— И мне. Но бармена ты зря так ублажил. Можно было и скостить.
— Зачем? Что я, немец какой, чтобы торговаться? Да и деньги небольшие.
«Это для тебя небольшие», — подумал Андрей.
Они вышли на площадь, находившуюся метрах в ста от ворот, ведущих в гавань Плимута. Отсюда было видно, какая там царит суматоха. Мелькали люди, шныряли грузовички с яркими надписями на бортах. До самой последней минуты сюда будут что-то привозить, скидывать на асфальт причала, бережно передавать из рук в руки. По правилам соревнований никто посторонний не должен ступить на борт яхты-участницы до самой Америки, равно как ничто не может быть принято яхтсменом: ни новый парус, ни запасной аккумулятор, даже кусок хлеба, и тот под запретом. А примешь — прощайся с гонкой: выбываешь! Вот и запасаются люди.
— Спасибо, Андрей. Разгружайся. Тут я сам.
Говард переместил пакеты в подмышки, ухватил сумки:
— До встречи!
— Увидимся!
Американец, кособочась, направился к гавани. Андрей проводил его взглядом.
Как ни приглаживай, все равно видно. Андрей достал из походной аптечки бактерицидный пластырь телесного цвета и укрыл под ним ссадину. Подумал без сожаления: «Правильно, что проучили поганцев. А еще правильно, что полицейских в известность не поставили. Баро прав, они все одинаковые. И везде. Одинаково въедливые. Даже лучшие из них».
Еще до армии Андрей имел возможность убедиться в этом.
Лейтенант устало горбился над обшарпанным столом. Посмотрел скучающе:
— Значит, это ты его.
— Я.
— Зря.
— Почему?
Лейтенант откинулся на спинку. Он сделал это слишком резко, стул качнулся, и милиционер приложился затылком к стене.
— Потому что надо знать, кого бить, когда и где.
— Я место не выбирал. Время тоже.
— До крови-то зачем?
— Сам виноват. Я его водкой не поил, на девчонку не затаскивал и юбку ей рвать не помогал.
— Ну, кто виноват, это мы разбираться будем.
— А вы, похоже, уже разобрались.
Лейтенант коснулся рукой затылка и поморщился:
— Значит, ты шел через парк. Услышал крик. Потом увидел, как незнакомый тебе гражданин выясняет отношения с незнакомой тебе девушкой.
— Он пьяный был. Он ее изнасиловать хотел!
— Ну, это еще доказать надо — хотел или она его подзадоривала, а потом раздумала, сопротивляться стала. В общем, как честный человек, ты вмешался, решил успокоить мужчину. Он успокаиваться не захотел, стал нецензурно выражаться и попер буром. Тогда ты к его физиономии и приложился. Но не рассчитал силы и в результате сломал гражданину челюсть. Правильно излагаю, не путаю?
— Правильно. Так все и было. Да вы у девчонки спросите, она подтвердит.
— Ничего она не подтвердит.
— То есть как?
— Так. Отказалась она заявление писать.
— Почему?
— Ну что ты заладил: как да почему? Опытная, видать, не хочет неприятностей.
— Теперь-то какие неприятности? Все позади.
— Э-э, пацан ты совсем. Все еще впереди! Допросы, суд, не дай бог, экспертизы. Ей такая слава ни к чему. Да и мужчина этот не вечно будет в больнице лежать, выйдет, начнет претензии предъявлять, а не он сам, так дружки его. Те ждать не станут, завтра и заявятся. Короче, заявления нет и не будет. И показаний она не даст. Как сейчас твердит, так и будет твердить: знать ничего не знаю, оставьте меня в покое, иначе я жаловаться буду! Других свидетелей тоже нет, а патруль только к шапочному разбору явился.
— Но ведь это я милицию вызвал! Что же, я сам себе враг, что ли?
— Так получается. — Лейтенант снова коснулся затылка и снова поморщился. — Потому что нет у нас ничего и никого, кроме двух фигурантов происшествия, причем у одного травма средней тяжести, жена, дети, положение и незапятнанная репутация, а другой здоров как бык, цел, невредим и молод. Молодым же, как известно, только дай кулаки почесать.
— Выходит, я еще и виноват. Ну, извините, что помешал девчонку изнасиловать. Больше не повторится,
— Опять задираешься. Обидно?
— А вы как думаете?
— Думаю, еще и тошно. А теперь давай без гонора и соплей. Прищучить этого мерзавца мы не сможем, это я ответственно заявляю. Что нам по силам — это прочистить ему мозги и припугнуть малость, чтобы он к тебе ненароком не полез. Что касается тебя, то… иди себе с миром. И выпей при случае за Алексея Петровича Божедомова.
— За кого?
— Да за меня.
— Не буду.
— Не потребляешь, что ли?
— Не злоупотребляю.
— Зря. Помогает. Если в меру. Слушай, Горбунов, тебе же в армию идти через пару месяцев, так? Вот и наплюй на все. Иди и не оглядывайся.
Андрей направился к двери. Взялся за ручку, взглянул на лейтенанта и сказал:
— Спасибо.