— Ты умрешь, — повторил Гийлом. — Он сильнее всех нас, сильнее…
— Кто? Во имя Митры, кто?!
Но герцогу Гандерландскому не суждено было более произнести ни слова. Зрачки закатились, дыхание прервалось: Божий Суд свершился. Конан опустил мертвецу веки и поднялся. Он хотел что-то сказать, но в это время от входной двери раздался взволнованный голос Афемида:
— Они штурмуют город, король! Тысячи воинов, осадные башни, понтоны, камнеметные машины…
— Кром! — Конан в ярости сжал огромные кулаки, на лице его читалась полная растерянность. — Откуда это все взялось?
— Словно из воздуха! Я был на Дозорной Башне и видел, как поле за Ледяной подернулось маревом… Как мираж в пустыне… Только это не мираж: камни и стрелы поражают защитников, а к стенам города устремляются воины, ополченцы и какие-то дикие люди в звериных шкурах! И еще, на холме возле тракта…
— Говори!
— На холме, под штандартом Гандерланда, я видел черного рыцаря, закованного в сплошную броню. Это он посылает войска на штурм!
Если кому-нибудь суждено будет описать турнское сражение, летописец непременно отметит, что сила осаждавших в десять раз превосходила защитников. Город был окружен водой: с юга — излучиной Ледяной, с севера — вытянувшимся дугой Спокойным озером. Средние пролеты деревянных мостов, ведущих к шести воротам (седьмые выходили на рыночную площадь) успели поднять еще утром, однако это не остановило стремительный приступ. Атакующие спустили на воду лодки и плоты, привезенные на многочисленных повозках, многие преодолевали реку вплавь: среди наемников большинство составляли ваниры и асгардцы, привыкшие к купанию в ледяных волнах. Полководец, Черный Рыцарь, восседавший на великолепном вороном же коне, послал вперед северян и ополчение, приберегая конницу для решающего удара.
Вдоль берега стояли метательные машины, безостановочно посылавшие свои смертоносные снаряды: тяжелые камни, бревна, утыканные железными шипами, и горящие комья тряпья, утяжеленные свинцовыми грузилами и облитые смолой. В Нижнем Городе вновь вспыхнули пожары.
Стоя на верхней площадке угловой башни, Конан видел огромное войско, занявшее все пространство от кромки леса до берега реки. Видел рыцарей, окруженных оруженосцами и слугами, узнавая по значкам на копьях вассалов герцога Гандерландского и искателей поживы из Пограничного Королевства; крестьян, вооруженных пиками, вилами и дубинами; рыжебородых ваниров в рогатых шлемах и их вечных врагов, а сейчас союзников — асгардцев в звериных шкурах и кожаных нагрудниках. Было и немало разнообразного сброда в самых немыслимых одеждах и с экзотическим оружием. Они кучковались вокруг своих вожаков, старавшихся перещеголять друг друга обилием золотых цепей, браслетов, амулетов и прочих побрякушек. В одном месте Конан заметил даже несколько кхитайцев в бамбуковых доспехах с длинными легкими пиками…
«Значит вот как, — размышлял король, — значит те, кто хотел строить и жить в мире, шли со всех концов света в Турн, а желающие разрушать и грабить оседали в замке у истоков Ледяной… То-то Гийлом уже давно не приглашал меня погостить… И никто — никто! — не донес о его приготовлениях, словно слепота всех поразила. Да и поразила, видать, мне-то утром и стеклышки афемидовы не помогли…»
Три осадные башни, снабженные колесами, подкатили к реке и столкнули в воду. Башни закачались на волнах, удерживаемые понтонами, укрепленными снизу, и медленно поплыли к городским стенам. Лучники на площадках посылали в защитников стрелы, способные пробить кольчугу, а тяжеловооруженные воины готовили крючья, подобные абордажным, и сходни, чтобы сбежать по ним на защищенную каменными зубцами и жестяной крышей верхнюю галерею и схватиться с турнцами.
Вооружившись мощным боевым луком, Конан выпускал стрелу за стрелой, целясь в тех, кто был на осадных башнях. То один, то другой из нападавших с криком валились в речные волны, однако другие, укрывшись за окованными железом щитами, продолжали обстрел защитников. Понтоны неумолимо приближались.
Плывущие через реку напомнили киммерийцу стаю хищных рыб-параний, водившихся в южных морях и способных обглодать неосторожного пловца за считанные мгновения — нападавшие были столь же многочисленны, и пощады от них ждать не приходилось. Они сотнями тонули в реке, пораженные ядрами аркбаллист и стрелами защитников, но оставшиеся в живых упорно плыли к узкой полоске земли, отделявшей основание городских стен от речного плеса. А с противоположного берега спускали на воду все новые плоты с осадными лестницами и лодки с людьми. Казалось, ничто не в силах остановить страшную волну, накатывавшуюся на город.
Первыми не выдержали Юные Орлы. Король видел, как Лука Балагур щедро раздает затрещины, пытаясь удержать молодых воинов от постыдного бегства. Некоторые все же припустили к выходу с галереи, и киммериец не стал их осуждать: эти мальчишки впервые видели столь страшное зрелище. Даже кое-кто из бывалых воинов пятился к лестницам, ведущим внутрь стены, мысленно прощаясь с жизнью. Однако, видя на угловой башне фигуру короля, бесстрашно стоявшего под градом стрел, никто из них не дерзнул нырнуть под спасительные каменные своды.
Что творится на северном конце, Конан точно не знал, но догадывался, что Ольвейну приходится там не сладко: широкий торг отделял северную стену от берега озера, и нападавшие могли подплыть на ладьях, не опасаясь выстрелов защитников, построиться в боевой порядок и атаковать ворота. Киммериец заранее распорядился отвести заградительный отряд с рыночной площади, понимая, что ему не выстоять против вражеской атаки и четверти часа. Людей и так мало, они нужнее на стенах.
Со своего места король отлично видел Черного Рыцаря, неподвижного в седле, словно конная статуя. Странно, при нем не было никакого оружия: ни меча у пояса, ни копья в руке. Не было и щита — только темные, как беззвездное небо, сплошные доспехи защищали неведомого полководца, а лицо скрывало опущенное забрало шлема. Такие латы, не оставлявшие ни единого уязвимого места, Конан видел впервые. Он не представлял, как можно в них сражаться: либо их обладатель имел недюжинную силу, либо вовсе не собирался участвовать в битве.
«Вышиби его из седла, и встать этот рыцарь уже не сможет, — рассуждал про себя киммериец. — Кто же он такой, Нергал его задери?!»
Ему уже начало казаться, что под бронею вовсе никого нет, когда Черный Рыцарь шевельнулся, отдавая какое-то распоряжение. Окружавшие его воины засуетились, несколько всадников поскакало вниз, к реке.
Первые лодки достигли мелководья, наемники и ополченцы, грозно вопя, потрясая копьями и топорами, попрыгали за борт и, увязая в донном иле, устремились вперед. Многие остались лежать на плесе, но другие уже принимали с плотов лестницы, поднимая их при помощи веревок и прислоняя к стене. С осадных башен полетели канаты с крючьями на концах…
На атакующих еще сыпались стрелы, копья и камни, и вдруг все прекратилось, словно защитники решили без боя сдать город. Карабкавшиеся по лестницам и толпившиеся внизу восторженно взвыли, предвкушая тщетные мольбы о пощаде и легкую добычу. Те, кто только что подплыл, старались протиснуться вперед — каждому хотелось успеть урвать кусок пожирнее и заслужить похвалу начальников.
Конан опустил лук. Он знал, что сейчас последует, и спокойно смотрел вниз, на обреченных.
И тут, к его несказанному удивлению, с противоположного берега долетел сигнал боевого рога — сигнал к отступлению.
Среди штурмующих воцарилась полная неразбериха: кое-кто продолжал взбираться по лестницам, люди на осадных башнях, уже готовые перекинуть сходни, замерли, некоторые из толпившихся внизу неуверенно отступили к лодкам, другие, думая, что ослышались, продолжали протискиваться к стенам.
Сигнал прозвучал слишком поздно: словно из самих камней твердыни плеснули фонтаны смертоносного огня. Первый, полыхнувший из трубы на крепостном бастионе, ударил вдоль стены, сметая лестницы и превращая копошащихся на них людей в яркие факелы. Потом вниз обрушился пылающий водопад: жидкий огонь лился из замаскированных отверстий, падал на головы мечущихся в ужасе воинов, искавших спасения в реке. Но и те, кто ныряли в воду, продолжали гореть; пылающие потоки текли по поверхности: казалось, свершилось чудо, и река воспламенилась, сжигая в страшном костре дерзнувших осквернить ее воды.
Вспыхнули осадные башни. Лучники и воины прыгали вниз, погибая на мелководье. Громко лопались наполненные воздухом и укрепленные между бревнами понтонов кожаные пузыри. Вопли погибающих смешались с победными криками защитников Турна, оправившихся от потрясения: для рядовых воинов огненный смерч явился такой же неожиданностью, как и для нападавших.
Вскоре все было кончено: узкая полоса земли у основания стены завалена обугленными телами, лодки и плоты догорали, кренясь, рушилась в воду последняя осадная башня. Лишь несколько уцелевших наемников плыли к противоположному берегу, в ужасе оглядываясь на огненное пятно, растекающееся по поверхности реки.
— Победа! Победа! — ликовали на стенах. — Да здравствует король! Слава магистру Афемиду!
«Слава Афемиду! — мысленно повторил Конан. — Ты опять удивил меня, магистр».
Отдав необходимые распоряжения и строго приказав доложить тотчас же, если осаждающие вновь решатся на штурм, он спустился в мастерскую. Афемид в своей грязной, прожженной тунике и потертых сандалиях колдовал возле каких-то рычагов и медных колес с деревянными рукоятками. При этом он сверялся с куском пергамента, неодобрительно хмыкая и потирая свободной рукой лысину.
— Не думал, что Огонь Митры может течь, подобно лаве вулкана, — сказал король, входя. — Ожидал, что собьешь их лестницы и подожжешь осадные башни, но чтобы так…
— Да-да, — устало отвечал мастер, — это моя новая придумка… Все очень просто: одна часть серы, две части липового или ивового угля, шесть частей селитры, все это толчется в мраморной ступке… И кровь земли, конечно, она делает огонь текучим и неугасимым. Ну, почти неугасимым…
— Я видел. Противник бежал в ужасе, берег усеян сгоревшими, словно лесная прогалина после пожара. Ты сделал Турн поистине неприступным!
— Увы, мой король, я послал старшего ученика посмотреть, много ли осталось вещества в подземном ходе, откуда мы качаем его насосами. Уровень упал вдвое! Да и запасы моего порошка не безграничны. В лучшем случае мы сумеем отбить еще одну атаку.
Конан помрачнел. Опыт подсказывал, что без текучего огня штурма не выдержать: слишком неравны были силы. Черный Рыцарь не станет жалеть людей, да и сами наемники, люди дикие и отважные, не слишком пекутся о собственных жизнях, предпочитая смерть в бою и возможность богатой поживы малейшей осторожности. Прикажи полководец, и орда вновь пойдет на приступ, чтобы сгореть заживо, пойдет снова и снова, и перекатится, в конце концов, через стены, и затопит город кровавым потоком. Тогда придется отступать за внутренние укрепления, потом — в Храм Митры… Что будет дальше, думать не хотелось.
— Ты можешь пускать огонь только по всему периметру или в любом месте? — спросил король магистра.
— Можно открывать заслонки только на бастионах…
— Тогда ограничься этим и сбивай лестницы. На тех, кто толпится внизу, мы станем лить вар, бросать камни и бревна. Как обычно.
Афемид кивнул.
— Да, это позволит нам протянуть несколько дольше…
И он снова углубился в изучение пергамента.
До наступления ночи осаждавшие больше ничего не предпринимали. Когда стемнело, поле за Ледяной покрылось огнями костров. С берега долетали удары кирок и какой-то скрежет: очевидно, там строили укрепления.
Поручив Луке Балагуру командовать южными укреплениями, что заставило юного виконта покраснеть, а бывалых сотников воспылать ревностью к юному фавориту, Конан отправился на северную оконечность города, поднявшись по дороге на Дозорную Башню. Зрительная труба описала полный круг: город был обложен со всех сторон. За Спокойным озером тоже горели костры, у пристани темнели ладьи, к берегу на всех парусах приближалось еще несколько.
Под прикрытием двух башен, самые большие, парадные ворота Турна вели на торговую площадь. Именитые гости чаще прибывали по воде, предпочитая конной тряске путешествие в корабельных шатрах, где под плеск весел можно было понежиться с чаркой в руке или насладиться объятиями прекрасных наложниц. Подплывая к пристани, прибывающие обычно выходили на палубу, чтобы насладиться величественным зрелищем городских укреплений и сторожевых башен, на стенах которых искусные камнерезы под руководством аргосского маэстро вытесали огромного орла с распростертыми крыльями — на левой, и лик в солнечной короне — на правой.
Сейчас, в свете догоравших прилавков и навесов, торг представлял мрачную картину: возле ворот, на мощеных каменными плитами дорожках, ведущих к пристани, между резных столбов с названиями торговых рядов — повсюду лежали обгоревшие, дотлевающие тела. Особенно много их было возле самых створок; среди трупов валялись закопченные полоски железной оковки щитов, чьи деревянные части полностью сгорели. Выглянув в боковую бойницу башни, Конан заметил, что огромные створки ворот с резными украшениями прочерчены наискось черными полосами, образующими гигантский косой крест. Плиты привратной площадки потемнели и оплавились, тускло светилось обугленное бревно-таран с заостренным железным наконечником.
— Раструбы башенных огнеметов направлены под углом вниз, — пояснил Ольвейн, — так что, когда эти варвары принялись долбить ворота, они получили знатное омовение! Надеюсь, Мардук, Небесный Воин, остался доволен, взирая на это зрелище со своих высот!
На берегу озера кипела какая-то возня: пыхал огонь, раздавались удары кузнечного молота, ругань и резкие команды. Что-то сгружали с судов на пристань, желто поблескивал металл.
— Думаю, они постараются сделать нечто вроде переносной крыши или большого щита, — сказал Конан. — Что предпримешь, если ублюдки вновь полезут к воротам?