моложе Дрягиной. И был большой любитель горячительного. Но, как говорится, дружба дружбой, а табачок врозь. Клавдия Федоровна была рачительной хозяйкой, если не сказать больше — прижимистой и даром стакан никому не наливала. Григорий, как частый гость, был ее самым злостным должником. И однажды в сердцах на скотном дворе сказал друзьям: «Приберется старушка, и смерть спишет все долги».
Вызванный по повестке в прокуратуру Григорий Бакутин не отрицал, что частенько брал бутылочку-другую у покойницы Федоровны в долг, но рассчитывался регулярно. Правда, в последние два месяца задолжал кругленькую сумму. Что же касается высказывания в адрес Дрягиной, то это была всего лишь шутка, под пьяную лавочку спровоцированная кем-то из друзей-собутыльников.
Кирута отпустил Бакутина, взяв с него подписку о невыезде. Оснований для его задержания не было, но подозрение снимать с ранее судимого скотника считал преждевременным, учитывая, что других версий пока не просматривалось. Между тем следователь отдавал себе отчет, что Дрягина убита жестоко, следы уничтожены. Тут поработал, опытный злодей. Это наводило на мысль расширить круг поисков.
Кирута пригласил Езерского и поинтересовался:
— Не появлялся ли в селе кто-либо залетный?
— Пока полными сведениями не располагаю, — ответил капитан.
— Надо проверить транспорт, который прибывал в село накануне гибели Дрягиной, опросить водителей — не было ли случайных попутчиков и в первую очередь чужаков.
Езерский закинул сеть и сквозь ее мелкие ячейки процеживал все, что попало в невод. Техники, побывавшей за последнее время в селе, было не так уж много, поэтому вскоре были опрошены и водители, и попутчики. По-прежнему опрашивались и жители села. Вопрос был один: не показывался ли кто-нибудь посторонний в Старом Крупце в последние дни?
Но и это направление поиска следов предполагаемого преступника не дало результата. Двое заезжих гастролеров-коробей-ников были проверены основательно, но к происшествию в селе никакого отношения не имели.
Вечером следующего дня Кируту вызвал к себе прокурор района Игорь Семенович Турков.
— Есть ли просветы в темном деле Дрягиной? — спросил он.
— К сожалению, пока нет, — откровенно признался следователь.
— Что думаешь предпринять дальше?
— Думаю расширять круг поисков.
— Рекомендую основательно вникнуть в прошлое погибшей, хорошенько изучить ее биографию. Слыхал, что во время войны Дрягина была в партизанах и чудом осталась в живых… Не оттуда ли тянется ниточка?! Надо отыскать родственников погибшей, пусть даже дальних, и обстоятельно побеседовать с ними…
Широкая улица на окраине города, заросшая сиренью И жасмином, упиралась в глубокий овраг, на краю которого примостился небольшой деревянный домик, окруженный высоким забором.
Езерский предположил, что как только толкнет глухую калитку, на него с диким лаем кинется огромный пес. Но на территории двора было на удивление тихо. В палисаднике, где таилась прохлада, пышно цвели розы, источая тонкий нежный аромат. Рядом на грядках полыхали настурции, георгины, петунии, флоксы. Племянница Дрягиной, Мария Марковна Журавлева,
была большой любительницей цветов и все свободное время посвящала своему увлечению.
Хозяйка дома встретила капитана на крыльце. Густые крашеные волосы были собраны в пучок, а вокруг пучка — сложенный в повязку траурный шелковый платок. Неяркое лицо, но взгляд больших светлых глаз теплый, какой бывает у сиделок и больничных нянь.
— Вы из милиции. Я ждала вас…
— Да? — удивленно поднял брови Езерский. — И почему же?