Она бежит, не веря своим глазам. Улица все круче спускается вниз, тротуар превращается в лестницу. Впереди река — широкая, дальний берег едва виден в дымке, посередине идет какой-то огромный трехэтажный корабль…
Все в порядке, это Волга. А город — Самара. Меня зовут Маша, я здесь живу. В этом дворе — тупик. Если он меня настигнет здесь?
Какая еще Маша? Моя сестра. Я к ней приехала, я — Даша. Зачем я к ней приехала — ведь я ее ненавижу! Кто вы такие обе — Даша, Маша? Не знаю никаких Маш и Даш. Я… Я — другая. Вот только вспомню, кто я… Нет, это же просто сон! Вот разгадка. Потому что нет и никогда не было у меня такого платья. Милое, правда, платьице, желтенькое, прикольное…
Какой-то немыслимый старый двор с дровяной поленницей. Я что — попала в прошлое? Только если все это сон, то кому он снится? Я-то сама — кто такая я?
Она стоит спиной к поленнице дров, готовая упасть. Перед ней незнакомый человек, впрочем, симпатичный, с ним можно один раз, но только один…
— Кто ты такой и чего тебе от меня нужно?
Дальнейшее утопает в памяти, словно ветка в воде. Отражения и настоящие листья перепутаны. Маша просыпается. Она лежит у себя дома, рядом никого нет… А что — должен кто-то быть рядом?
Маша села на кровати. Все ее тело ныло, будто после неумелого массажа. Ну да, вчера ее ломали, таскали, как куклу…
Это была просто роль. Странно… Что-то помнилось еще… Маша вдруг поняла, что не помнит, как вернулась домой: сразу после спектакля — провал. Лучше всего думать, что она пришла сюда вечером, усталая, легла спать. На автопилоте, как пьяная. Провал занял всего полчаса, потом — долгий здоровый сон. Автоматически разделась…
Ах да, платье! Она же вчера утром, перед спектаклем, выбежала на улицу, купила на лотке хорошее летнее платье, желтое, словно цыпленок. Где оно?
Маша увидела в углу желтый проблеск. Лежит на полу. Что-то с ним не так…
Маша вскочила с кровати. Она была совершенно голая. Белье разбросано по комнате, скомкано. Маша взяла трусики и тут же выпустила их из рук. Почему-то влажные. Подняла и развернула платье. И увидела в зеркале свое изумленное лицо. Платье было тоже мокрое. За окном идет дождь, подоконник тихо гремит. Маше стало страшно. Провал, оказывается, был долгим.
Маша нахмурилась, бросила платье, потерла лоб. Что-то еще присутствовало вокруг нее, влажное, обволакивающее. Это был запах. Знакомый и в то же время — полузабытый. Запах мужчины.
И тут она — проблеском — вспомнила: на полу, на каком-то ускользающем, резиново скрипящем матрасе, в темноте… Кто это? Как она туда попала?
У нее давно никого не было, она уж и не помнила, когда в последний раз… Все ее мысли занимал Родион, то странное, что происходило между ними. И вот теперь все разрушено, непоправимо потеряно…
Впрочем, почему потеряно? Ты что — собралась ему рассказать, что вчера попала в чью-то грязную постель?
— Да нет, Даш! Шутишь…
— Вот и я так думаю. Ничего не надо рассказывать. Позвони ему сейчас.
— Я слышу, ты опять со мной дружишь. А вчера даже сестрой не хотела быть.
— Да нет, что ты! Подумаешь, поссорились…
— Значит, мир?
— Мир.
— Тогда я звоню Родиону.
— Звони. И ничего ему не рассказывай. У тебя на этот счет мало опыта. Мужики ничего не должны знать о тебе.
Маша позвонила. Голос у Родиона был странный, казалось, что у него дома кто-то есть. Маша усмехнулась на свою ревность: сама согрешила, а теперь его подозревает!
Пока Родион ехал, она постирала платье и белье, прибралась в комнате. Войдя, Родион поцеловал ее как ни в чем не бывало. Маша едва выдержала его взгляд — это тебе не на сцене играть…
— Так где же ты была сегодня ночью? — спросил Родион.
Занудство не было его стилем. Маша подумала: а вдруг он что-то знает? Вдруг они все о ней все знают, и Родион, и хозяйка, которая уже бросила на нее красноречивый взгляд, когда они пересекались у двери в ванную. Маша собрала все свои актерские силы и непринужденно ответила — так, будто происшедшее было для нее совершенно обычным делом:
— Шаталась по улицам. Промокла вся.
— Одна?
— Не уверена…
Маша рассмеялась: что это она несет? Как это она может быть «не уверена»?
— Ты что — напилась?
Маша вздрогнула, как будто в глаза ей плеснул внезапный свет. Так вот оно что!
— Да, я напилась! — воскликнула она. — В каком-то кафе. Я выпила рюмку водки, потом… Наверное, выпила еще…
Казалось, она помнила и кафе, и рюмку… Но кто тот мужчина, который вчера был с ней? Маша вдруг вспомнила: большое окно, такое прозрачное, будто его совсем нет, на улице дождь, все бегут, прикрывая головы чем попало — газетами, гламурными журналами… Напротив, в кресле — какой-то силуэт, темный, неузнаваемый, будто призрак человека, его сплошная тень… Да, наверное. И тогда все объясняется. Какой-то тип был с ней в кафе, напоил, потом увел к себе и изнасиловал.
Молчание затянулось, они разглядывали друг друга, будто впервые увидели.
— Маша, — тихо позвал Родион. — Ты говорила про татуировки у твоей сестры…
— Да? — удивилась она, не понимая, куда он клонит.
— Татуировки на спине?
— На талии. А что это тебя так интересует?
— Ну, покажи, где? Я никогда не видел таких татуировок.
— И не увидишь, потому что сестры больше нет. Эти татуировки сейчас где-нибудь в земле.
Впрочем, Маша была теперь далеко не уверена насчет земли… Родион подошел к ней и обнял за талию.
— Здесь?
Маша усмехнулась.
— Чуть ниже.
Родион, как бы играючи, приподнял ее кофточку и посмотрел.
— Что ты там хотел увидеть? — насмешливо спросила она.