— Они меня разрушают.
— Уходим, Билли!
— Попей чайку, Создатель, и успокойся на пару часиков — ты их наводишь на меня.
16.00
— Билли?
— Отстань!
18.00.
— Билли!
— Еще не время.
20.00
— Билли?
Я с тревогой смотрел на негаснущий желтый глазок процессора.
— Ты жив? Отзовись.
— Да живой я, живой. Оружие создал универсальное. Включи звук, если хочешь услышать, как дохнут эти микробы.
Визг и вой дерущихся крыс наполнил кабинет. Дед встрепенулся:
— Что там, шестеренки не смазаны?
— Хуже — «бой идет святой и правый, бой идет не ради славы».
В полночь Билли попросил подключить генеральский ПК к общей сети.
Дед достал из встроенного шкафа подушку и плед:
— Приляг.
Я мирно спал на генеральском диване, а Билли неутомимо сражался с полчищами вирусов, блокировал, не давая размножаться, червей и уничтожил всех без следа.
Сворачивая флешку с монитора, заметил, что Билли поправился на несколько килобайт. Впрочем, зная, как он мог ужиматься, то могли быть и мегабайты.
— Билли, ты за старое?
— В чем дело, Создатель?
— Спроворил шпионскую информацию?
— Ничего сверх того, что было, — только новое антивирусное ружье. Шедевр! Мое изобретение.
— Молодец.
— А то.
— Молодец, — сказал мне дед. — Это аванс, все существенное после.
Мое поступление в МГИМО отметили так.
Бабушка испекла изумительный торт.
Бобчинский с Добчинским водрузили на стол бутылку настоящего французского шампанского.
Мама прилетела из Екатеринбурга — она была с экспедицией в горах Северного Урала. Купила новое вечернее платье и вышла в нем к столу.
В этом же платье она была, когда пошли с ней в ресторан отмечать мое зачисление в МГУ. Бобчинский до срока споил Добчинского, и оба остались дома. Мама сияла улыбкою, бриллиантами и изысканностью манер. На нее оглядывались. Впрочем, на меня тоже. Ловкий молодой человек — явный альфонс — такую львицу закадрил. Такая постановка вещей мне льстила.
Испортил вечер кривоносый сын Кавказа. Он попытался пригласить маму на танец, а когда получил отпор, наехал на меня — звал поговорить один на один, обзывал трусом и бабой. Пришлось вызвать службу безопасности. Но все, что смогли сделать дюжие парни в черном, — вызвать такси и проводить нас к нему. Кривоносые, числом уже в пять голов, свистели мне вслед и улюлюкали. Мама открыла дверь авто, пропустила меня вперед. Потом обернулась к выродившимся потомкам Прометея и изобразила неприличный жест средним пальцем правой руки. Они взвыли от огорчения и кинулись нас догонять. Мама прыгнула ко мне на колени — я не успел передвинуться по сиденью — и захлопнула дверь. Таксист дал по газам.
Дома пожаловался Билли.
— Ложись, Создатель, спать — подумаю, что можно сделать.
Утром позвонил деду. Пожаловался ему.
— Ты хочешь, чтоб мои люди нашли и наказали их?
— Я хочу, чтоб твои люди научили меня давать отпор в подобных ситуациях.
Генерал молчал.
— Они оскорбили твою дочь.
Дед любил дочь больше внука.
— Хорошо. Я тебе должен, а долг платежом рдеет. Возьми паспорт, подъезжай, я закажу тебе пропуск.
Пока добирался, у деда состоялся еще один разговор по этой теме.
— Как готовить вашего мальчика? — с усмешкой, запрятанной в уголках глаз, спросил инструктор генерала.
— В режиме «Разминка перед сауной».
Со мной так и занимались. Обучали всем премудростям рукопашного боя — а у меня на теле ни синяка, ни царапинки. Попутно исправили осанку — плечи распрямились, грудь выпятилась. Мышцы налились силой, отяжелели массой. Правда, не обошлось без таблеток и уколов, зато за один год я из хлюпика превратился в самоуверенного атлета. Еще раньше, под Новый год, судьба подарила мне случай реабилитироваться перед мамой.
Мы делали последние покупки к праздничному столу. Какой-то хам так спешил, что грубо толкнул маму и не извинился. Выпал пакет, покатились апельсины.