Эксперименты продвигались достаточно удачно. По крайней мере, удачно, если говорить о первой серии приближения.
В глубочайшем, прорезавшем толщу скалы бункере они создали условия, моделирующие высокие температуры и давление, которые возникали при ударе метеорита о земную поверхность.
Нажатие кнопки. Всплеск разряда в миллион электрон-вольт... И после того, как образцы остывали, лаборанты спускались в камеру и собирали их.
Вот они, искусственные шарики - копии звездных брызг! И все бы хорошо... И похожи внешне. И по электрическим и магнитным свойствам - почти идентичны каплям звездной крови... Только вот крутиться не хотят, как настоящие импактиты. Не желают - хоть ты тресни!
- Как в том анекдоте. Намазывать уже можно, а вот жрать пока нельзя, сказал Павел после очередной серии испытаний.
- Что? - переспросил Эдди.
- А был такой анекдот, - уныло ответил Павел, - во Вторую мировую один еврей, чтобы не идти на фронт, предложил Государственному Комитету Обороны оставить его в тылу и дать ему денег, паек и лабораторию, а за это он в течение двух лет обещал наладить производство сливочного масла из обычного дерьма...
- Ну? - переспросил Эдди.
- А то и ну, что через два года с еврея потребовали отчета о затраченных средствах. Он и говорит комитетчикам, что, де, половина проблемы уже решена - намазывать на хлеб продукт уже можно, но жрать пока нет...
Эдди из приличия тихо хихикнул.
- Значит, и у нас полдела сделано, на природный импактит капли уже похожи, а то, что не желают работать, как гироскоп, отнесем к проблемам второго плана...
По средам, вечером, после конной прогулки, Павел вновь связывался с домом.
Лизавета сидела на фоне той же книжной полки со знакомыми корешками Пушкина и Достоевского, но на этот раз блузка на ней была голубая с кружавчиками.
- Как мальчики, как Таня? - спросил Павел.
- Я передавала Татьяне твое пожелание говорить с ней, - ответила Лизавета - но она еще не готова... Ты ведь должен ее понять, после того что произошло между вами, она не может так сразу, она ведь не машина какая-нибудь...
* * *
Идиллия оборвалась резко, в один день.
Утром под привычной "Кроникл" он обнаружил на пороге своего домика увесистое издание... "Лос-Анджелес Тайме", которую до сего дня ему ни разу не приносили...
С живым интересом просматривая многостраничный "матрац", пробежав глазами передовицы о результатах первичных выборов в штате Калифорния и о речи Клинтона перед выпускниками академии Вест-Пойнт, Павел раскрыл полосной разворот светской хроники...
И там увидел... Среди дюжины фотографий всяких разных голливудских знаменитостей в сногсшибательных нарядах он увидел свою жену Татьяну, сидящую на коленях у какого-то цыгана, у какого-то Гришки Распутина, нагло ухмыляющегося и откровенно лапающего его... его жену.
Павел приблизил газету к глазам, поискал рукою очки и принялся внимательно читать убористый текст заметки...
Колин Фитцсиммонс предложил главную женскую роль в своем новом фильме сорокалетней чешской актрисе Тане Розен. В то время, как муж актрисы отбывает срок в тюрьме за изнасилование малолетней, сама Таня весело развлекается в Лос-Анджелесе, заведя роман с известным исполнителем цыганских песен Григорием Опиумом-Орловским.
Павел еще раз перечитал текст. Ошибки быть не могло. Это была его жена Татьяна. Все верно.
Но почему?
И тут он вспомнил, как Таня спрашивала тогда, еще перед судом, правда ли то, в чем его обвиняют? Вспомнил и что ответил ей тогда. А что он мог сделать? Только верить, что она не поверит.
Вот какая история у них теперь вышла!
И Павел, открыв свой мини-бар, достал бутылку бурбона, где с прошлой вечеринки оставалось где-то с треть... И допил крупными глотками из горлышка... До дна.
Вторая мерзость случилась во время очередного разговора по видео с Лизаветой.
Та снова сидела на том же фоне, только цвет блузки поменялся с голубого на красный. Цвет блузки поменялся... А прическа - не поменялась. Та же прядь, точь-в-точь такая же, отбившись от массы других волос, свисала над левым ухом свояченицы.
- Лиза, а почему ты ничего мне не говорила о том, что Таня переехала в Лос-Анджелес и снимается в кино? - спросил Павел, как только они поздоровались.
- Я не хотела беспокоить тебя, - ответила Лизавета после мучительно долгой паузы.
Паузы чересчур длинной. Ненатурально длинной. Ненатуральной оттого, что лицо свояченицы ничегошеньки не выражало. Как будто он, Павел, не в обмане ее упрекнул, не в утаивании чего-то важного, а так, в какой-то ерунде...
И тут Павел решился. Мысль пришла в голову мгновенно.
- Ты, Лизавета, ты опять нам с Таней медвежью услугу оказываешь, как тогда, в Хмелицах, помнишь? - спросил Павел внимательно вглядываясь в Лизаветино лицо, - тогда мы с Танечкой тоже поссорились, а ты придумала, как нас мирить, да только еще пуще поссорила, помнишь?
- Помню, - ответила Лизавета после почти минутной паузы...
Павел ничем не выдал себя. Он спокойно договорил. Спокойно попрощался с Лизой.
Внешне спокойно. Но что творилось у него в душе!
Лизавета не могла помнить того, чего не было в их жизни. Он никогда не был в Хмелицах с Таней. Он вообще никогда не был в Хмелицах! А это значит, что это была не Лизавета. Он разговаривал с электронной игрушкой.
Новая электронная компьютерная игра для одиноких мужчин - поговори со своей семьей!
Ай да молодцы программисты из Ред-Рок!
Питер Дубойс - Георг Делох
Беркенсдейл-Стрит, Лондон, Великобритания
Апрель 1996
Георг Делох был вещуном... И как положено классическим вещунам, Делох тяготел к притчам. От слепых пифий его отличало лишь то, что он был зряч. Один только Бог ведал, откуда Делоху являлось истинное видение сути вещей... Но сам профессор уверенно полагал, что его способность к прорицанию основана не на химерах тонких материй и метафизике психических энергий, а на накопленной в его светлой голове базе знаний, оперируя которой, тонкий профессорский ум на подсознательном уровне безошибочно угадывал ответы любых задач...
Они сидели в пустом чайном салоне на Беркенсдейл, и Делох чистой воды самородками гнал Питеру килобайты ценнейшей информации. И то обстоятельство, что профессор подчас вещал притчами, ничуть Питера не смущало. Имеющий уши да слышит!
- Ряженая дамочка - русская, я сразу понял по глазам, еще до того, как она меня чисто по-советски козлом обругала, - усмехаясь уголками губ, рассказывал профессор, - и когда она мне выпалила, чего мол уставился, старый козел, я не обиделся, а удовлетворенно отметил про себя, какой я все же молодец!
Питер пропустил похвальбу Делоха мимо ушей и кивнул, как бы подгоняя профессора: давай-давай, дальше рассказывай.
- А почему вы решили, что она ряженая?
- А я ее потому раскусил, что она в роль свою до конца не вжилась, ухмыльнулся Делох.