Ерзала, краснела, а потом, решив, что она не хуже иностранок, достала из сумочки темные очки, надвинула на нос и расстегнула застежку лифчика… Груди сразу пригрело… Накрылась полотенцем… Стянула плавки… Сбросила полотенце… Бедраожарило…
— Я вам нос утру! — посмотрела на немок, вспоминая тост Жигова на юбилее.
Какого страху она натерпелась, когда перед собой увидела голого мужчину. Вскочила, заорала «мама!». Мужчина кинулся в воду. Из воды навстречу мужчине выскакивали другие обнаженные фигуры… Глафира, мелькая своими белыми ляжками, заработала вверх по песочному обрыву…
Весь вечер пряталась в номере, трясясь, как в лихорадке, и остригая кончики обломанных ногтей. После недельного затворничества она, низко натянув на лицо панаму, вышла в плотном купальнике на пляж. Взяла лежак и расположилась в самом оживленном месте.
Сгорев, отсиживалась в отеле и весь оставшийся отпуск мазалась снимающими ожог мазями.
Выйдя на работу, долго снимала пленочки отслаивающейся кожи с плеч и хвасталась, что нашла ухажера — арабского принца, который катал ее на своей яхте, возил на виллу в Стамбул, звал в Эмираты, но она оказалась верной Хопербанку и решила пожертвовать своим личным счастьем ради него.
Слушающие зажимали рты, ожидая того момента, когда она удалится, и только туг прорывались бурным смехом.
Манину она сказала, что в Болгарии на каждом углу голые мужики, и потребовала побеседовать на эту тему с Вероникой Семеновной.
— Зачем? — спросил Борис Антонович.
— Вот тебе на! — развела руками Глафира. — А если она там с каждым встречным это самое, тогда как мы можем ей доверять?
— А как тебе доверять?
— Но я ведь с принцем! И вы меня хорошо знаете!
— Нет, не знаю…
— Тогда я иду к безопаснику! Он больше о банке думает! А у вас голова забита другим…
— Иди, иди к нему. Да мотай же! — взорвался Манин.
Тараса Леонтьевича вызвал шеф. Он сидел ни жив ни мертв, и первая мысль, которая пришла в голову юристу, была: «Сажают…»
Краем уха он слышал, что кое-кто из валютных перекупщиков попался на украинской границе, и тот мог заложить Манина, с которым был связан; что в Центробанке арестовали заместителя начальника управления за поборы, и это могло не обойти стороной Бориса Антоновича, возившего в госбанк ко всем праздникам подарки…
Но он услышал другое.
— Мою квартиру захватили… — выдохнул Манин, тыча кнопки внутренней связи. — Еще вчера ездил, все было в порядке… А сегодня приехал, мордовороты с собаками… Чувствовало мое сердце…
— Какую квартиру? — спросил Тарас.
— Я тебе договор показывал…
Из аппарата ответили:
— Борис Антонович, слушаю вас!
— Где ты шляешься?!
Вбежал Балянский.
— Я вот юристу уже рассказал… Действуйте! И чтобы вечером квартира была моей… Иначе…
Балянский дождался юриста на банковском крыльце.
— Куда двигаемся?
— Кто его знает…
Свернули у пожарки на проспект, с проспекта в переулок, приехали к высотной новостройке. Около высотки кипело и галдело. Подъезжали грузовые машины и фуры. Крепкие парни выгружали контейнеры, гарнитуры, ящики. Тащили в подъезд. Сигналили легковые.
Протиснувшись к лифту, юрист и безопасник долго ждали кабинку. Поняв, что не скоро дождутся, полезли по пролетам запасной лестницы наверх. Дыхание учащалось.
Юрист на ходу рассказывал коллеге про договор.
Вот нужный стояк.
Вот нужная квартира.
— Звони! — скомандовал Балянский.
— А как? Кнопки не вижу…
— Тогда стучи!
— А у тебя пушка при себе?
Послышался лай.
Обитая пластиком дверь открылась, и, натянув поводки, оттуда оскалил пасть бультерьер.
— Скажите, а кто сюда въехал? — с опаской глянув на собаку, спросил Тарас Леонтьевич у накачанного парня в проеме.
— А твое какое дело! — осклабился качок.
— Дело в том, что эта квартира принад… — заговорил Балянский.
— Это тому лысому, которого я утром с лестницы спустил?.. Душман, фас!
Собака поднялись на задние лапы.
— Вы что… Вы что… — Балянский и юрист попятились.
Послышался щелчок.
Балянский еле успел закрыть за собой дверь на лестницу, в которую ударился лапами пес.
— Пистолет, пистолет доставай! — заголосил юрист.