Никто не хотел…
— Мистер Джонатан, сэр, разрешите ли вы мне побыть сегодня прокурором для этой леди?
Хм, по-моему, он заигрывается… я — и вдруг леди? Люди, а кто-нибудь вообще знает значение этого слова? Хотя… по происхождению я же действительно леди! Ладно, прощаем.
— Разрешаю, — кивнул Джонатан (кстати, а это фамилия или имя?), с явным облегчением садясь за последнюю парту, то ли чтобы поспать, то ли чтоб видно было получше.
Мефодий проводил его взглядом и тут же обернулся ко мне с самым хищным выражением лица, которое я вообще когда-нибудь видела.
— Начнем с причины побудившей вас к столь странному переходу в нашу школу, леди. В чем она заключается?
Я фыркнула:
— Могу ли я взамен вопросить у вас, милорд, — у темного подозрительно вытянулось лицо. А! не нравится такое обращение! А мне — тем более! Блин, достали уже все, леди да леди, а мне может и не хочется этой леди быть!! — В чем же заключается отмеченная вами странность?
Тот, отойдя от моей невинной реплики, все-таки ответил:
— Хотя бы в том, что никто раньше не переходил в другую школу на последнем классе.
— И вы можете подтвердить, что это правда? Что за всю историю нашу, и отнюдь не маленькую, попрошу заметить, не случалось таких вот переходов?
— Нет, конечно, я погорячился, утверждая, что никто, но это число минимальное!
— Если вы настроены таким образом, то боюсь вас огорчить. Потому что по статистике, проведенной Российским Министерством Образования, переход в другую школу в одиннадцатом классе составляет более тридцати процентов, со всех образовательных учреждений.
— В таком случае, могу ли я так же переспросить у вас? Где же вы взяли столь интересные сведения? — ехидно пропел собеседник.
Я пожала плечами:
— В Интернете. Могу заметить, очень интересная штучка, и очень советую вам туда заглянуть.
Теперь уже настала очередь Мефа фыркать:
— Могу заверить леди, что я прекрасно справляюсь с сим агрегатом.
— Странно, а почему-то незаметно, — пропела я.
— Вы на что-то намекаете? — он не хорошо сощурился.
— Нет, что вы, милорд, — мило улыбнулась ему. — Я говорю прямо!
— И что же, если не секрет? Признаться, смысл ваших речей от меня ускользает.
— Не удивительно, — я прищурила глаза. — Ведь именно на эту вашу черту я обратила внимание публики.
Меф резко приблизился к трибуне и положил на нее руки, одновременно впиваясь в мое лицо глазами, в которых просматривались первые признаки бешенства.
— Неужели вы может высказать свои мысли только в столь витиеватой форме? Не хватает смелости высказаться прямо? Тогда мне жаль вас!
— Отнюдь. И совершенно прямо могу сказать, что вы, милорд, просто невыносимая личность! Хотя, — я сделала вид, что задумалась, — Невыносимых людей не бывает, бывают узкие двери…
— Ваша язвительность меня ранит в самое сердце, леди! — воскликнул с явной насмешкой Рассветный.
— Было бы во что ранить.
Тот мгновенно нахмурился:
— Вы слишком мало знаете жизнь, — он покачал головой. — Иначе бы не стали судить о людях столь поспешно. Многие в итоге не оправдают ваших ни взглядов, ни надежд.
— Я и не отрицаю, — я отвернулась к окну, делая вид, что меня очень заинтересовала сидевшая на дереве птичка, кажись, воробей, хотя фиг их знает. — Думаю, не многое количество людей узнает жизнь и общественность, не выходя из своего обыденного мирка.
— Разве вам не разрешалось окунаться в больший мир? — я повернулась к Мефу, озадаченная его серьезным тоном.
Странно. Вспыльчивого и яростного прокурора, который обозначился мне на начале урока, больше не было. Передо мною стоял мудрый, ответственный и немного сочувствующий человек. Судья.
Хм, разве я в чем-то провинилась?
Я с любопытством наклонила голову влево, по старой, но ужасно прилипчивой привычке.
— Ну почему же. Разрешалось. Но ведь для того, чтобы понять мир, нужен проводник. Сам человек даже не выживет в этом потоке.
— Такими людьми обычно становятся родители.
Я легонько повела носиком, что у меня обозначало обиженность.
— У них слишком много дел, чтобы откроить мне кусочек времени. Кроме того, родные, это такие люди, которые не видят ничего плохого, если их ребенок не показывается во внешнем мире. И даже приветствуют это.
— А вы, считаете себя ребенком?
Я задумалась.
— Да, считаю. По крайней мере, не вижу отличия моих действий, от ребяческих, — в конце концов признала я. — Для того, чтобы быть взрослым, нужно поступать и чувствовать себя по взрослому. Этого мне пока не дано.
На губах темного появилась искренняя улыбка. Да-да! Именно улыбка, а не вечная усмешка!
— Вы единственное существо, леди, которое призналось на этот вопрос так искренне. И правдиво.
Я хмыкнула. Кто бы сомневался! Не удивлюсь, если и он считает меня еще девчонкой!
— Но все-таки, леди. Что побудило вас перейти в нашу школу? — ухмыльнулся он.
Я приуныла. Мда, видно перевести тему мне все же не удастся. Эх… ну-ка! Быстренько вспоминаем мою легенду! И, Слава Богу, что осталось всего пятнадцать минут? Всего? Или еще? У-у-у…
….-Зимина! Рассветный! Подойдите, будьте добры!
Мы удивленно переглянувшись, подобрав сумки подошли к столу-трибуне мистера Джонатана. Ой, чей-то мне не нравится его довольное выражение лица! Как это почему? Да потому что все, что хорошо для окружающих — выливается мне во что-нибудь ну о-очень плохое! Личный опыт, так сказать.