- Что там еще? - принц поднялся с кресла, расслышав за толстыми войлочными стенками круглого шатра какую-то возню.
Ратомир едва успел дошагать до полога, как тот откинулся, и в проходе появилась всклокоченная голова стоявшего на коленях Велизария. Четверо дюжих велиградцев с трудом удерживали громадного дворового на месте.
- Что это вы тут устроили?! - прорычал принц. - В кандалы служку воеводского вдеть решились?! Встань немедля!
Велизария отпустили. Он встряхнул руками, словно убирая воспоминание об сковавших его захватах, и поднялся.
И тут же закричал так, что все в шатре мгновенно оглохли. Закричал, и начал заваливаться всей своей неподъемной тушей прямо на Ратомира. И только тогда мы увидели, что из спины моего слуги торчит древко длинной тяжелой стрелы.
- Жало это, вишь, тебе прямо в сердце, воевода, летело, - заявил седой Варшам. - Выходит, детина тебе жизнь уберег.
25
Дрожащие руки пришлось засунуть под мышки. Оказалось, что так даже теплее. Несмотря на тяжелый, подбитый беличьим мехом, плащ, в который меня закутал кто-то из родичей, по телу нет-нет, да пробегала волна озноба. Все-таки всенощное бдение у постели раненого Велизария тяжело мне далось.
Когда стрелы вырезают из тел поверженных врагов, особо не церемонятся. Махнул пару раз ножом и все. Главное - сохранить наконечник. Из живого слуги извлечь пробой оказалось гораздо сложнее. Хищная сталь, кованная, чтоб пробивать доспех, глубоко впилась в тело. Почти до самого сердца. Благо, дворовый был почти на голову выше того, кому смерть предназначалась. Навсегда запомню, как неожиданно большое и розовое сердце билось, булькая сочащейся из разрезов кровью.
Не ведаю, кто именно принес в ханский шатер травы. Откуда взялись целые стога целебного мха, которым я останавливал упрямо текущую живицу. Не было времени разглядывать всех тенями проскальзывающих на границе сознания посетителей. Резал самым кончиком кинжала переплетенные руны на спине мычащего от боли бугая, и страшно боялся ошибиться. Сидел потом, до немоты в ногах, до черных кругов в глазах, наполнял черты силой.
Это уже потом, серым сумеречным утром, когда знаки угасли, меня сумели оторвать от тела ровно дышащего Велизария. Тогда я и разглядел суетящихся в шатре родичей, очаг с кипящим в котле целебным варевом и бледного, как сама смерть, принца, остекленевшими глазами следящего за бьющейся на шее ростокца жилкой.
Кто-то помог мне укутаться, словно бабочка в кокон, в теплый плащ и усадил на заботливо постеленную кошму у входа в белый шатер.
Лагерь жил своей жизнью. По только что отстроенной бревенчатой стене ходили часовые. На дозорных башнях хлопали на ветру знамена. У колодца, возле длинного корыта, фыркали лошади. Дым костров столбом поднимался до самой верхушки каменных стен крепости, и уже там его сдувал верховой ветер.
Приходил Инчута. Низко поклонился, поставил возле ароматно пахнущий травами бульон в глиняной кружке, пробормотал что-то вроде "спасибо" и скрылся из глаз. Есть или пить не хотелось. Да и сил выпростать руки из теплого кокона не нашлось. Так и сидел, разглядывая суету утреннего острога.
Яролюб тяжело спрыгнул с натужно дышащего коня.
- Ворота запирать бы надобно, - поделился он. - Пока ты там врачевал, парни мои всадника углядели. Лошадка маленькая да лохматенькая. Мы в седла да следом. Полночи гонялись. Бестолку. Ушел, гад.
- Лонгнаф, - кивнул я. И, вспомнив, что дубровический княжич может и не знать всей истории, пояснил:
- Эковертова посольства следопыт. Один из всех разбойников остался. Матерый.
- Гнусь поганая. Демоново отродье! - выругался воевода. - Стрелой кинул и бежать... Жало-то, поди, отравой смазано было?
Я покачал головой. До яда таинственный знакомец не дошел.
- Знать, осколки чести сохранил еще, поганец.
- Не по правде он живет. Демону служит. И демонов закон исполняет. Изо всех сил.
- Крепок, - согласился молодой командир. - Другой бы уже на полпути к дому был бы. А этот в одиночку воевать продолжил.
- Умен и хитрости не занимать. И, словно пес, предан хозяину. Потому и войну продолжил. Ратомира оборонять теперь нужно.
Яролюб шумно выдохнул, кивнул и скрылся за белым пологом шатра, оставив резкий запах лошадиного пота.
Я еще несколько минут разглядывал, как играется мой легконогий беззаботный друг с податливыми полотнищами флагов, да и задремал.
Проснулся от шума.
- Чего ты меня пихаешь?! Распихался! - вопил кто-то высоким петушиным голосом. - Я, чай, не степняк чумазый, чтоб ты меня палкой своей пихал! Как железом звенеть, так это вы все мастера! А как ответ по правде нести, так пи-и-ха-а-а-ются!
Открыл глаза и обнаружил неподалеку щуплого мужичонку в измазанном сажей кафтане и трех копейщиков, пытающихся загородить тому проход к шатру.
- Что там?
Мужичок вздернул жиденькую козлиную бородку, мигом обскакал плечистых воинов и оказался рядом.
- Воевода наиглавнейший тут ли? - и не подумав поздороваться, не снижая громкости, кукарекнул он.
- Ты трелями своими, поди, вызвать его хотел? - хмыкнул я.
- А и хотел, - он не стал отпираться. - Ты, мальчик, никак служка евойный будешь?
Белый шатер вздрогнул, и по тому, как подтянули животы копейщики, я понял - вышел принц.
- Ну, так чего же тебе от командира нашего надобно?
- О том, малый, я наиглавнейшему и скажу. А твое дело пред очи мне его вызвать!
- Никак, тайна сие великая есть?!
- Почему тайна? - забегал глазами громкоголосый мужик. - Правду я ищу. Кому другому сказываю - руками машут. Пусть теперича воевода ответ держит!
- Обидел кто? - разжал суровые губы Ратомир.
- А вот он и обидел. Ты, болезный, кликнул бы властителя своего. Да и обратно в постель. Чего спрашивается, вылез? Синий с лица... как упырь...
- И чем же тебя воевода обидел? - вполне соглашаясь с мнением пришельца о здоровье принца, тем не менее поинтересовался я.
Козлобородый пятерней почесал тонюсенькую шею и, совершенно неожиданно, ткнул узловатым пальцем в мою сторону.
- Тут видишь, какая штука! - наконец понизив громкость, он принялся рассказывать. - Орда-то кочевая как под Чудск пришла, так посад весь и пожгла...
- Ну.
- Моя-то корчма у дороги, допреж всех стояла.
- Ты корчмарь что ли?
- А то.
- А чего такой худой? - удивился Ратомир.