— Кофе со свидетелем — это круто, — рассмеялась Наташа. — Свидетель вместо сахара?
— Скорее вместо горчицы, — вздохнул Беркович. — Да и не свидетель он на самом деле. В день убийства был за границей. По делу ничего не сказал. Но что-то знает.
Наташа пододвинула к мужу тарелку, вложила в руку вилку.
— И хлеб возьми, — сказала она.
— Арик… — начал Беркович.
— Спит. Он быстро засыпает после сказки, особенно если слышит ее в сто пятидесятый раз. Ты о каком убийстве говоришь? Посоли, если соли мало.
— В самый раз, спасибо. Об убийстве Альтермана, конечно.
— Разве не жена его убила? — удивилась Наташа. — В новостях передавали, что у полиции основная версия: убила жена.
У нее был любовник.
— Да? — Беркович нарезал шницель на кусочки и отправлял их в рот по одному, аккуратно цепляя вилкой. — Может, и имя назвали?
— Нет, — с сожалением сказала Наташа. — Сказали, что в интересах следствия имена не разглашаются.
— Чепуха, — рассердился Беркович. — Надеюсь, не Клугер давал комментарий?
— Нет, от полиции никто не выступал.
— Естественно! Если имена не называют в прессе, должен быть запрет суда. Суд по делу Альтермана не собирался, потому что нет пока ни подозреваемых, ни мотива… ничего. Почти ничего, — поправил себя Беркович. — А о том, что есть, журналисты знать не могли. Что плохо в нашей прессе: когда информация отсутствует, ее высасывают из пальца.
— Этот листок тебе нужен? — Наташа взяла в руки список и пробежала его глазами, прежде чем Беркович успел сказать… Впрочем, он ничего не собирался говорить и бумагу не собирался прятать. Если сам он ничего не понял, то и Наташа не поймет.
— Второе ноября, горка песка, — прочитала Наташа. — Почему три даты точные, а две приблизительные? Кукол было несколько?
— Приблизительные, — пояснил Беркович, — потому что Лея не помнит точно, когда куклы появились в квартире.
Наташа положила список на стол, села напротив мужа и приготовилась слушать. Отправив в рот последний кусочек и не притронувшись к гарниру, Беркович коротко перечислил события, происходившие в семье Альтерманов.
— Жуть какая, — пробормотала Наташа, не прервав мужа ни разу на протяжении довольно длинного рассказа. — Похоже на истории о черной руке, помнишь, в детстве были такие страшилки? «Из стены появилась черная рука…» Я бы перепугалась…
— Не думаю, что это было страшно, — покачал головой Беркович. — Ну, кукла… Лея думала, что кукол приносил отец. Натан, видимо, считал, что это дочка так играет. Рина вообще ничего не знала.
— А песок? — спросила Наташа. — Почему в списке песок?
— Потому что тоже появился неизвестно как и неизвестно откуда.
— Как в тесте Айзенка. Даны пять предметов, какой из них лишний? И всегда оказывается, что лишний совсем не тот, о котором думаешь в первую очередь. Боря, у тебя не написано… Песок был сухой?
— Какая разница… — начал Беркович и осекся. — Сухой, да. Об этом Вайншток упомянул дважды. Ты хочешь сказать…
— Второе ноября. День рождения твоей мамы.
— Первый дождь после весны! — воскликнул Беркович. — С грозой!
— И лил до вечера. Помнишь, какая мокрая была дорога, когда мы ехали в Петах-Тикву?
— А песок сухой! — возбуждение от обнаруженного противоречия улеглось. — Не обязательно тот, кто принес песок к Альтерманам, собрал его тогда же на пляже или на стройке.
— Да, — согласилась Наташа. — Но… Я хочу сказать: не умножай сущностей сверх необходимого.
— Сейчас выясню, — сказал Беркович и, достав мобильник, набрал номер дежурного по управлению. — Добрый вечер, Гиль. Позвони, пожалуйста, в Гидрометслужбу и уточни, какая погода была в Тель-Авиве второго ноября прошлого года. Перезвони мне, хорошо?
— Где сейчас куклы? — спросила Наташа, когда муж положил мобильник на стол.
— У Рона на экспертизе, — рассеянно отозвался Беркович, думая о своем. — Почему ты спрашиваешь?
— Я подумала… — протянула Наташа, — Альтермана убили куклой? И если остальные… Я хочу сказать, если они остались дома, это может быть опасно для Леи и Рины.
— Почему? — удивился Беркович. — Убить этими куклами точно невозможно, разве что шишку на затылке поставить. Уродец, которым убили Альтермана, тяжелее вдвое. Наташа, что за странная мысль пришла тебе в голову?
— Я подумала: вдруг убить хотели на Натана, а Рину? Или девочку?
— Я об этом думал, — покачал головой Беркович. — Чтобы убить человека, есть множество не таких экстравагантных способов.
— А мотив? — продолжала Наташа. — Ты не нашел мотива. Значит, могли хотеть…
Мобильник заерзал по столу и заиграл мелодию из «Волшебной флейты».
Сержант Левин сонным голосом сообщил, что в Гидромете дежурный не сразу сообразил, чего от него хотят, а когда сообразил, не нашел на месте нужного специалиста, пришлось звонить ему домой, а он уже лег спать…
— Так что с погодой? — прервал Беркович обстоятельный доклад. — Так и не выяснил?
— Почему же… — обиженно отозвался Левин. — Погода второго ноября была… вот… дождь с семи до половины десятого, потом низкая облачность без осадков до четырнадцати двадцати, потом дождь с грозой до восемнадцати с четвертью, потом переменная облачность без осадков.
— Спасибо, Гиль, — Беркович обернулся к Наташе. — А песок был сухой. Ну и что? — сам себя спросил Беркович. — Сухой. И какая разница?
— Думаешь — никакой? — спросила Наташа. — Может, это действительно было предупреждение, как сказала Мария? Знак? И тогда имело значение — сухой песок или мокрый. Зря, что ли, Вайншток прочитал тебе лекцию о женской интуиции?
— Наташа, — сказал Беркович. — Пожалуйста… У меня болит голова. Я устал. Пять запертых комнат, чушь какая! Четыре урода, которые так же похожи на кукол, как я на китайского императора! Никакого мотива! Кто-то должен был придумать! Зачем? Если кому-то мешал Альтерман, к чему такие сложности?
— К тому, — рассудительно сказала Наташа, — что у тебя нет ни мотива, ни подозреваемого. А если бы его убили на улице или в подъезде, ты нашел бы сто свидетелей, раскопал бы кучу информации и вычислил бы убийцу. Атак…
— Пошли спать, — вздохнул Беркович. — Утром займусь связями и знакомствами Натана. Кармон все эти дни опрашивал его знакомых. И Рон обещал закончить исследование кукол.
С утра парило. День обещал быть не просто жарким, а жарким по-тельавивски — на улицу лучше не высовывать носа, сразу станешь мокрым, как утка.
— В среду у нас утренник, — сказала Берковичу воспитательница Ширли, вручив бумагу с объявлением, что утренник начнется в пять вечера, родителям присутствовать обязательно. Будут вручать аттестаты, потом дети покажут представление, и закончится мероприятие фуршетом, причем все блюда приготовят сами дети. С родителями, конечно. «Передайте, пожалуйста, вашей супруге, что у нее в прошлый раз замечательно получились маффины с малиной, пусть она… обязательно с Ариком, чтобы он тоже принимал участие… это для детей такая гордость…»
Беркович с трудом выдерживал словесный напор. Размышлял он не о маффинах, даже не знал, что это такое, а о том, что в детском саду начинаются летние каникулы, и нужно думать, куда пристроить сына на июль и август. Придется, видимо, опять возить Арика к Ирине Давидовне, сын ее любит, но уже в прошлом году цену она выставила заоблачную, и можно представить, как в этом…