- Я спрошу Грегори.
- Черт с ним! Приходите сами! - крикнул я и пошел прочь. Пока я не достиг дороги, меня гнал страх - я будто убегал от проклятия.
Вы можете спросить, чем это кончилось. Они не вернулись. Несколько дней все шло спокойно. Этель Бердвуд и некоторые другие девушки дарили мне сладкие взгляды и носили сэндвичи на обед. Я клал их в карман и съедал вечером после ужина у Мэзеров.
В воскресенье я отправился, как было договорено, в лютеранскую церковь в Футвилле. Это оказалось не так скучно, как я боялся. Пастор, старый немец Франц Грубер, оказался более тонким человеком, чем можно было судить по его внушительному животу или по тексту проповеди. Я решил поговорить с ним как-нибудь.
Когда Бэйты появились, они выглядели опустошенными, как пьяницы после бурной ночи. Это вошло в привычку: они пропускали два дня, потом три, и каждый раз выглядели все хуже, особенно Фенни. Он будто преждевременно состарился. Мне иногда казалось, что он мне ухмыляется, хотя у него вряд ли хватило бы на это ума. Теперь он на самом деле казался испорченным, и это пугало меня.
Однажды в воскресенье после службы я подошел к доктору Груберу и сказал, что хочу поговорить с ним. Он, должно быть, решил, что я собираюсь признаться в прелюбодеянии или чем-то подобном. Но тем не менее он любезно пригласил меня к себе в дом.
Мы с ним прошли в библиотеку, большую комнату, до потолка уставленную книгами. Я не видел столько книг с тех пор, как покинул Гарвард. Это действительно был кабинет ученого. Большинство книг было на немецком, многие на латыни и греческом. На полках стояли труды отцов церкви в тяжелых кожаных переплетах, комментарии к Библии, теологические сочинения. На полке над столом я с удивлением увидел работы Луллия, Фладда, Бруно и других, что можно назвать оккультизмом эпохи Возрождения. Дальше я разглядел даже несколько антикварных книг о колдовстве и сатанизме.
Доктор Грубер пошел в другую комнату за пивом и, вернувшись, увидел, что я разглядываю эти книги.
- Из-за этих книг, - сказал он со своим гортанным акцентом, - я и угодил в Фалмут. Надеюсь, вы не посчитаете меня старым чокнутым дураком при виде их.
Он рассказал мне свою историю, и все было, как я и предполагал, - он подавал большие надежды, сам писал книги, но из-за слишком пристального интереса к оккультным наукам ему велели прекратить исследования в этом направлении. Он ослушался и был сослан в самый глухой угол, какой могла отыскать лютеранская конгрегация.
- Теперь мои карты на столе, как говорят мои прихожане. Конечно, я никогда не говорю о герметических предметах в проповедях, но продолжаю их изучать. Вы можете идти или рассказать то, зачем пришли, это в вашей воле.
Такое пышное вступление несколько удивило меня, но я решил рассказать ему всю историю о Фенни Бэйте и Грегори. Он слушал с большим вниманием, и я понял, что он уже что-то слышал об этом.
Когда я закончил, он спросил:
- И все это случилось недавно?
- Конечно.
- И вы никому об этом не рассказывали?
- Нет.
- Я рад, что вы пришли именно ко мне, - сказал он и, достав из ящика стола гигантскую трубку, набил ее и начал попыхивать, глядя на меня своими горящими глазами. Я уже начал жалеть что пришел к нему.
- А ваша хозяйка никогда не давала вам понять, почему она считает, что Фенни Бэйт - "сама испорченность"?
Я покачал головой: - А вы что-нибудь знаете?
- Это известная история. Можно сказать, знаменитая в нашей округе.
- Так Фенни и правда испорчен?
-Да.
- А почему? Здесь какая-то тайна?
- Большая, чем вы можете вообразить. Если я вам расскажу, вы можете решить, что я сошел с ума, - его глаза стали еще более пронзительными.
- Если Фенни испорчен, то кто испортил его?
- Грегори, - ответил он. - Конечно же, Грегори. Он причина всего.
- Но кто такой этот Грегори?
- Тот, кого вы видели. Вы совершенно точно его описали, - он покрутил своими толстыми пальцами над головой, имитируя мои жесты перед Констанцией. Да, так оно и есть. Но если бы вы знали больше, вы бы усомнились в моих словах.
- Но почему?
Он покачал головой, и я увидел, что руки его дрожат. Я подумал, уж не сумасшедший ли он в самом деле?
- У родителей Фенни было трое детей, - продолжал он, выпуская клуб дыма. Грегори был старшим.
- Он их брат! Один раз мне показалось, что я улавливаю сходство, но... Но что в этом противоестественного?
- Это зависит от того, что между ними происходило.
- Вы имеете в виду что-то противоестественное между ним и Фенни?
- И сестрой тоже.
Я почувствовал приступ ужаса, вновь увидел бледное некрасивое лицо Грегори с волчьей ненавистью в глазах.
- Между Грегори и его сестрой?
- Именно.
- Он испортил их обоих? Тогда почему к Констанции не относятся так, как к Фенни?
- Помните,, что здесь живут бедняки. Такие отношения между братом и сестрой.., хм.., не кажутся им чем-то противоестественным.
- Но между братьями... - я словно вернулся в Гарвард и дискутировал с профессором антропологии об обычаях какого-нибудь дикого племени.
- Кажутся. - О, Господи! - воскликнул я, вспомнив выражение преждевременной взрослости на лице Фенни. - И теперь он пытается от меня отделаться. Он видит во мне препятствие.
- Похоже, что так. И вы понимаете, почему.
- Он хочет оставить их себе? - Да. И навсегда. В первую очередь Фенни, судя по вашей истории.
- А что же родители?
- Мать умерла. А отец оставил их, как только Грегори подрос и начал его бить.
- И они живут одни в таком месте?
Он кивнул.