Я вовремя обернулся – одна из фигур, шагавших за мной, пошатнулась и рухнула на камни. Остальные, заметив, что и я встал, тоже безучастно остановились. Похоже дело было скверно: Владимир, упав на том проклятом поле, слегка повредил костюм и видимо нахватался токсина больше, чем сумел нейтрализовать лесной сок. Плохо, очень плохо – я на себе чувствовал, что передозировка Лесного Сока обладала побочными эффектами. И одним из самых неприятнейших из них являлась некоторая потеря четкости восприятия, его замыливание, что на фоне возникающей по тем же причинам эйфории, могло закончиться весьма печально – сожрут, а ты и не заметишь, плавая в розовых соплях. Те несколько минут, что я осматривал Володю, ни один из прочих туристов не поспешил мне на помощь – так и простояли равнодушно на одном месте. М-да… я полагал, что дела у моих спутников, из-за несовершенства их организмов, будут обстоять несколько хуже, чем у меня, но я и помыслить не мог, что они будут настолько неадекватны. Ведь с той стороны смертоносного поля, уже после приема Сока, они вели себя вполне осознанно. Надо было что-то делать, и делать срочно – и с раненым, и с этими истуканами бесчувственными. Заметив блеск воды, я отпустил лямку саней (уже порядком мне осточертевших) и скорым шагом рванул вперед. Вынул из бокового кармана одну из фляг с лесным соком и вылил все ее содержимое в большую лужу, скопившуюся в довольно обширной каменной чаше. Затолкал в воду троицу неадекватов, доволок кое-как туда же Владимира, опустил его в лужу поближе к бережку – что б не захлебнулся ненароком; забросил в самый центр водоемчика сани… Как же мне хотелось рухнуть в прохладную воду, блаженно расслабить натруженные мышцы, побалдеть десяток минут, чувствуя, как успокаивается в груди заходящееся диким стуком сердце, расслабляются натруженные мышцы, и затихает боль в отдавленных лямками саней плечах. Вместо этого пришлось быстро, буквально пару раз с головой окунуться по центру лужи, дезинфицируя свой костюм, и со стоном отодрав себя от воды, заняться Владимиром. Я порезал на куски защитный костюм, ибо никак иначе не удавалось извлечь из него парня. Володя выглядел скверно: его трясло, губы посинели – все было очень плохо, начались судороги, а я ничем не мог ему помочь. Будь среди нас врач с приличным набором медикаментов, тогда все могло бы сложиться иначе, а так, мне оставалось только ждать и надеяться, что его организм справится с отравлением сам… Но следовало еще позаботиться о прочих полутрупах: отлежавшись в прохладной водичке и поостыв, они похоже стали более адекватны. По крайней мере сумели самостоятельно избавиться от костюмов и выползти из лужи. Правда, на берегу силы их покинули окончательно, и они дружно впали в полудрему-полуобморок. Пошел откат от использования столь сильного стимулятора каковым являлся Лесной Сок, да еще в таких чудовищных дозах…
Через три часа, к тому времени, когда я сумел разбудить остальных, Владимир уже скончался. Его смерть прочие члены группы восприняли… а никак не восприняли – слишком велика была душевная усталость, на сильные эмоции уже не оставалось здоровья… даже у меня. Такое иногда бывает: ты так хочешь верить, что беда произошла не с тобой, что это лишь дурной сон: ты скоро проснешься, проблемы развеются как ночной кошмар, и все будет как прежде…
Чуть позже, когда мы уже уходили с этой стоянки, я заметил в отдалении такую же кракозябру, что напала на ребят в Лесу. Так вот, никто даже не вздрогнул, когда я ее расстреливал. Кстати, как и в прошлый раз, я выстрелил сначала разрывной стрелой, а потом ядовитой, только на этот раз колба внутри наконечника была заполнена не Лишайником, а обычным цианидом – тварь была далеко, так что и «обычная» отрава свалила ее надежно и качественно. Я еще не обезумел настолько, что бы засевать Лишайником окрестности, не имея поддержки Леса. А колбу, заполненную мной на том смертоносном поле, предполагалось использовать как САМЫЙ последний аргумент, как оружие судного дня – если хотите. Мы похоронили Владимира здесь же, на берегу водоема. Единственное, что мы смогли сделать для него среди этих скал – завалить тело камнями. По моему настоянию, мы посадили один из принесенных с собой ростков Леса на могиле. Поймите меня правильно – да, я знал, что Лес существо в том числе и плотоядное. Но я не мог допустить ни малейшего шанса к тому, что бы Лишайник, споры которого, возможно, угнездились в теле погибшего, сумел захватить еще и эту платформу. Пусть уж тело Владимира достанется Лесу, чем этой заразе.
Лес.
Сведения о родном мире для закопанного в его корнях существа, поразили Лес. В пока еще неясных, малопонятных, весьма отрывочных картинах, почерпнутых из разума этого создания, Он увидел столько возможностей, ранее даже не приходивших ему на ум. И когда там, за Непреодолимой Завесой, погиб еще один человек, Лес не удержался и потребовал от Ростка, укоренившегося на его могиле (Лес нащупал в памяти существа как самоназвание этих разумных, так и наименование заинтересовавшего его феномена) любой ценой сохранить и передать ему как генетическую информацию, так и собственно память поврежденного мужчины.
Для лагеря я выбрал самою первую (считая от горы) пещеру. Во первых, она находилась ближе всего к точке, в коей через пару дней (или около того) открывался переход домой. Далее, ее вход был частично завален каменной осыпью (за тысячелетия столь беспокойного существования, скопившейся у подножия горы). А через оставшийся узкий лаз, в пещеру не смогло бы забраться ничего крупного. Глубже, ход резко расширялся, тем самым давая обороняющимся место для маневра, и одновременно ставя нападающих в очень невыгодные условия – двое против одного, к тому же зажатого в теснине шкуродера. В таких условиях и от стаи средне размерных плотоядных было бы отбиться несложно, главное – не позволить себя оттеснить от входа, уничтожая врагов по одному, не давать им накапливаться в пещере. Кроме того, осыпь состояла в основном из довольно крупных камней, так что потоп нам так же не грозил – любой силы дождь свободно просачивался бы в промежутки между глыб. Да и, из-за той же узости входа, возможные (да что там – обязательные!) колебания атмосферной температуры, конечно сказывались на внутреннем микроклимате пещеры, в гораздо меньшей степени. Более того, после первичного осмотра пещеры (потолок – сойдет, камней и мусора немного), она порадовала нас еще одним каменным валом в десятке метрах от входа. Так что мы, в итоге, оказались в импровизированном базальтовом пузыре, оба выхода из которого было довольно несложно оборонять.
После распаковки вещей и завершения силовой части монтажа палатки и печки (все эти: поднять, подержать, надавить, стукнуть), мы с Александром оставили девушек завершать обустройство лагеря, и готовить еду. А для нас я нашел другую работу: надо было прибрать тушу хищника, недавно убитого мной, пока она не привлекла внимания еще кого-нибудь голодного. Дома, возле нее уже наверняка тусовалась бы шобла хищников – наше счастье, что здесь не водилось собственной фауны, да и пришлых тварей было не много. (Лес не в счет – он ни под одну классификацию не подпадает. Это собрание генетических достижений планеты само кого хочешь классифицирует.) И потому – тем более – органика на этих землях оставалась весьма ценным и трудновосполнимым ресурсом.
Одной третьей частью туши я полагал подкормить Лесок, укоренившийся на могиле Владимира. Остатки твари собирался оттащить в пещеру, и по-братски разделить между двумя оставшимися у нас саженцами. Увы при переходе через пустошь, из пяти взятых нами с собой частичек Леса уцелело лишь три, и один из них я уже использовал. Я собирался посадить оставшиеся два ростка внутри пещеры – один на входе в нее, а второй на вершине завала в ее глубине. Таким образом, я намеревался исключить возможность проникновения на территорию нашей стоянки всякой кусачей (и обязательно ядовитой) мелочи. Кроме того, насколько мне вспоминалось, жидкость, наполняющая ноги убитого мной монстра, была горючей. Таким образом, с его помощью, отчасти решалась еще одна проблема: почти полное отсутствие у нас топлива, и это притом, что один из предстоящих сезонов обещал быть чрезвычайно холодным. В общем, проблема нехватки топлива теперь стояла не столь остро.
Ангидрит твою перекись марганца, в разделанном виде эта тварь выглядела весьма омерзительно, а уж воняла сразу после рубки, как сто несвежих покойников сразу. Хорошо, что немного времени спустя, нестерпимый смрад развеялся. Старательно сохраняя лицо, я таскал куски туши в пещеру, Александра же без затей пару раз вырвало желчью (поскольку ничего съедобного, как я понял, в туристов не падало со вчерашнего вечера; я же с утра чуть-чуть перекусил, но тоже, завтрак у меня был – не фонтан). Особого трудового энтузиазма после этого у него не обнаружилось, но все же, к тому времени, как девчонки завершили благоустройство лагеря, мы с Александром закончили заниматься огородно-садоводческой деятельностью. Я понимаю – не до подобных частностей. Все же это не триллер и не ужастик, а вполне себе серьезная работа, для широкой публики вроде бы не предназначенная. Главной целью написания этих записок, является попытка как структурировать свои воспоминания о прошлых моих «жизнях», так и фиксация моих действий сегодня, в жестких стрессовых условиях – по свежим следам. Дабы на основании этих записей, вычленить в дальнейшем совершенные мной ошибки, и не повторять их уже (никогда?) до конца жизни. И если я в этой работе примусь описывать ВСЕ красоты природы, мои от них впечатления, и прочее в том же духе, то я просто захлебнусь во второстепенных деталях. Но здесь, извините – не удержался. Уж слишком эта гадость ВОНЯЛА!
После приема пищи, народ сморил сон, ну а мне предстояло подумать и поработать. Я твердо помнил, что в одной из таких же пещер, недалеко от входа, был оборудован автономный модуль, способный переместить меня внутрь Последнего Оплота. Вот только из-за нестабильности окружающей действительности этот «лифт» был не всегда доступен. Конечно, когда оборудовалась данная кабина, и снаружи пещеры, и внутри нее, ставились неприметные указатели, объяснявшие посвященным, куда идти, сколько ждать, и какие действия предпринять для того, что бы попасть внутрь Последнего Оплота. Вот только, как выглядели эти знаки, в какой пещере располагалась искомая машинерия, и режим работы устройства переноса, вылетели из моей головы напрочь.
Общение с Лесом, давалось мне все легче и легче. Мне стоило только сосредоточиться на своей просьбе, да пару минут подержаться за ветку саженца, как в моем мозгу сформировалалась уверенность в том, что этот клочок Леса так же дружественен нам, как и его прародитель. И да – он способен синтезировать для меня четыре порции стимулирующего коктейля… только вот – в сравнении с предком, его ресурсы весьма ограничены, так что потом не помешало бы его чуточку подкормить. В общем, как только – так сразу… М-да, – а может быть, причина столь полного взаимопонимания меня и Саженца была в том, что этот новорожденный кустик был еще мал, и его «мыслительные» способности, как и скорость реакции на раздражители пока еще оставались сравнимы с человеческими – в отличие от его предка, чьи возможности были несопоставимо больше чем у людей, но из-за того, что его «тело» занимало значительную территорию, создавалось впечатление что общаешься, извините, с тормозом. А здесь же я общался с… существом пока еще не сложным, чьи основные желания и возможности были просты и понятны. Главное, что желания саженца в какой-то степени совпадали с моими – параллельно с поиском «лифта» можно и поохотится, тем более так я получаю еще и серьезное основание в глазах моих спутников для отлучки из пещеры. Резюмируя все вышесказанное – пора собираться на охоту.
На «улице» вечерело – было тепло и сухо. До смены сезонов, которая произойдет уже с закатом солнца, оставалось два-три часа. А потом на Платформе опять наступит день, и вместе с новым днем придут арктические морозы. И я сомневаюсь, что за оставшийся коротенький отрезок «теплого» времени, мне удастся разрешить все поставленные перед собой задачи. Так что предстояло мне, в ожидании этого занимательного похолодания, таскать с собой рюкзак теплых вещей, а еще химические греющие подкладки и стельки, да еще и нательный электрообогреватель с набором аккумуляторов.
Из-за пурги, не было ни фига не видно, снег залеплял забрало шлема, забивал дыхательные фильтры, слуховые мембраны: мешал дышать, мешал видеть и слышать хоть что-нибудь кроме мельтешения снега и завывания вьюги. Хорошо, что мой блочный лук был исключительно металлическим; просто замечательно, что я додумался заранее, вместо синтетической тетивы, натянуть металлическую струну – несколько выстрелов выдержит, а мне больше и не надо: не воевать же я здесь собирался. Деревянное или пластиковое оружие давно бы уже потеряло гибкость из-за мороза, а это ничего – держится, если бы только не вездесущий снег, ухитрявшийся забиваться в блоки, вообще было бы хорошо. Я глянул на пленочный термометр, наклеенный на рукав костюма – минус десять и мокрый снег в придачу. Угу – еще семь минуты назад было около нуля. Если температура и дальше будет падать с такой же скоростью еще хотя бы пол часа, то я околею прямо тут нафиг, и никакая теплая одежда, никакой обогреватель не помогут. Будем надеяться, что все окажется не настолько плохо, и я – толстый и красивый, умру в возрасте ста лет, и в собственной постели, в окружении душеприказчика, чад и домочадцев.
Непогода застала меня, когда я уже возвращался в лагерь после трехчасовых бесплодных поисков « лифта» в Последний Оплот. Впрочем, я провел это время все же не совсем бесполезно – почти треть пещер было мной наскоро обследовано на пятьдесят метров вглубь, и признано пустышками. Так, что смена сезонов настигла меня в чистом поле – в поисках дичи, я решил немного удлинить обратный путь, быстренько пробежаться вдоль Границы, и вот – нарвался на неприятности. Сквозь завывание вьюги, до меня вновь донесся трубный рев какого-то животного – звук, на который я, почти на ощупь, пробирался вот уже десять минут. (Согласен – внезапно, без предупреждения и подготовки, попасть в подобную переделку – еще и не так взвоешь.) Ни о каких охотничьих приемах, навроде подкрадывания к добыче с подветренной стороны, в такую погоду и речи быть не могло – я тупо пер вперед, пока прямо перед собой, буквально в трех метрах, не узрел огромную заросшую волосами тушу. Моя реакция оказалась получше: крупная, внешне похожая на яка, животина завалилась на бок, получив отравленную бронебойную стрелу в глаз – гоняться за подранком у меня не было ни времени, ни возможности, так что пришлось бить наверняка. Все равно, лично я не собирался употреблять в пищу эту сомнительную говядину из непонятно какого мира. А Саженцам, которым и предназначалась в основном данная добыча, присутствие цианида в пище было глубоко безразлично…
Убитое мной существо оказалось самкой, и при ней обнаружился детеныш. Увидь я теленка таких размеров у нас в деревне – сказал бы, что ему месяцев семь от роду, а так – кто знает. В метели, в скоротечном столкновении, я не успел его заметить, да ничего наличие приплода и не меняло: для нашего выживания были необходимы мясо и жир, и шкуры.
Я с трудом ворочал за ноги стремительно остывающую тушу – в одиночку разделывать столь крупное животное было адски тяжело. В итоге, я едва успел снять с нее шкуру, срезать килограмм тридцать сала, да столько же мяса, потом туша замерзла напрочь, а нормального топора на эту прогулку взять с собой я не догадался. Все это время, теленок жалобно мычал и жался поближе к телу матери – пугался запаха крови, отскакивал, но спустя несколько минут – снова возвращался. Наконец, утомленный этими метаниями, я поймал детеныша и посадил на привязь, благо веревки взял из лагеря с избытком.
Когда дальше разделывать тушу не оставалось никакой возможности, я завернул большую часть добычи в уже порядком задубевшую на морозе шкуру. С трудом навьючил получившийся тюк на телка. Оставшиеся куски мяса и жира сложил в рюкзак, в котором до смены сезонов таскал теплые вещи.
Одно радовало: не по детски достававшее меня мокрое непотребство, сплошной стеной сыпавшееся с неба, постепенно сошло на нет, сменившись нормальной для такой погоды мелкой снежной крупкой. Впрочем, надо было спешить: на улице к тому времени, как мне пришлось забросить работу, стоял уже сорокаградусный мороз, и судя по скорости, с которой продолжала падать температура, до нижнего предела было еще далеко. При чем на все про все у меня было от силы часа два – дальше температура должна была упасть настолько сильно, что от холодной смерти не спасали бы уже никакие трусы с электроподогревом, тем более, что заряд аккумуляторов отнюдь не бесконечен. Да и химические грелки интенсивно выделяли тепло от силы часа три, и большая часть этого времени мной уже была растрачена. (Правда, в отличие от аккумуляторов, зарядить которые в полевых условиях не было никакой возможности, грелки, после нескольких часов интенсивного прогревания, вновь были бы готовы к работе.)
Теленок шел за мной довольно охотно, смерзшаяся намертво каменная осыпь держала крепко, и оказалась для него не великим препятствием, так что мы добрались до пещеры за каких-то полчаса. Привязав сосунка недалеко от входа, я покидал в пещеру добычу. Из-за узости входа, пришлось повозиться, но не так, что бы уж очень долго. К тому времени, как я вернулся к теленку, стремительная и скоротечная буря уже улеглась, небо прояснилось, и – все еще холодало. Там же – чуть в отдалении от пещеры, я, стремительным ударом, заколол зверика. Прости малыш, но вы с матерью вряд ли выжили в этом месте более нескольких часов, а ваши смерти позволят продлить жизнь и мне, и моим подопечным. С остальным я справился без проблем – быстро освежевал тушу, в несколько ударов порубил ее крупными кусками, занес в пещеру – и все. Дальше – накрыть (пусть даже сырой) большой шкурой крышу палатки, маленькую бросить внутри той же палатки под ноги. Перетопить животный жир, залить его в топливный бак (вовремя я успел, еще чуть, и обогреваться было бы просто нечем).
От входа ощутимо тянуло нешуточным холодом, и это притом, что мы, по возможности завалили лаз всяким хламом. И все равно, сквозь оставшиеся щели, сквозь трещины в камне, как сквозь коктейльную трубочку, вглубь пещеры тянуло и тянуло холодный воздух. Этот поток, конечно уносил дым, источаемый нашей печуркой, за завал – в пещерную бесконечность, а иначе, через несколько минут такого обогрева, мы бы банально задохнулись. Но право слово, лучше бы этой тяги не было – при том скудном наборе теплых вещей, которым мы обладали, постепенное понижение температуры внутри нашего убежища вскоре превратилось в нешуточную пытку. Александр предложил убраться, от рвущегося к нам с улицы жесточайшего холода, подальше – вглубь пещеры. Это было бы разумно, находясь мы на родной, почти безопасной нашей Земле. Здесь же, соваться в переплетение туннелей, в неизвестность, рискуя в лучшем случае – вляпаться в засаду какого-нибудь хищника, а в худшем – навсегда вывалиться через Границу в какой-либо малопривлекательный мир, было бы весьма опрометчиво. (О последней возможности как раз и намекал недвусмысленно сквозняк, непрерывно тянувший холод вглубь пещеры. Столь длительный, да еще и с неизменной скоростью поток воздуха указывал, что газообмен происходит между уж ОЧЕНЬ большими «емкостями». О чем я Александру, в ответ на его требование, и поведал. В итоге, мы немного поцапались – напряжение прошедших суток и две смерти подряд плохо сказались даже на моих нервах (а моя психика, что не говори, всяко погибче человеческой будет), что уж тут говорить о «туристах», попавших в эту (дерьмовую) кашу вообще без подготовки, и тут же потерявших двух друзей… В общем, мне пришлось всерьез надавить на этих горе-путешественников, что бы они не приумножили и без того немалый ворох уже совершенных глупостей.
Следующие несколько часов я помню довольно плохо: передозировка лесного сока, употребленного нами в качестве стимулятора, сказалась даже на мне. Моих же спутников, просто-напросто свалило с ног от такого «лекарства», они пребывали в бреду – каждый, в каких-то своих холодных кошмарах. Ну а в общих чертах: мы набились в единственную уцелевшую палатку, было нестерпимо холодно, мы скопом злоупотребили лесным соком, поскольку запредельные морозы в отсутствии теплой одежды, да без стимуляции обмена веществ, как минимум привели бы к обширным обморожениям (если мы вообще не замерзли бы насмерть). Не знаю как остальным, а лично мне было очень холодно, а еще смертельно хотелось спать – несколько раз я и впрямь проваливался на считанные мгновения в темный колодец то ли обморока, то ли сна. Я не представляю себе, насколько холодно было там – снаружи, если даже пещера вымерзла так быстро. Последние три-четыре часа, не смотря на работающую печь, температура в палатке была на двадцать градусов ниже нуля (даже в палатке!). В общем – было туго.
А потом, вечность спустя, когда даже мне уже начала мерещиться холодное дыхание смерти за левым плечом, тяжелый гул декомпрессии прошел по Платформе, знаменуя собой так неистово ожидаемую нами смену сезонов.
Туман. Причины его появления были просты и понятны – теплый и влажный воздух, пришедший на Платформу вместе с очередной сменой сезонов, соприкоснулся камнем, порядком вымерзшим за половину суток арктического холода. Отсюда и эта непроглядная муть вокруг, отсюда и треск камня, стремительно вбиравшего тепло из окружающего воздуха и конденсирующейся влаги. Мои спутники, выскочившие вперед меня из холодного ада пещеры, чуть отогревшись, поспешили вновь укрыться в ее недрах, тем более, что без постоянной подпитки извне, холод, царивший внутри, довольно быстро был вытеснен пришедшим из глубин пещеры влажным, слегка приправленным едва ощутимой гнильцой, ветерком. (М-да, похоже – на разных «Землях» атмосферное давление тоже различно, раз эта теплая влажная муть с такой легкостью вытеснила, казалось бы более плотный, холодный арктический воздух.) Мне тоже было несколько не по себе вне уже обжитой, уютной пещеры, но на мне все еще лежали пусть добровольно взятые, но твердые обязательства перед Лесом и его Саженцами. А Саженцам, сильно ослабевшим за истекший холодный сезон, срочно нужно было мясо. И я знал где его взять в необходимом количестве – туша не до конца разделанной мной «коровы» так и валялась смерзшимся комом в двадцати минутах ходьбы от нашего пристанища. Кроме того, в поисках «лифта» на мне оставалось обследовать еще довольно много пещер. Так что, с учетом того, что часов через десять-двенадцать нам представилась бы замечательная возможность покинуть сии негостеприимные места – работы было невпроворот.
Мне наконец то повезло – две пещеры спустя, в неприметном тупичке одного из ответвлений тоннеля, я обнаружил искомый лифт. Следовало бы возвращаться, что бы присмотреть за своими спутниками, а сюда придти позднее, в более удобное время. Но проклятое любопытство – я сделал таки лишний шаг, ступил на каменную плиту лифтовой платформы, и потерял сознание…
Мой разум плавал в пустоте, – здесь не было моего тела, только рассудок, голое сознание, не зависевшее более от гормональных выкрутасов организма. А вокруг – сотни, тысячи… сотни тысяч путей вели из точки моего пребывания в отдаленные скопления знаний. И как только мое любопытствующее сознание затрагивало одну из этих нитей, в нем тут же возникало понимание, к каким отраслям знаний, историческим архивам либо научным выкладкам, теориям, гипотезам приведет та или иная струна. Наконец чуть освоившись в бестелесности, я захотел понять, что произошло, и почему я оказался в таком… подвешенном состоянии. Немедленно из глубин моей (или не моей?) памяти услужливо всплыли ответы. Понятно – для активации перемещения на территорию Последнего Оплота, было достаточно даже не ментального приказа, а лишь знания, что такой объект существует и… желания в нем оказаться. Это было сделано намеренно, специально для доставки на Базу таких неумех как я. А ступая на лифтовую платформу, я этого желания имел в избытке, вот и получил… чего хотел. А дальше… дальше все оказалось сложней: по логике создателей этого места, после небольшого медицинского обследования, я должен был очнуться в особом жилом блоке – этаком изоляторе для дикарей. И лишь после экспресс курса соответствующего обучения, допущен на основную территорию базы, – но это в теории. Вот только, в процессе медосмотра, помимо разнообразнейших мелких повреждений и целого букета ядов разной степени токсичности, медицинский блок обнаружил проблему, с решением которой не смог справиться самостоятельно. А поскольку единственным дееспособным разумным здесь был только я, логика медблока была вынуждена подключить мое сознание к «сфере», дабы получить дальнейшие указания по поводу меня самого. Так, что мое тело сейчас покоилось на медицинском столе (или что у них тут?) и подвергалось более тщательному обследованию, а сознание парило в «сфере», в ожидании результатов этого самого обследования. С непривычки мой разум, перегруженный столь новыми, и столь странными впечатлениями, потерял четкость восприятия: то, на что не было непосредственно направлено мое внимание, оказывалось как бы не в фокусе, было расплывчато и неясно – я помнил, что я что-то забыл, чего-то не учел. Я знал, что существовал некий фактор, вспомнив который, я серьезно поменял бы приоритеты. Но я никак не мог вспомнить, чем это позабытое являлось. Любопытное ощущение. Впрочем, местный «компьютер» успокоил меня, пояснив, что для первых погружений в Сферу, подобное состояние естественно. Несколько учебных сеансов спустя, мое сознание полностью освоиться в глубинах Сферы, и смогу вполне контролировать как свою память, так и содержащуюся в Сфере информацию. Ага, вот и результаты… перед моим взором возникла трехмерная модель моего тела. А вот и проблема… какая же скотина этот Лес, подсадил в мой организм шпионский блок, подключил его чревному нервному сплетению. При чем моя «совершенная» иммунная система даже не шелохнулась в ответ на столь наглое вторжение – ага, а что ей шевелиться когда клетки этого органа сформированы на основании моего собственного генетического материала. Понятно, почему этот гад, во время нашего столь памятного общения, так долго тянул с ответом – мастерил эту кракозябру, скотина. Угу, блока внешнего управления нет, что радует – то есть Лес не стремился полностью подчинить меня себе, а только облегчить общение между нами, ну и пошпионить чуть-чуть с моей помощью, конечно. Хотя, что этому образованию помешает отрастить управляющий модуль позднее? Насколько я вижу, это весьма гибкая система – обо всех ее возможных свойствах не догадывается даже здешний многомудрый компьютер. Угу, итак – у проблемы имелось целых три решения, хирургическое – быстро, но без гарантии, что в организме не останется перерожденных клеток, хирургически-медикоментозное – несколько дольше, но надежнее… И третий путь – оставить все как есть. Мне абсолютно не хотелось становиться удаленным терминалом в чьей-то сети, но и потерять единственную возможность (пока, по крайней мере) полноценного общения с Лесом, я тоже себе позволить не мог. Так, что я предложил медицинскому компьютеру обдумать четвертую возможность – создание биологического (в крайнем случае – биомеханического) устройства, расположенного возле инородной ткани, и предназначенного отслеживать размеры и структуру «лишнего» органа. Способного так же блокировать его деятельность либо по моей команде, либо самостоятельно, в случае значительных размерных или структурных его изменений. После установки данного модуля, доставить меня к выходу и выпустить из Оплота. Компьютер (или что там у них?) немного подумал, и отключился. Мгновением спустя отключился и я, что бы прийти в себя сколько-то времени спустя в том же тупичке, в котором столь неожиданно и началось это приключение. В области солнечного сплетения немного побаливало – после осторожного пальпирования, там прощупалась небольшая шишка. А в остальном, я ощущал себя совсем не плохо (совсем не лохом), даже очень бодренько я себя чувствовал. Так, что я, подхватив свои вещички, ломанулся к туристам.
Мать моя женщина – я вспомнил, что оставил их, даже не предупредив о своей возможной задержке. Как же: предполагалось, что я ушел всего лишь на разведку – на пару часов, не более. Не предусматривалось, что я, по ошибке попаду в Последний Оплот. А там, ошалевший от новых впечатлений, оглушенный открывшимися возможностями – банально забуду о существовании своих спутников. (И того, что я не смог предусмотреть этой нечаянной экскурсии по Базе – не оправдание. А вот надо было подумать о возможных последствиях удачи в поиске «лифта».)
Я опоздал… И я совершил ошибку, приведшую к трем бессмысленным смертям. То, что вход в выбранную мной для стоянки пещеру был полузасыпан оползнем, я считал положительным фактором. Как же – оползень довольно пологий, старый и потому не склонный к подвижкам. Ум-мный ход! Когда же я научусь мыслить правильно: в четырех измерениях (включая время), и без значительных просчетов.
Я знал, что Платформы – неустойчивые образования. Знал, что смена «сезона», не что иное, как смена окружающего Платформу мира вообще (и охватывающего Платформу рельефа в частности). Понимал, что из-за неоднородности этого самого рельефа местности, вернее – перепада высот между противоположными краями пространственного разрыва, к которым «стыкуется» этот бродячий кусок парадоксального пространства, вектор гравитационной постоянной планеты может оказаться отнюдь не перпендикулярным поверхности самой Платформы. И более того. Из вышесказанного прямо следует вывод, что в мгновение, когда Платформа сменяет «мир пребывания», направление гравитационной постоянной по отношению к ее поверхности изменяется. Чаще всего это отклонение незначительно, и, по этому параметру, смена сезонов происходит почти незаметно, но бывает и такое, что смещение вектора ощущается как весьма сильный толчок. Ну почему же из этого знания, я не сумел сделать прямо напрашивающийся вывод, что в момент смены сезонов, потревоженный нами оползень может сдвинуться, и напрочь завалить вход в пещеру. А разобрать образовавшуюся груду камней изнутри, окажется очень долго и сложно (если возможно вообще). И ребята останутся заперты в каменном мешке, без надежды отступить на поверхность, если из глубины пещеры полезет что-нибудь опасное.
Бойня… Следы бойни уже были затянуты белесой порослью молодого Леса, получившего сегодня немало халявной пищи. Сквозь оставшиеся прорехи в растительных кружевах были отчетливо видны последствия учиненной здесь резни. Под ногами хрустели останки черных, некрупных (с крысу), даже на вид юрких существ, напоминающих внешне непомерно разросшихся тысяченожек. Ребята защищались отчаянно: тела тварей сплошным ковром усеивали пол, частью порубленные на куски (Александр), частью расстрелянные крупной дробью (Ольга), частью обугленные (Наташа и мой самопальный огнемет), следы копоти на каменной баррикаде свидетельствовали об использовании коктейлей Молотова (опять Наташа). Обожженные, разрубленные, изорванные тела усеивали пол, свидетельствуя об отчаянной схватке, безнадежной попытке отбиться от этих некрупных, но, по всей видимости быстрых существ, вытекавших сплошным потоком из-за завала, – из самых глубин пещеры. Ребята погибли… А всех уцелевших тварей истребил отожравшийся за время сражения и сильно окрепший на даровых харчах, Саженец. Еще на что-то надеясь, я решил обследовать пещеру более тщательно. По моей просьбе, Поросль расступалась, открывая проходы в самые дальние углы обжитой нами части пещеры. Увы, так рассеялась последняя надежда на то, что кто-то из моих спутников уцелел. Три кокона в человеческий рост – в ряд, лежащие вдоль боковой стены пещеры (левой от входа), развеяли все мои надежды. Видимо, человеческие тела были еще крупноваты по массе для молодого Леса, и их быстрая утилизация пока представляла для него проблему…
А мне оставалось только собрать уцелевшие вещи, и отправиться на Базу.
Четыре дня спустя я получил допуск к основным помещениям Последнего Оплота. Существовали, конечно, еще отсеки, для посещения которых у меня пока не хватало компетенции, но пока это было не критично. Главное, я получил право посетить Хранилище… Там я долго стоял перед капсулой, в которой хранилось мое первое тело. То существо, каким я некогда был изначально. И которым я давно не являюсь, поскольку свыше четырех тысячелетий борьбы и свершений отделяет меня от него. Исподволь, медленно и незаметно планета меняла меня, и теперь Я и Он – два совершенно чуждых друг другу существа – как непохожи исток и устье реки, хотя и то и другое – все та же река.
Я так и не решился взглянуть на то, как выглядел я изначальный… Может быть позже. А пока меня ждала Сфера, сокровищница, вмещавшая в себя не только знания созданные обитателями целой галактики, но и историю земной цивилизации за последние тридцать пять тысячелетий. Поддавшись мальчишескому порыву, сунулся в раздел наблюдений за космосом, в частности – за внутрисистемным и околоземном пространством. Любопытно: НЛО, тайком наблюдающие за нашей планетой, – существуют. Более того, они осторожно исследуют Землю и ее обитателей. (Уж не Сферу ли они ищут?) Череда кратковременных человеческих похищений – их рук дело. Кратковременных – потому, что ни одно разумное существо нельзя насильственно вывезти из Солнечной системы. Автоматы оборонительного пояса, уцелевшие еще с ТОЙ войны, тщательно следят за этим. А вот отловить «ценные» экземпляры на месте, здесь же выпотрошить их сознания – таких ограничений нет. Впрочем, такой слепой поиск малоэффективен… хотя, если бы чужие случайно наткнулись на меня, они получили бы главный приз лотереи (где лотерейными билетами является все население планеты, а вероятность выигрыша всего-то – один к шести миллиардам).
Изначально все было не так мило, вежливо и ненавязчиво. Наткнувшись (случайно, или нет – неизвестно) на густонаселенный мир, расположенный в буквально напичканной артефактами системе, товарищи решили банально «наехать» на ее жителей. Но, уцелевшие остатки внутрисистемного оборонительного пояса, после Катастрофы перешедшие в автоматический режим работы, были оснащены стрелковыми комплексами, обладавшими на порядок большей дальнобойностью, чем у оружейных систем, стоявших на вооружении флота противника. К тому же они оказались весьма эффективны против защитных систем вражеских кораблей. Так, что вооруженное вторжение, предпринятое неизвестными инопланетянами – провалилось. Экспедиционный корпус интервентов банально пожгли еще на подходе к поясу астероидов, не дав ему ни малейших шансов приблизиться к паре Земля-Луна. После столь наглядной демонстрации, инопланетные товарищи резко поумнели, поснимали все наступательное вооружение с кораблей, и занялись «мирными» исследованиями.
М-да, после той всеобъемлющей войны, Галактика очень многое забыла, если даже жалкие остатки оборонительного пояса Солнечной системы, недобитые врагами и временем, способны ввергнуть пришельцев в столь сильный трепет. Похоже, были утеряны не только «эксклюзивные» сверхсекретные знания, составлявшие основу конкурентного выживания разумных видов в галактическом сообществе. Но и многие общеизвестные научные истины оказались забыты; канули в Лету ценнейшие технологии. И за истекшие тысячелетия, Галактика, похоже, так и не оправилась от понесенных потерь во время ПОСЛЕДНЕЙ войны. В таких условиях, те разумные, которые сумеют первыми обнаружить, захватить и удержать в собственности Сферу, получат решающий перевес во внутригалактической расстановке сил…
А еще три дня спустя, в жилой зоне Базы сами собой материализовались… материализовалось пять коконов.
Лес.
С подобной проблемой он еще не сталкивался. Раньше любой побег был его частью, частью единого и единственного тела. Отростки же, унесенные с собой маленькими странными существами, оказались слишком далеко – не просто вне прямого контакта, а за пределами устойчивой связи. С этой молодой порослью можно было лишь обмениваться информацией, помогать им доступными Лесу знаниями, а не контролировать их полностью, как всегда это было.
Они не оставались частью его, как любая ветвь его тела, Они были… они росли самостоятельными, Он нашел в памяти людей это слово: «его детьми». Он, вобрали и сохранили в себе память и индивидуальность людей, убивавших и погибавших возле их корней, обеспечивших их пищей и ставших их кормом. Позволившим его детям набрать достаточно сил, что бы выжить в этом непростом мире. Теперь он был не одинок. Создания, похожие на него, и в то же время неуловимо от него отличающиеся… И он решил сделать памяти людей хранившейся в Нем, и ставшей частью его детей, подарок. Тела – новые тела, что бы дать им шанс с успехом прожить весть отмеренный срок, прервавшийся насильственно, в том числе и по Его вине.
М-да, понятие «деликатность» Лесу не знакомо в принципе – так нагло вторгаться в мои сны! И…
Дьявол! Назрела еще одна проблема. Лес выдал мне пять готовеньких тел. Судя по приборам, все мои нечаянные спутники целы, в полной сохранности, и (невероятно!) с абсолютно неповрежденной памятью – более того, генетическая структура их клеток несколько усовершенствована, и эталоном для улучшений послужил, сами понимаете, я сам. (Вырастил новые тела за сутки? Воскресил старые и «чуть» подправил, используя технику «прыгающего гена»? В любом случае, это сродни чуду.) Пока они в глубоком сне навеянном Лесом, но вскоре проснуться, и до их пробуждения мне надо успеть принять решение. Решение… решение – я просмотрел их последние воспоминания – каждый из этой пятерки помнит в подробностях свою смерть. Да-а-а, Лес – удружил. Нет, я понимаю: шаг доброй воли, и предложение к сотрудничеству – в его понимании. А мне что прикажете делать с этими приключенцами. В моих планах никак не значатся пять оживших покойников. За сохраненные (вернее воссозданные) жизни конечно спасибо, но память… Впрочем, откуда ему, ежесекундно гибнущему и возрождающемуся, знать, что память о смерти – СОБСТВЕННОЙ НАСИЛЬСТВЕННОЙ СМЕРТИ – с большой долей вероятности способна разрушить психику человека. Так что мне остается один путь – подправить воспоминания о путешествии в один конец, в которое вляпалась пятерка этих авантюристов. Конечно, насколько это вообще возможно: не трогая основы, кое-где добавить ложных воспоминаний, кое-где подтереть существующие, что-то изменить, что-то исказить, а на момент смерти наложить как можно больше сильных и противоречивых эмоций (что бы они понадежней… понадежней погребли под собой смертный ужас). И надеяться, что пробуждение не убьет рябят. А незаметно подбросить их бессознательные тела поближе к одной из посланных за ними же поисковых партий, при помощи имеющейся в моем распоряжении техники, вообще не составит труда.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Теперь, три года спустя, мне кажется, это было не лучшее решение, не лучший выход из ситуации: подчистить память людей, с которыми меня тогда свела судьба, и отправить домой – преступное малодушие. Во мне еще очень много от обычного юноши, не смотря на то, что я помню несколько жизней, помню историю человечества, видел славу и закат космических цивилизаций. Испугаться ответственности за судьбы пяти человек, когда в моих силах изменить течение истории человечества в целом… или, если не захочется погружаться в клоаку людской политики, построить рядом с человеческим свой новый – лучший мир. А, что – объединить Марс и Венеру в пару, на подобии системы Земля-Луна – они вполне подойдут для этих целей, да к тому же при взаимодействии друг с другом, обзаведутся приличным магнитным полем. Поместить образовавшуюся систему на достойном расстоянии от Солнца (на мой вкус, на Земле несколько холодновато). Поронять на поверхность планет ледяные глыбы, уворованные из колец планет гигантов, погасить излишнюю тектонику. Останется только засеять атмосферу соответствующими микроорганизмами (запас которых обнаружился на Последней Базе). И вуаля – мы получаем два мира, готовых к заселению. Вот только, перед реализацией в жизнь этого проекта, осталось одно ма-а-аленькое препятствие: необходимость как-то добраться до парочки кораблей – гигантов (способных двигать миры), обретающихся на парковочных орбитах вокруг Марса, именуемых земными жителями Фобосом и Деймосом, и активировать их вручную. А уж с их помощью нетрудно будет отыскать прочие артефакты Инженеров и Мягких, затерянные на поверхностях спутников планет-гигантов. А уж уберечь мой прекрасный новый мир, от загребущих лапок земных политиков, имея в своем распоряжении подобную мощь, не представлялось бы трудной задачей. (Это-то после организации пилотируемого полета на Марс, да еще и с собственной персоной во главе экспедиции?! Если решу эту задачу – осилю и прочие.) При моих возможностях трясти Землю, как детскую свинью-копилку – любые претензии хоть частных лиц, хоть государств, подкрепленные хоть всей имеющейся в их распоряжении силой, выглядели бы несерьезно. Гадить исподтишка, это да, это возможно, а выступить напрямую, считаю – самоубийц среди народных лидеров нет, а если и есть, я полагаю, в их окружении достаточно здравомыслящих людей, способных удержать властителей от опрометчивых шагов. И в реализации моих планов, была бы неоценимой помощь людей, еще не посвященных в тайну, но уже прикоснувшейся к ней.
И еще… я на распутье. Душа и совесть требуют разбудить моих товарищей: этих древних Богов, сначала спасших вид Homo от вымирания, а за тем многие века оберегавших и учивших лучших представителей человечества. Разбудить по крайней мере тех из них, кто этого пожелает… (Древние боги… ведь большинство из них не спешат просыпаться – они устали, они разочаровались в себе и своих воспитанниках, они потеряли веру в возможность удачного завершения столь грандиозной задачи, столь запредельно сложного проекта, каковыми и является создание из жалкой кучки прямоходящих обезьян развитой цивилизации, способной к космическим полетам. Ну а разум и здравый смысл утверждают, что делать этого не следует, поскольку после столь длительного самостоятельного развития мира, возможное вмешательство прежних хозяев планеты может оказаться неуместным или даже опасным.
Но это все задачи, не требующие немедленного решения, скорее даже – программа на отдаленное будущее, а пока – учиться, учиться, и еще раз учиться (как завещал сами знаете кто); впитывать и осмысливать любое знание, которое только окажется в пределах досягаемости. Так, что живу я пока в Академгородке, и навещаю Последний Оплот только на каникулах и только по делу. Кстати, этим летом у меня выдастся пара свободных недель, и пара причин прогуляться до Базы. За одно пообщаюсь с Лесом, тем более, что старый знакомец становится все более и более человечным.
Кстати, роясь в Сфере, в разделе архивов, я случайно набрел на интересный обрывок воспоминаний. И я, кажется, понимаю, почему эти несколько страниц жизни неведомого существа, с такой тщательностью хранятся уже десятки тысячелетий. Похоже, мне повезло соприкоснуться с тайной возникновения всего того видового разнообразия разумных существ, той межзвездной ойкумены, что распространила свое влияние на целую ветвь нашей галактики.
Человеческая письменная речь – слишком бледна, что бы адекватно отобразить столь могучие мыслеобразы. Но я все же попробую. И хоть я не великий писатель, я приложу максимум сил, что бы возможно лучше передать сопутствующие этой, недолгой в общем-то, повести ощущение спокойствия, стойкости; веры в себя и свой народ… и усталости, чуть приправленной сожалением.
* * * * *
Оп-па, ОНИ вернулись… Видно, что к этому походу друзья подготовились чрезвычайно серьезно. Столько высококлассной, можно сказать – штучной техники, и смертоносных машинок в пользовании пяти «обычных» молодых людей, это – как минимум – заявка на серьезное к себе отношение.
Ну что же, такое упорство достойно награды (или кары?). Так что, сначала нас ждет долгая и обстоятельная беседа, а там – кто знает? Возможно, долгое и удачное сотрудничество, либо… либо мне придется научиться быть жестоким.
Любопытно: Если умножить длину пирамиды Хеопса на 1 млрд. то получится 1 а.е., то есть расстояние от Земли до Солнца.