— Поезжай в кадры управления.
— Зачем?
— Там тебе скажут.
— Уж не к Седову?
— К нему.
«Чего это я понадобился кадровику? Он уже несколько лет не вспоминал обо мне, — не мог понять цель вызова Тимохин. — Может, с присвоением звания капитана? Но еще не подошел срок. А если направляют в академию? — вспомнилась заветная мечта. — Только вот Маршал не особо рад: видимо, переживает, что сотрудника теряет. Это подтверждает, что в академию».
Забежал в раздевалку, накинул шинель и через полчаса спешки по запорошенным снегом улицам постучал в притолоку дверей кабинета Седова. Вспомнил, как когда-то обивал здесь пороги, добиваясь перевода. Теперь он прежнего обращения с собой уже не позволил бы.
— Да? — раздалось изнутри.
Тимохин заглянул.
— А, скакун! Старый знакомый… Садись-ка сюда… Да вот, передо мной.
— Вас можно поздравить, — заметил подполковничьи погоны на плечах Седова.
— А тебя мне поздравлять не с чем…
— Понимаю, понимаю, — потупил голову Тимохин.
«Снова приготовил какую-нибудь пакость».
— В Чечню, браток, ехать надо, — сказал и вздохнул.
— К-куда?! — вырвалось у старшего лейтенанта.
Он знал, что несколько раз в году сводный отрад милиции уезжал из города в Чечню. Но это всегда обходило стороной следственное отделение, где работы было невпроворот.
Но на этот раз предлагали ему.
— У меня жена в положении, — вспомнил веский аргумент.
— Тем лучше…
— Как лучше?
— Если что случится, у тебя хоть дите останется…
— Ну, у вас и аргумент…
— А что? Хочешь еще аргумент?!
— Что вы со мной так?!
— Любитель долларов!
— Каких долларов? — не понял Тимохин.
— Зеленых! Не врубился? — Седов покрутил пальцем у своего виска. — Я тебе вот что скажу: перед тем как разгонять малину, надо очень и очень подумать…
— Какую малину?!
— Все, мне надоело! Не хочешь ехать, клади рапорт. И вытряхивайся из общежития…
— Куда вытряхиваться?
— На улицу… Видишь, какая лютая нынче зима!
С тяжелыми мыслями Илья покинул огромные коридоры управления.
Подтаявший днем снег к вечеру затвердел. Ветер пронизывал. В другой раз он бы не почувствовал холода, но теперь его чуть не колотило:
— В Чечню!..
После долгих размышлений и двух бессонных ночей дело о мошенничестве Тимохин передал подчиненному:
— Попытайся, может, получится…
Утолкал вещи в рюкзак, вооружился в дежурке, сдал ключи от сейфа. Подмывало сообщить родителям о поездке, но не стал.
На проводах Маршал крепко жал ему руку:
— Не подведи!
Хотел спросить начальника: «Это как мне расценивать: «Крепись, мы с тобой!» Или: «Ну что, допрыгался?»»
Прятала в платок мокрое от слез лицо Люба.
Вот заскрипели тормоза. Приехал автобус. Отряд милиционеров быстро погрузился.
«В конце концов, мне всегда везло, — думал Тимохин, махая уплывавшей за автобусом женской фигурке. — Не брали в институт, а потом приняли. Прогнали из села, устроился в городе. Считали: закиснет простым следователем, а дорос до заместителя начальника отделения».
Теперь во временном отделе в Чечне его ждало место начальника отделения. Да из командировки он мог привезти боевые. Немалую сумму, как раз к рождению ребенка. А что там с фермером — он не всемогущий и не может всем помочь.
Впереди наметилась степная дорога. Она утомляла. Заносы, расчистка лопатами пути изводили. Милиционеры ехали на дело, а силы растрачивали уже в пути. Дважды автобус цепляли к фуре, которая вытягивала его на гору. Только после Ростова состояние дорожного полотна улучшилось: снег растаял, асфальт подсох.
Добравшись до Владикавказа, ушли в предгорья, где в чеченском поселке находилось место их постоянной дислокации. Но до поселка проехали еще несколько станиц, в одной из которых при виде тарелки спутниковой антенны на крыше Тимохин воскликнул:
— Надо же! А говорят, Чечня — каменный век! Да отсюда позвонить можно в любую точку света…
Еще через десять километров пути вдоль рощ и садов показался поселок.