— А почему ты им не дал послушать?
— Не хотел, чтобы Бронислава плакала.
Куплет закончился, и снова пошел проигрыш.
— Ты скажешь, что убил его, — пробормотала Хельга. — Они поверят. Но они спросят — почему.
— Из ревности.
Девушка молчала так долго, что он решил, что она уже заснула. Но Хельга сказала:
— Да, тогда они могут оставить тебя в живых. Так и скажи.
— Так, значит, ты меня любишь.
Хельга уже проваливалась в темные сладкие глубины сна. Но странный, изменившийся голос Дитриха выдернул ее обратно в реальность, как крючок рыболова, впившийся в глотку рыбе и вышедший из тела где-то за жабрами. Дитрих встал и начал одеваться, наощупь собирая разбросанную одежду. Хельга повернулась на спину и сказала сердито:
— Да при чем тут это-то.
— Ты видела, как его Броня на меня зыркнула, когда я сказал, что не трону Влада?
— Так это нормальная логика, — ответила Хельга. — Или мой, или ничей.
Таугер тихонько засмеялся:
— А у тебя, значит, ненормальная?
У Хельги перехватило голос. Она подумала, что именно это, должно быть, чувствует Дитрих каждый раз, когда хочет сказать хоть слово. Девушка сглотнула тугой комок. Взвизгнула молния на штанах Дитриха.
— С кем поведешься, от того и наберешься, — ответила Хельга.
Он натянул футболку и пошел к выходу. Дитрих открыл дверь. Ночь была лунной, и его силуэт на фоне хлынувшего в дот серебристого сияния казался вырезанным из черной бумаги. Таугер замер на пороге.
— Хотел сказать, чтобы ты мужиков сюда не водила, но ты ведь все равно будешь… Сильно этим не увлекайся. И выйди замуж за желтого. Лу Синь давно н-н-на тебя заглядывается, я же знаю.
— У него короткий, — мрачно сказала девушка.
— Глупое ты мясо, — сказал он нежно. — Если ты выйдешь замуж за белого, мы с тобой точно больше никогда не встретимся.
Дитрих шагнул вперед. Дверь поехала под его рукой. Серебристый прямоугольник на полу дота бесшумно и быстро сузился.
А потом исчез.
Влад отшатнулся от края, борясь с дурнотой.
— Ну, т-ты не передумал? Может, пойдем по домам?
Влад отрицательно покачал головой.
— Но почему?
— Я… Я понял, что это за дот, в котором ты живешь. И с кем они тогда дрались — русские и немцы, все вместе…
Дитрих усмехнулся:
— Вот далось же тебе это. Враги могут стать союзниками, но интересы наций остаются неизменными…
Таугер еще несколько секунд смотрел на россыпь огней под ногами и спрыгнул с бортика на крышу. Покрытие мягко спружинило.
— А ты… ты не боишься умереть? — спросил Влад, колеблясь.
Дитрих пожал плечами.
— Отношение к смерти, которое воспитывают в человеке, зависит от того, как его собираются использовать. А я намерен использовать себя исключительно сам.
Он помолчал, глядя на деревья внизу.
— Я скажу, что убил тебя из ревности.
Влад удивленно посмотрел на него.
— Мне будет восемнадцать через два месяца, — просто сказал Дитрих. — Я не могу снять эту звезду, я пробовал. Она сработает точно в срок.
— Но как же ты… Ты что, никогда не видел принцессу? Ее часто показывают по визору.
— Таблетки дадут, — пожал плечами Таугер.
— Об этом я не подумал, — пробормотал Влад.
— Так подумай. За три года многое можно успеть, я же говорю тебе.
Порыв ветра с моря, свежий и холодный, просвистел над подростками, согнул лес стоявших на крыше антенн. Огромная тарелка спутниковой связи задрожала и загудела.
— А как же ты? — сказал Никитский. — Это ведь для тебя единственный шанс.
Дитрих махнул рукой.
— Нет, — произнес Влад. — Ты понимаешь, я не хочу больше быть… Как обезьянка, которая таскает людям самородки из узкой шахты. И получает за это бананы.
— Какие бананы, — ответил Таугер. — Прививки от марсианских инфек-ц-ц-ций она получает…
— Дитрих, не обижайся, — сказал Влад озадаченно. — Но на Марсе инфекций нет. Ни опасных для человека, ни вообще.
Таугер сел на крышу, оперся локтем на низкий бортик.
— Ты слышал про “покрывало смерти”? — спросил Дитрих.