— У этих теоретиков не хватает ни воображения, ни логики. Подумай сам. Ты встречаешь в другом слое самого себя. Вы здороваетесь. Но ты не в нем, а смотришь на него со стороны. У него свое «Я», у тебя свое. Значит, ты уже не он. У вас разное самосознание. Иначе ты должен ощущать себя одновременно и в его теле, и в своем, а это уже раздвоение личности. Такое раздвоение ты должен был бы чувствовать, даже не встречаясь с ним, а находясь в разных слоях или на разных планетах. Я ответил на твой вопрос?
— Да, вполне. Спасибо тебе, Мирон. Спасибо за науку, за путь к спасению, за угощенье.
Я встал и поклонился ему в пояс. За время разговора мы с Мироном незаметно сумели съесть весь мед, огурцы и выпить два кувшина медовухи. В голове у меня немного шумело. Я переживал одновременно и смятение от услышанного, и надежду на едва теплящийся выход из трагической ситуации. Я понял, что мы не изолированы, нас не бросают на произвол собственного несовершенства, а стараются помочь. Нам дают последний шанс.
Мы вышли на крыльцо. Собаки подбежали ко мне, обнюхали, но больше не лаяли, а лишь виляли хвостами.
— Прощай, милок, храни тебя Бог! — Мирон, видимо по привычке, осенил меня широким крестом.
— Прощай, Мирон. Спасибо тебе еще раз.
Я повернулся и, не оглядываясь, пошел к лесу. Дорога оставалась открытой. На этот раз меня не сопровождал туман. Прямая тропа вела через лес, и вскоре я вышел к знакомым посадкам молодняка. Тут я машинально оглянулся.
Тропинка, которая привела меня сюда, исчезла.
Лопать между тем постепенно умирала. Один за другим уходили в мир иной сельчане. Молодые и старые. Болезни, водка, несчастные случаи, убийства и самоубийства косили людей без разбора. Хоронили часто, чуть ли не каждый месяц. С крестьянских подворий исчезла последняя скотина. «Товарищество» сократилось до нескольких человек во главе с Наумычем, которые и захватили всю оставшуюся, бывшую совхозную собственность. Очень «кстати» сгорела контора со всей финансовой документацией. Сгорели школа и общежитие для сезонников. Уехала единственная медсестра, и фельдшерский пункт закрыли. Оборудование пилорамы продали и пропили. Та же участь постигла остатки поселка для рабочих.
Там продали стенные блоки и рубероид с крыш. Выломали даже цементные плиты, покрывавшие дороги. Начали продавать на вывоз и на дрова брошенные хозяевами дома. Таяло на глазах и стадо. Когда-то подступавшие к нашей околице поля, где рос хлеб, сплошь заросли молодыми деревцами, и обрамляющие их лесополосы сомкнулись. Из пруда и речушки выгребли сетями всю рыбу. В дополнение ко всему в лесу исчезли грибы. Последние три года их не было вообще. Жить в Лопати стало трудно и неинтересно. Продать дом в такой глухомани было проблематично. Но бросать просто так налаженное хозяйство было жалко. За эти пятнадцать лет мы обросли всем необходимым для автономной жизни. Поэтому нашли в Москве многодетную семью переселенцев из бывшей братской республики и за символическую плату переоформили дом на них, оставив там весь свой скарб.
С той последней встречи с Мироном больше я никогда не виделся ни с ним, ни с теми, кто до него старался объяснить мне меру личной ответственности за все происходящее. Острота впечатлений от этих встреч постепенно стиралась. Иногда даже возникали сомнения, были ли они вообще или мне все привиделось. Только в душе появилась и не исчезала странная напряженность, граничащая с тревогой; ожидание грядущих перемен, последствия которых я не мог представить. Казалось, что во мне заработал внутренний таймер и тяжкой ношей балансирует маятник в «секторе неопределенности» нашего и моего бытия.
«В начале июня — я уже договорился — устрою себе небольшой отпуск с рыбалкой, — сказал своему кузену Артуру Кеннет Олуорт. — Поеду на ферму в Камберленд. Ручей две мили длиной, и везде ловится рыба; а безлюдно, говорят, как в Сахаре». Артур почувствовал тот особый трепет, который наступает, когда, забросив несколько блесен — ярких, привлекательных, слегка непохожих друг на дружку, — ты видишь, как крупная форель тяжело поднимается из торфяных ямок под берегом реки и косит глазом на приманку.
Артур и впрямь немало потрудился ради этой минуты.
Почти год прошел с тех пор, как он вскользь упомянул своему кузену о ферме Хауорта. Он сделал это как бы между прочим — так тонко, что Кеннет давно уже позабыл, кто его надоумил. Позднее он дважды говорил о ней друзьям, которые, он знал, непременно расскажут все Кеннету. А в марте, когда появляются первые нарциссы и дальновидные люди планируют свои отпуска, он послал кузену экземпляр камберлендской газеты, где обвел для него статью об обнаруженной под Ронмиром расселине в каменистой породе — Кеннет интересовался спелеологией.
Он рассчитывал, что Кеннет увидит не только статью, а и объявление под статьей, которое каждую весну помещал в местной газете владелец фермы Хауорта.
Больше Артур ничего не предпринимал.
Если форель не желает подниматься, бесполезно бить по воде.
Если бы потребовалось ответить на вопрос, почему для одного кузена столь важно, чтобы другой по собственной воле отправился на ферму Хауорта, тогда в поисках ответа пришлось бы забрасывать удочку в нескольких местах.
Вначале пришлось бы ознакомиться с завещанием их деда Элберта Олуорта, который «сделал деньги» в каменоломне и «завязал» их крепеньким узелком.
Завещание составлял его поверенный, мистер Рэмболд (отец теперешнего старшего партнера), и пожелания его клиента были яснее ясного. «Завяжите денежки как можно туже, насколько позволит закон, — сказал старик. — Моим детям, потом их детям, а переживший всех пусть получит всю сумму. Я выковыривал деньги из земли в поте лица своего. Пусть же и они попотеют».
Пятьдесят лет спустя мистер Рэмболд-младший попытался растолковать условия завещания Артуру.
— После двух войн ваш род заметно поредел, — сказал он. — Ваш отец и отец вашего кузена Кеннета — ваш дядя Боб — были единственными детьми старого Элберта, у которых у самих были дети. А вы с вашим кузеном единственные внуки.
— Значит, наследство достанется нам с Кеннетом?
— Тому из вас, кто переживет другого.
— А сколько там? Хоть приблизительно…
Поверенный назвал сумму, и Артур Олуорт поджал губы.
Ему очень нужны были деньги, и как можно скорее. Речь шла, конечно, не о неделе и даже не о месяце, но если он не достанет их через год, ему конец. Наступал срок уплаты по счетам. Он, конечно, мог взять в долг, но брать в долг ради того, чтобы оплатить уже имеющиеся долги, — не слишком предусмотрительная форма ведения дел даже для человека с видами на будущее. Но и взяв в долг, он смог бы продержаться в лучшем случае чуть больше года.
Другая причина, способствовавшая выбору фермы Хауорта, таилась в одной личной трагедии, которая обрушилась на Артура несколькими годами раньше, когда он путешествовал на своих двоих по округе. Он лишился своей собаки, милого, но довольно любопытного спаниеля, — тот сорвался в глубокую яму. Яму окружала хилая изгородь из ржавой проволоки да реденькая поросль. Будь яма в более людном месте, исходившая от нее опасность заставила бы принять меры предосторожности. А так до нее от фермы Хауорта было добрых три мили, да от самой фермы до ближайшей деревни еще пять миль. К одному из пастухов, который знал о существовании ямы, и пришел Артур в надежде, что все- таки удастся спасти собаку. Пастух покачал головой со спокойной твердостью человека, который вынужден сообщить неприятную весть.
— Из той ямы живыми не возвращаются, — сказал он. — Бедная собака… Можете считать, что ее уже нет в живых. Понимаете, мистер, на дне ямы быстрый поток. Двенадцать лет назад специалисты спустились туда для обследования.
Они нашли овцу, которая упала туда месяцем ранее. Они решили, что это овца. Ледяной поток и острые камни настолько искрошили плоть, что доказательства их были не очень убедительны.
— Надо бы поставить вокруг этой ямы заборчик поплотней, — со злостью произнес Артур.
— Надо бы, — согласился пастух, но без особой убежденности: как ни ржава и ни шатка теперешняя изгородь, она все же не давала приблизиться к яме овце — вот и все, что его волновало.
На другой день, как только Кеннет упаковал свои удочки и уехал на север, Артур отправился в путешествие. Какое-то расстояние он преодолел на поезде, затем пешком. Иногда ночевал в молодежных туристских лагерях, но чаще под открытым небом: турист он был опытный и мог в течение нескольких дней обходиться без чьей-либо помощи, довольствуясь спальным мешком и небольшим примусом. Четверо суток спустя Артур заночевал в зарослях как раз над фермой Хауорта. Накануне он прошагал двадцать миль, ни разу не ступив ногой на дорогу, проторенную человеком. У него был запас еды на семь дней, трехтомник «Войны и мира» и сильный полевой бинокль. К счастью, погода не портилась.
На четвертый день он увидел Кеннета — у того вместо удочки в руке была палка. Кеннет поднимался в гору по тропинке, приходившей мимо его временной стоянки.
Быстро отряхнувшись, Артур выскользнул из поросли, сделал крюк и вышел на тропинку несколько выше по склону.
И вот, на повороте тропинки встретились лицом к лицу два кузена.
Когда они обменялись приветствиями, Артур сказал:
— Я остановился в туристском лагере в Лонгдейле. Дай, думаю, схожу посмотрю, сколько он наловил рыбки.
— Плохо сегодня, — ответил Кеннет. — Жизнь в ручье точно вымерла. Старик на ферме клянется, что к вечеру пойдет дождь и завтра я порадуюсь… Ты не подскажешь, что бы тут посмотреть. Я этой местности совершенно не знаю.
Артур сделал вид, что задумался.
— Отсюда около трех миль, — сказал он. — Может, посмотрим ту яму, на которую я наткнулся пять лет назад.
Кузен согласился.
У них ушел час, чтобы добраться туда, и жизнь Кеннета целиком зависела от того, встретится им кто-нибудь по дороге или нет. Стоило хоть одному пастуху увидеть их издалека, как Артуру пришлось бы дожидаться другого раза.
Им никто не встретился, и вряд ли кто их увидел.
И вот они уже глядели в глубокую яму.
— Даже вроде слышно, как вода бежит, — сказал Артур. — Осторожней, куда ты так наклоняешься?..
Месяц спустя Артур снова сидел в кабинете мистера Рэмболда, поверенного.
— Трагично, — сказал адвокат. — Боюсь, правды мы так никогда и не узнаем. Наверное, пошел прогуляться и упал в одну из этих ям. Насколько я знаю, их там полно.
— Десятки, — сказа Артур, — и чтобы обследовать даже одну, понадобится месяц.