Дружинники собирали грибы и ягоды. Многие встречали рассвет с удочкой у реки. Добычу выменивали в селе на молоко и овощи. Пара десятков воинов отправилась помогать крестьянам в поля. Воеводы не возражали: скучающий воин - это бандит.
Две недели, в течение которых мы поджидали отставшую пехоту, и так дались командирам нелегко. По планам Ратомира, на зимовку армия должна была встать уже в Игларском герцогстве. Ну, или, на худой конец, на границе - у барона фон Борк. Из зимнего лагеря принц хотел разослать весточки немногочисленным оставшимся в Модулярах друзьям с тем, чтобы они имели возможность присоединиться к войску.
- Хочешь рассмешить Бога, поделись с ним своими планами, - сумничал Парель в ответ на яростное шипение изнывающего от безделья командира. - Как сказано в книге откровений Миразма Святого, Всеблагой Басра так мир наш обустроил, что каждое из деяний человеческих к благому итогу сходится...
- "Все, что бы сынами человеческими ни сделано было, к лучшему итогу приведет", - монотонно, подражая жрецу, процитировал я автора толстенного свитка "Откровений". К тому времени я уже довольно бегло разбирал смысл закорючек - буквиц, которыми была заполнена полуверста тончайшего пергамента из мешка Пареля.
- Ну так и я о том! - торжественно кивнул толстяк. - Не в силах овцы Пастыря суть планов Его постичь. Намерения Всеблагого мир весь покрывают. А не только земли малых стран. Видно, должно нам еще что-то совершить, прежде чем за Великую переправляться!
- Войско даже еще не собрали полностью, - ворчал принц. - Из Камня охочих людей да из Аргарда. И трех полков полных пока не исчисляется у нас...
- Об армии я уразумел, - шепотом, чтоб не напроситься на обвинения в невежестве, спросил меня ростокский лучник. - А о каком пастухе этот жирнюк тут речи ведет?
- Он говорит, что все люди - овцы, а его бог, Басра, вроде пастуха. И, мол, овцам не дано понять, чего пастух хочет...
- Кто овца?! - вспылил отрок. - Я, что ли? Я сейчас этому барану толстозадому рога поотрываю...
- Да не Парель так говорит... - сквозь смех придерживал я Инчуту от необдуманных действий. - Это в свитках евойных прописано.
- Бараний его бог, - презрительно скривил губы парень. - Кто себя овцой чтит, тот такой и есть! И доля тому такая - в стаде бездумно бекать!
- А где же твой Бог, мальчик?! - привычно ткнув в полог палатки пальцем, вопросил кому-то-брат, расслышав последнее восклицание Инчуты. - Спящие бросили нас давным-давно! Оставили подыхать от голода, холода и болезней. И только Пресветлый Всеблагой жизни ваши никчемные охраняет...
- Из тьмы земли орейские народ лесной вытянул! - хлопнул меня по плечу ростокец. - О том мы в веках им поклоны бить и помнить будем! Только они нас за скот домашний безмозглый не держат!
- Ты уверен в своих словах? - захлебываясь и брызжа слюной, вскричал Парель.
Лучник открыл было рот для продолжения спора, но промолчал. Искоса взглянул на меня и выбежал их командирского шатра. Жрец округлил глаза и как-то необыкновенно, не так, как прежде, посмотрел на меня. Так, словно увидел первый раз.
- Пятый десяток лет на свете живу, а все так и не поумнел, - пробормотал наконец он. Облизал пухлые губы, обхватил обеими руками ненаглядный свиток и засеменил в сторону своего жилища.
Княжич с принцем склонили головы над картой, делая вид, будто разговор их не касается. Я вздохнул и отправился к костру земляков.
Вскоре вернулись посланные к пешей части отряда всадники. Доложили, что непривычные к долгим переходам дружинники попросту сбили ноги в городских сапогах. Оттого двигаются совсем неспешно, на привалах плетя лапти. Порозовевший Паркай пожал плечами и тут же предложил отправляться к Камню, оставив в селении приказ для "лапотников". На том и порешили.
Под стены Камня - большого города на высоком берегу Великой реки, в огромный лагерь охочего войска - пришли ко дню Грома. Горожане посчитали хорошей приметой, что к празднику у них гостит так много воинов. Ибо всякий знает: Гром - дух, покровительствующий не только богатому урожаю, но и всякому оружию. И, конечно, воинам. Так что, едва поселившись в давно приготовленные для отряда палатки, мы принялись начищать доспехи до того безумного, никому не нужного блеска, который так нравится любителям военных парадов.
Камень - ровесник Ростока. На заре времен, еще во времена живых Богов, на Орейской равнине стояло лишь два крупных города. Северная столица единого народа начинала строиться с высокого крутого утеса на берегу безмерно, до самого горизонта, разлившейся реки. Южная сторона имела не слишком много мест, где беспрепятственно могла пристать лодья, и одно из них, волею Создателей, было расположено как раз у города.
До последней войны, когда Чудского моста еще не существовало и купцам приходилось переправляться через реку на плотах или лодках, Камень стал самым крупным местом торга между северными, "немецкими" государствами и югом. Сюда сходились дороги и товары. Здесь на широких, пальцами вытянувшихся причалах торговали и досками из Ростока, Велиградским железом, конями из Аргарда или Степи. Зерно, шкуры, мед, пенька. Ящики, мешки, кули и свертки образовывали постоянно меняющийся лабиринт на обложенной камнем высокой набережной. Говорят, изредка в Камень приходили удивительно выглядевшие огромные корабли смуглых, говорящих на странном наречии людей из-за Железных гор, с верховьев могучей реки.
Трехверстный мост, связавший берега между Чудской твердынею и Эмберхартом, едва появившись, подорвал торговое господство Камня. Но ненадолго. Рассыпавшееся на вольные, ни от кого не зависящие баронства, королевство наводнилось бесчисленными разбойными людишками. Да и сами властители клочков земли не брезговали правдой или неправдой урвать лишний грош с купеческих караванов. И снова широкая водная дорога стала самой безопасной и желанной. Снова оживилась приречная торговля. Кабы не Водогром - огромный водопад на исходе Степи, у начала сжимавших Реку отрогов Низамийских гор, так крутобокие челны и до устья доходили бы. До самых Модуляр.
Камень - самый большой город Орейских земель. А если верить князю Панкрату, утверждавшему, будто одних застенных горожан, не считая посада, более шестидесяти тысяч, так и вовсе сравнивать не с чем. В Ростоке едва ли тысяч тридцать пять - сорок наберется.
Празднично разодетая толпа являла собой зрелище поистине устрашающее. Словно трава в степи, листок к листку до горизонта - головы людей. Гомонящие, волнующиеся, взрывающиеся криками. Марширующая по улицам армия Ратомира казалась тоненьким сверкающим сталью ручейком среди Великого леса. Я чувствовал себя пылинкой в чулане. Одной из бездны одинаковых, одноликих голов в человеческом океане.
И еще я поразился тяжестью выпавшей на плечи Каменьского князя доли. Шутка ли, управиться с такой бездной человеческой! Не потому ли лицо седого носатого Панкрата избороздили бесчисленные морщины, да спину скривило так, что казалось, смотрел он словно исподлобья, сквозь кустистые брови. Только светло-серые, цвета кромки льда на берегу весеннего ручья, глаза блестели молодо и живо. С хитринкой, напрочь отсутствовавшей у Паркая.
Тысячи домов, выстроенных из обожженной глины, стройными рядами теснились вдоль улиц. И то ли я стал привыкать к тесным орейским поселениям, то ли рыжие кирпичные стены меньше давили, чем убитое дерево Ростока или мертвые камни Велиграда, но дышалось в Камне на удивление легче, чем в других городах.
Широченный луг с выстроенным из легких досок "городком" заканчивался невысоким холмом со странной конструкцией на вершине. И хотя с возвышенности видно игры было бы несравненно лучше, ни одного человека там не было.
Пристроенные к городским стенам, пышно украшенные зрительские трибуны быстро заполнились. На луг вышли два отряда княжеской дружины. Тот, что поменьше - из ближних, опытнейших воинов - занял оборону в "городке". Второй быстро выстроил атакующие квадраты.
Грянувший гром столкновения закованных в латы воинов отразился от низких, грозовых туч. И атака, несмотря на кажущийся неудержимым напор, невзирая на численность и азарт, тут же захлебнулась. Ветераны, сомкнув башенные щиты, не дали молодым ни единого шанса прорвать оборону.
На луг торопливой струйкой выбежал отряд Инчуты. Стрелки заняли места за спинами латников, вскинули луки и выпустили тьму стрел с тупыми наконечниками. Небесные жала новым громом грянули о черепаховый панцирь пехотинцев и бессильно отвалились.
А потом, словно разбуженный людьми, заворчал в низких тучах дух грозы. Порыв неожиданно холодного ветра принес первые тяжелые капли дождя. И, не дожидаясь пока земля промокнет насквозь, пылающей ветвью с облаков на вершину холма спустилась нога молнии. Приготовленная замысловатая штуковина немедленно вспыхнула, осветилась алым и голубым, явив огромный, воткнутый в землю меч.
По ушам врезало так, что казалось - даже кости треснули. Волосы зашевелились. Тетива на луках стала тихонько ныть. Кольчуги позвякивали. Я чувствовал, будто кто-то бесконечно великий и могучий держит меня на ладони, как пойманную муху разглядывая со всех сторон. Даже изнутри. Сам животворящий воздух наполнился такой силой, словно Боги готовились сойти с небес.
И тучи сжалились над нами. Мягкий теплый дождь ласковыми прикосновениями смыл, растворил накопившееся напряжение. Губы сами собой сложились в улыбки. Люди расправляли плечи, скидывая навалившуюся было мощь и нечеловечески пристальный тяжелый взгляд Неба.
Заиграла музыка. Девушки в венках из полевых цветов и колосьев пшеницы, закружились в танце. Хохочущие дети зашлепали босыми ногами по пузырящимся лужам. А потом и весь люд высыпал на обширный луг, прямо под теплый дождь.
На следующий же день армия отправилась к Чудской крепости. Из Камня вместе с нами вышла пара сотен парней, умеющих держать лук, около трехсот броненосных всадников, и пятьсот пехотинцев из княжеской дружины. Образованный пехотный полк принц отдал под руку Паркаю, которого отец не стал удерживать возле себя, рассудив, что велиградская болезнь - дело долгое.
Яролюб, племянник Дубровического князя, воеводил всей конницей, а я - лучниками. Один Парелев обоз растянулся по чудскому тракту на версту. По обочинам скакали сотни всадников. Следом за вытаптывающей влагу из грязи пехотой шагали стрелки.
Ратомир планировал разместить войско у стен крепости, закрывающей проход от Трехверстного моста в орейские земли, а сам с малой дружиной еще посетить Аргард - столицу последнего княжества, откуда в армию еще не вливались добровольцы.
- Вот кабы еще такую махину барон Эмберхартский на неметчину запустил, - без большой уверенности в голосе поделился Паркай. - Боюсь, преграды чинить начнет. Отговорками отговариваться.
- Вот и я принцу говорю, - тут же встрял жрец. - Надо было у Камня стоять, людишек охочих собирать. Богатое место, людное... А уж как льдом речку-то замостит, так и на ту сторону переходить. Обойти сушей тот грехов рассадник.
- Командир, помнится, сказывал, барон Эмберхартовский чуть вас послам Эковертовым не продал? - отгадал я причину такой нелюбви Пареля к торговому городу, оседлавшему мост.
- Душу, старый хрыч, демонам продал! Верно, вам говорю! - покраснел от ярости толстяк.
- В стужу да в снегу по пояс можно и войско ополовинить, - поморщился Яролюб. - Где же это видано, чтоб зиму на марше встретить?! Прадеды у Чудска дней десять войска собирали да на неделю отдых людям дали, прежде чем рыцарям заречным юшку кровавую пустить. Да и то весной было. На зимние квартиры нужно в крепости вставать да переговоры с бароном устраивать. Глядишь, бережком да мимо стен и пропустит...
- Кишки наши, козлище плешивый, на колбасу пропустит, - продолжал яриться Парель. - Лучше по льду босиком, чем к барону в руки...
- Светлая голова у командира нашего, - без капли сомнения, заявил светлоголовый княжич. - И нам с таким воеводой заботиться не след. Раз Модуляры эти далекие на той стороне, значит, и мы туда попадем!
Обсуждения дальнейших планов принца продолжались всю дорогу, но так ни к чему и не привели. Ратомир не раскрывал секрета о том, каким образом намерен уговорить злодейского барона пропустить армию. А не зная самой главной части замысла, мы лишь воздух сотрясать пустыми словами могли. И уж совсем разговоры прекратились, когда вернувшиеся из дальнего дозора разведчики доложили, что со стороны Чудской твердыни поднимается дым.
20
План принца был удивителен. Необычен, прост и потрясающе опасен.
- Какое коварство! - восхищенно выговорил Паркай.
Да! Еще коварен! Как коварна рысь, поджидающая ни о чем не подозревающего детеныша косули на нижней ветви сосны. Или как волчица, по кругу загоняющая оленя к месту засады матерого волка.