Мягкая, чуть усталая улыбка Энхалта, который сменил тему и заговорил о своем доме в Дариене и о том, как он сам лично над ним трудится. Меж тем они покончили с напитками и пешком отправились в ресторан в нескольких кварталах от бара.
Боб испытал невероятное облегчение, заметив, что Энхалт не стал заказывать яиц-пашот с тертым шпинатом, мелко нарезанной солонины или чего-нибудь в такой же степени простого, полезного, отвратительного и в некотором роде подавляющего склонности самого Боба. Энхалт заказал утку, Стюарт - бараньи котлеты, а Боб выбрал рубец с луком.
- Джо Тресслинг говорит, что вы собираетесь написать что-нибудь для сырной программы, - сказал Энхалт, когда они начали приводить в беспорядок блюдо с солениями. Боб слегка приподнял брови, улыбнулся. Стюарт с мрачной задумчивостью разглядывал внутренности маринованного помидора, как бы повторяя про себя: "Десять процентов от 17 долларов 72 центов, права Монегаск на детектив".
- В нынешнее время в Соединенных Штатах едят больше сыру, чем двадцать пять лет назад, - продолжал Энхалт. - Гораздо, гораздо больше... Из-за рекламы? Такой, как "Час тети Кэрри?" Повлияла ли она на вкусы публики? Или... вкусы публики переменились, скажем, по иным причинам, а мы просто скользим вместе с волной?
- Человек, который смог бы ответить на этот вопрос, - сказал Боб, позавчера умер.
Энхалт сделал выдох. "Откуда вам известно, что он это мог?"
- Он так сказал.
Энхалт, державший в руке недоеденный маринованный огурчик, осторожно положил его в пепельницу и наклонился вперед. "Что еще он говорил? Старик Мартенс, я хочу сказать. Вы ведь _имеете в виду_ старика Мартенса, верно?"
Боб сказал, что так и есть, и добавил, неумышленно солгав, что ему предлагали за подобную информацию тысячу долларов, но он отказался. Не успел он поправиться, как лицо Энхалта, обычно чуть розовое, приобрело чуть ли не красный цвет, а глаза Стюарта Эммануэля стали огромными и засверкали; оба они в один голос сказали: "_Кто предлагал?.._"
- Что выходит из трубы?
Стюарт пришел в себя первым (Энхалт сидел, уставясь в одну точку и ничего не говорил, пока краска отливала от его лица) и сказал: "Боб, это не шутка. По этой причине мы здесь и встретились. Тут замешаны очень большие деньги, для тебя, для меня, для Фила Энхалта, для, ну, для всех. Практически для всех. Так что..."
У него вырвалось. "Для Т.Петтиса Шэдвелла?" - спросил Боб.
Это произвело, как говорили в доатомную эпоху, электрический эффект. Стюарт издал нечто среднее между стоном и шипением, очень похожее на звук, который издает человек, доверчиво спустивший штаны и вдруг совершенно неожиданно севший на льдинку. Он вцепился в руку Боба. "Вы ничего, упаси Боже, не _подписывали_?" - провыл он. Энхалт, который в прошлый раз покраснел, теперь побелел, но по-прежнему сохранил некоторую застенчивость, а потому лишь положил руку на обшлаг пиджака Боба.
- Он - хам! - сказал он дрожащим голосом. - Он - свинья, м-р Розен!
- "Презреннейший из всех людей на свете", - процитировал м-р Розен. ("Именно", - сказал Энхалт.)
- Боб, вы, упаси Боже, ничего не _подписывали_?
- Нет. Нет. Нет. Но у меня появилось ощущение, что секретов с меня вполне хватит. И если я не получу информации, что ж, господа, я и пуговицы не расстегну. - Подошел официант с едой и согласно правилам и обычаям союза официантов подал каждому не то блюдо. Когда они с этим разобрались, Стюарт доверительно сказал: "Да, конечно, Боб. Информация. Ну разумеется. Нам нечего скрывать. Скрывать от _вас_, - сказал он со смешком. - Давайте беритесь за еду. Я буду есть и говорить, а вы ешьте и слушайте".
Таким образом, уплетая рубец с луком. Боб слушал, как Стюарт рассказывает в высшей степени удивительное предание сквозь своего рода барьер из пережевываемой бараньей котлеты. В каждом поколении, сказал Стюарт, появлялись вершители моды, третейские судьи стиля. Петроний при дворе Нерона. Франт Брюммель в Англии в эпоху Регентства. Начиная с какого-то момента в прошлом и в настоящее время все знают о парижских дизайнерах и об их влиянии. А в области литературы ("Ах-ах!" - пробормотал Боб, мрачно разглядывая собственную вилку с тушеным бычьим рубцом), в области литературы, сказал Стюарт, поспешно глотая для большей четкости, всем нам известно, какое воздействие может оказать на творчество даже совершенно неизвестного писателя рецензия на первой странице "Санди таймз", в литературном разделе, написанная любым из носителей некоторых определенных имен.
- Она вознесет его к высотам славы и богатства со скоростью света, сказал Стюарт.
- Переходите к сути. - Но теперь Стюарт пережевывал кусок зажаренной на решетке баранины, и ему удалось лишь издать какое-то бульканье, махнуть вилкой и вскинуть брови. Энхалт оторвался от унылого процесса низведения утки до массы волокон с апельсиновым привкусом и повернулся, словно затем, чтобы извлечь слова изо рта Стюарта, набитого бараниной.
- Суть, м-р Розен, заключается в том, что бедный старик Мартенс за прошедшие годы исходил Мэдисон авеню вдоль и поперек, утверждая, будто открыл способ предугадывания течений и стилей в моде, но никто ему не поверил. Честно говоря, я не поверил. А теперь верю. И вот что заставило меня изменить свое отношение. Когда я позавчера узнал о его столь неожиданной смерти, у меня возникло ощущение, будто у меня _есть_ что-то из его бумаг, он оставил их мне, чтобы я сразу просмотрел, а я их взял просто, чтобы от него отделаться. И, да, пожалуй, я почувствовал за собой некоторую вину и, несомненно, несколько огорчился, и поэтому я попросил секретаршу принести их. Ну, вы же понимаете, у работников Дж.Оскара Резерфорда, как и в Природе, ничто бесследно не исчезает... - Филлипс Энхалт улыбнулся своей несколько застенчивой, довольно милой и слегка растерянной улыбкой. - Так что она принесла мне бумаги, и я на них взглянул... Я... - Он приумолк, заколебался в поисках mot jusfe [подходящего слова (франц.)].
Стюарт сделал мастерский глоток и кинулся на амбразуру с палашом шотландских горцев в руке. "Он остолбенел!"
Изумился, внес поправку Энхалт. Он изумился.
В конверте, адресованном Питеру Мартенсу, со штампом 10 ноября 1945 года лежала цветная фотография молодого человека в многоцветном жилете.
- Только, знаете ли, м-р Розен, в 1945 году никто не носил многоцветных жилетов. Они появились лишь несколько лет спустя. Откуда же Мартенс _узнал_, что они войдут в моду? Еще там был снимок молодого человека в костюме цвета сажи и в розовой рубашке. В сорок пятом году никто таких ансамблей не носил... Видите ли, я сверился с регистрационным списком: пожилой джентльмен оставил мне эти бумаги в декабре того года. Должен со стыдом признать, что я попросил секретаршу его как-нибудь спровадить, если он опять придет... Но вы только подумайте; многоцветные жилеты, костюмы цвета сажи, розовые рубашки в 1945 году. - Он подавленно размышлял. Боб спросил, не нашлось ли в конверте чего-нибудь насчет серых фланелевых костюмов, и на лице Энхалта возникла слабая мимолетная улыбка.
- Ах, Боб, да Боб же, - Стюарт поджал губы в знак легкого (и жирного) упрека. - Вы, похоже, так и не поняли, что это СЕРЬЕЗНО.
- И вправду серьезно, - сказал Ф.Энхалт. - Стоило мне сообщить об этом Мэку, так знаете, что он сказал, Стю? Он сказал: "Фил, не жалейте лошадей". И они степенно закивали, словно небеса ниспослали им мудрость.
Боб спросил: "Кто такой Мэк?"
Изумленные взгляды. Мэк, сказали ему, причем собеседники излагали это в тандеме и au pair [на пару, на равных (франц.)], это Роберт Р.Мэк Йан, глава счастливой корпорационной семьи Дж.Оскара Резерфорда.
- Разумеется, Фил, - заметил Стюарт, ловко управляясь с печеной картошкой, - я не стану спрашивать, почему вы связались со мной только сегодня утром. Если бы речь шла о какой-нибудь другой компании, я мог бы заподозрить, что они, вероятно, пытаются прикинуть, не удастся ли им самим что-нибудь обнаружить, чтобы не пришлось делиться куском пирога с этим вот нашим юношей, который, во всяком случае, является, так сказать, наперсником и моральным наследником старика. (Услышав такие эпитеты. Боб вытаращил глаза, ничего не сказал. Пусть все идет своим ходом, пока можно, подумал он.) Но не в отношении компании Резерфорда. Она слишком велика, слишком этична для подобного. - Энхалт не ответил.
Помолчав секунду, Стюарт заговорил снова: "Да, Боб, это действительно крупное дело. Если идеи покойного м-ра Мартенса можно успешно разработать - я уверен. Фил не рассчитывает, что вы разгласите тайну прежде, чем мы будем готовы оговорить Условия, - они окажутся поистине бесценными для таких людей, как промышленники-предприниматели, редакторы модных журналов, дизайнеры, торговцы и, последние по порядку, но не по значимости, рекламные агенты. На этом буквально можно сделать или спасти целые состояния. Неудивительно, что этот грязный пес, этот тип, Шэдвелл, попытался сюда пролезть. Да вот послушайте... однако, боюсь, нам придется прервать эту милую беседу. Бобу надо пойти домой и привести в порядок материалы... (Какие материалы? - подумал Боб. Ай, ладно, пока что: 40 долларов от Шэдвелла и бесплатный ленч за счет Энхалта)... а мы с вами, Фил, поговорим о тех лошадях, которых Мэк просил не жалеть".
Энхалт кивнул. Розену показалось, что рекламному агенту явно неловко; неловко из-за того, что он отмахнулся от Питера Мартенса, пока тот был жив; неловко из-за того, что он оказался в числе стервятников теперь, когда старик умер. И, размышляя над этим, Боб понял, испытав не особенно легкий приступ стыда, что и сам теперь принадлежит к числу стервятников, и тогда спросил о приготовлениях к похоронам. Однако выяснилось, что этим вроде бы занимается масонский орден: покойный Питер Мартенс уже на пути в свой родной город, Мариетта, штат Огайо, где собратья по ложе проведут прощальную церемонию: фартуки, веточки акации и все, что положено по ритуалу. И Боб подумал, а почему бы и нет? И испытал своего рода сильное облегчение.
Сидя в автобусе, направлявшемся в жилые кварталы, который он выбрал вместо более быстрого, более жаркого, более грязного метро, он попытался собраться с мыслями. Как он мог надеяться, что вспомнит из пьяного разговора нечто осмысленное с точки зрения окружающих, не говоря уже о том, чтобы это могло принести деньги? "Истоки Нила", - говорил старик, свирепо уставясь на него кроваво-красным глазом. Что ж, Шэдвеллу эта фраза тоже известна. Может быть, Шэдвеллу понятно, что она означает. Потому что ему. Бобу Розену, уж точно ни черта не понятно. Но эта фраза действует на воображение. Мартенс провел многие годы - кто знает, сколько именно? - в поисках истоков своего собственного Нила, великой реки Моды, точно так же как Манго Парк, Ливингстон, Спик и другие полузабытые исследователи провели множество лет в своих поисках. Все они терпели лишения, сносили страдания, враждебность людей, получая отпор... и в конце концов одни поиски привели к гибели Манго Парка, Ливингстона, Спика, а другие сгубили старого Питера Мартенса.
Однако что же еще говорил Питер помимо уверений в том, что истоки истоков _существуют_ и ему известно, _где_ они? Как же это он, Боб, тогда напился? Вероятно, толстая блондинка из-за соседнего столика, та самая, с ядовито-зеленым напитком и гадкими приемными детьми, вероятно, она запомнила большую часть рассказа старика, усвоенного в осмотическом процессе между столиками, чем сам Боб.
И тут ему послышался голос официанта из того бара, сказавшего в полдень: "_Ее оставила дама... Какая дама?.. Блондинка..._" Боб принялся рыться в кармане и выудил записку. На мятом потном клочке бумаги его собственным почерком или ужасным подобием оного было накалякано: "_Диткс сагс су Бимсох ох_..."
- Что за чертовщина! - пробормотал он, наморщил лоб и принялся разбирать продиктованное скорее Бушмиллом, нежели Эверхардом Фабером. Через некоторое время он решил, что там написано: "_Питер говорит, съезди к Бенсонам на Перчэс Плейс в Бронкс, Питер говорит, если я ему не верю, мне надо все это записать_".
- Это наверняка что-то означает, - сказал он вполголоса, рассеянно переводя взгляд с Пятого Авеню на Центральный Парк, меж тем как автобус ревел и грохотал среди изобилия зеленых насаждений.
- Да, это очень грустно, - сказал м-р Бенсон. - Однако как любезно, что вы пришли и сообщили нам. - Его седые волнистые волосы были ровно подстрижены "под горшок", а поскольку Боб не заметил белой кожи на затылке, значит, он уже довольно давно стриг их таким образом. - Не хотите ли чаю со льдом?
- И все же, он быстро отошел, - сказала миссис Бенсон, являвшаяся по роду деятельности женщиной, и дело у нее было не из маленьких. - Папа, по-моему, у нас нет чаю со льдом. Когда настанет мой черед, мне хотелось бы умереть именно так. Может, лимонаду?
- Если то, что пила Китти, - остатки лимонада, значит лимонада больше нет. Масоны устраивают хорошие похороны. Вправду хорошие похороны. Я подумывал, не вступить ли мне в ложу, да все как-то не могу собраться. По-моему, есть немного джина. Мама, нет ли там джина? Боб, как насчет стаканчика доброго прохладного джина с сидром? Кит нам сейчас приготовит.
Боб тихо сказал, что это звучит очень заманчиво. Он сидел в большой прохладной гостиной, несколько углубившись в парусиновое кресло. Четверть часа назад он с небольшим трудом обнаружил, _который_ из домов на Перчэс Плейс занимают Бенсоны, и подошел к нему, ощущая нечто вроде страха и трепета. Конечно, он очень сильно вспотел. Не-так-уж-недавно выстроенный крашеный деревянный дом - просто уловка, сказал он сам себе. Внутри обнаружится множество бесшумных машин, в которые опускают карточки, а из них выползают бесконечные гладкие ленты. И тогда мощный широкоплечий молодой человек с волосами, подстриженными так коротко, что ясно видны шрамы на черепе, преградит Бобу путь и с холодной спокойной уверенностью скажет: "Да?"
- Э-э-э, м-м-м, м-р Мартенс сказал, чтобы я зашел к м-ру Бенсону.
- Среди людей, связанных с нашей организацией, нет м-ра Мартенса, а м-р Бенсон уехал в Вашингтон. Боюсь, вам нельзя сюда входить: тут все секретно.
И Боб, крадучись, отправится восвояси, ощущая согнувшейся потной спиной презрительный взгляд Плечистого.
Но ничего подобного не произошло. Ничего даже похожего на это.
М-р Бенсон помахал конвертом, повернувшись к Бобу. "Вот вам надувательство, если хотите, - сказал он. - На него попалось уж не знаю сколько честных коллекционеров и торговцев тоже: принц Абу-Какой-то прилетает сюда из Псевдо-Аравии, не имея расходного счета. Связывается кое с кем из бессовестных дельцов, я мог бы назвать их по имени, но не стану, снимает копии со всего це-ли-ком этого выпуска конвертов авиапочты, предварительно отштемпелеванных. Наживает кучу денег. Летит обратно в Псевдо-Аравию - буме! - ему отрубают голову!", и он от души рассмеялся при мысли о столь скором незамедлительном отмщении. С точки зрения м-ра Бенсона, это свершилось явно во имя филателистической этики, и он ни разу не задумался о династических интригах среди нефтяных пашей.
- Китти, ты не приготовишь нам попить чего-нибудь холодного? - спросила миссис Б. - Бедный старина Пит, он приходил к нам обедать по воскресеньям от времени до времени, и столько лет подряд. Это что, Бентли идет?
Боб просто сидел, впитывая в себя покой и прохладу, и не сводил глаз с Китти. Китти держала крохотный трафарет, вырезанный в форме звездочки, и с его помощью аккуратно покрывала лаком пальцы ног. Ему с трудом удалось поверить, что она существует на самом деле. "Неземная" - вот слово, описывающее ее красоту, и "неземная" - единственное слово, способное описать ее. Длинные-длинные волосы неописуемого золотого цвета падали ей на лицо в форме сердечка всякий раз, как она наклонялась к очередному пальчику безукоризненных очертаний. А платье на ней было как у ребенка в книге Кейт Гринэвэй.
- Ах, Бентли, - сказал Б. старший. - Ты знаешь, что случилось? Дядя Питер Мартенс позавчера совершенно неожиданно скончался, а этот джентльмен, его друг, приехал сообщить нам об этом; какая предупредительность, правда?