Влад хмуро посмотрел на Таугера, но еду взял и присел на траву. Плоды хлебного дерева, пропитанные кокосовым молоком, оказались хрустящими и сладкими, а мясо юя — в меру мягким, в меру сочным и острым. По вкусу оно напомнило Никитскому утку в яблоках.
— Шашлыки вам определенно удались, Транни, — сказал Влад, прикончив последний кусочек.
Девушка протянула ученому еще один прутик и сказала Дитриху, все еще возившемуся над костром:
— Ты сам-то поешь.
Мяса в огромном ящере оказалось не так уж много — Таугер снял с мангала последний из импровизированных шампуров, опустился на траву, поджав под себя ноги, взял миску и, обжигаясь, сдвинул в нее мясо и плоды хлебного дерева.
— Ну как? — спросила Тран Ле Чин у жующего Таугера. — Хоть прожарилось?
— Горячее сырое не бывает, — проглотив, ответил Дитрих. — Нормально. Кетчупа только не хватает.
Влад меланхолично дожевывал свою порцию, глядя на подернутый туманом склон на другой стороне обрыва. Вчерашние горькие мысли вернулись к ученому.
— Дитрих, — сказал он. — Там, слева от входа, надпись по-немецки… Как это переводится?
— “Ничего для них. Никогда”, — неохотно ответил тот.
— Я так и подумал, — мрачно сказал Влад.
Сборы не отняли много времени, и уже через полчаса троица спускалась вниз по узким горным тропкам. Влад думал, что им придется пробираться через джунгли, но Дитрих повел своих спутников прямо по дороге, связывающей плантацию с деревней.
— Разве это не опасно? — спросил Никитский. — Мы можем здесь встретить кого-нибудь… Даже самого Мао Бэя!
Дитрих хмыкнул и ответил:
— Нет.
Он оказался прав — троица никого не встретила на дороге. Путники добрались до крутого косогора, нависавшего над деревней. Тропа тут круто поворачивала вниз.
— Но это странно, — заметила Тран Ле Чин. — Здесь в это время должны ходить многие. И дым пахнет как-то не так…
Дитрих покосился на девушку, но промолчал. Тран Ле Чин осторожно раздвинула кусты над обрывом, чтобы посмотреть на деревню. Влад подошел к ней, глянул через плечо.
Деревня горела в нескольких местах. Кое-где огонь уже погас, оставив черные обугленные проплешины на месте одиночно стоявших хижин. А в следующий миг Никитский понял, почему с пожаром никто не боролся. Обрыв был высотой всего метров пять-шесть, и Влад отчетливо различил черные язвы на лицах трупов, которыми были завалены улицы. Клумбу на центральной площади, где росли мальвы и еще какие-то тяжелые золотистые и яркие оранжево-алые цветы, названия которых Влад не успел узнать, огонь не тронул. Теперь она казалась венком на разлагающемся трупе прокаженного.
— Что случилось? — пробормотал потрясенный Никитский. Тран Ле Чин уже поняла — что. Девушка обернулась к Дитриху — тот стоял на обочине, дожидаясь, пока они насмотрятся.
— Но ты же говорил, что хочешь только вернуться домой, — мертвым голосом сказала Транни.
Таугер усмехнулся, но ухмылка получилась кривой.
— Белые люди всегда врут, детка, — ответил он.
— Но когда ты успел? — спросил Влад. — Ты же все время был с нами…
Он осекся, вспомнив вечернюю отлучку Дитриха.
— Ну, — сказал Таугер. — В тех ящиках хранилась не только тушенка, а еще кое-что, с гораздо большим сроком годности. Легко растворимое в воде, притом без вкуса и запаха.
В деревне был централизованный водопровод, и Дитрих об этом знал, как и Никитский. Дар цивилизации, от которого не смогли отказаться дети ханна, в конечном итоге и погубил их.
— Ты отравил воду! — воскликнул Влад.
— Ты умен не по годам, — заметил Дитрих. — Все, пошли на причал. Возьмем абордажный катер, он теперь все равно никому не нужен.
Они обошли деревню по задам — Дитрих не хотел, чтобы его спутники смотрели на трупы. Но на одно тело они все-таки наткнулись.
Су Вонг лежал на пороге хижины. Черная полоска запекшейся крови тянулась от угла раскрытого рта через подбородок и пятнала пол. Тело раздулось под лучами солнца, но еще не настолько, чтобы Влад не узнал своего ученика. “Я уже умер, — подумал Никитский, глядя на обезображенный труп, в котором разлагался мозг из лучших на Земле. — А это — ад”.
— О господи, — воскликнул Влад. — И это все потому, что по какой-то ужасной случайности ты оказался на борту нашего корабля!
— Такие люди, как я, случайно даже в пи* де не оказываются, — спокойно ответил Дитрих.
Транни шумно вдохнула, а потом понял и Никитский.
— Конечно! — воскликнул он. — Господи, это же элементарно! В каком-то районе со строгой периодичностью пропадают суда, всегда примерно одного тоннажа, всегда пассажирские. Только мартышки могли думать, что они смогут вечно развлекаться таким способом. Им надо было сидеть на острове и носа не показывать. Но они не могли. Генетика, мать ее… И в каком ты звании?
— Какая разница, — сказал Таугер.
— Ты и меня любил потому, что тебе приказали? — очень ровным голосом спросила Тран Ле Чин.
— Нет, — ответил Дитрих. — Если бы это было так, я бы убил тебя сразу, как ты показала мне дот.
— Ты позволишь мне похоронить брата?
— Нет. Пусть мертвые хоронят своих мертвецов.
Они двинулись дальше и спустились в лагуну. Золотистый полумесяц пляжа между джунглями и морем казался серпом, выпавшим из руки небесного жнеца. За несколькими каноэ, до половины вытащенными на песок, виднелся абордажный катер. Таугер, Никитский и девушка побрели к нему. Транни чуть отстала, но Дитрих не стал подгонять ее. Когда они дошли почти до середины пляжа, Никитского прорвало.
— Скотина! — крикнул ученый. — Гестаповец!
Как он и ожидал, Дитрих тут же заехал ему в ухо. Влад попытался уклониться, но добился только того, что удар пришелся в челюсть. В голове у него зазвенело. Никитский охнул и сел.
— Ты моих предков не трогай, понял? — сказал Дитрих, стоя над ним. Голос доносился до Влада как сквозь воду. — Двести лет назад нашлись неудачники, которые не смогли довести дело до конца…
Никитский поднял лицо и часто-часто заморгал от удивления. И ужаса. Влад хотел оскорбить Таугера, но совсем иной смысл он вкладывал в свои слова.
— Так что, ты думаешь, до скончания веков теперь на нас будут плевать такие козлы, как ты? — продолжал Дитрих. — Ты сам-то убил хоть кого-нибудь или всю жизнь только дрочил в компьютерных стрелялках?
— “Ты, трус, еще не видал человеческой крови”, — скривившись, пробормотал Влад и сплюнул. Песок потемнел.
— Я-то видал, — ответил Таугер, и Влад заметил, что Дитрих опять его не понял. Но в этот раз ученый испытал глубокое удовлетворение. — Больше, чем мне хотелось бы, поверь, — закончил десантник.
— Да я не об этом, — вяло ответил Никитский. — Вы больше ничего не умеете, кроме как крысиный яд в водопровод подсыпать, стерилизаторы, — в поставки гуманитарной помощи. Пусть бы эти несчастные последыши сидели на своем острове, кому они мешали?