— Пора, господина, — прошептал раб, — готовиться надо.
Киммериец выбрался из-за стола и последовал за чернокожим в смежную комнату, отделенную от зала тяжелым гобеленом. Мамба жестами показал, что Конану нужно снять одежду. Когда тот остался в одной набедренной повязке, раб что-то прокричал, и из-за занавески появились три темнокожие девушки с чашами из сандалового дерева в руках. Конана уложили на обитый кожей топчан и тщательно намазали едко пахнущим маслом. Руки девушек нежно оглаживали его тело, и если бы не резкий запах, киммериец согласился бы остаться в этой комнате и подольше.
Поднявшись, он сделал несколько резких движений, разминая мускулы, и чуть было не упал, поскользнувшись на вощеном полу: девицы добросовестно намазали даже подошвы ног. Все могучее тело киммерийца было сейчас подобно только что выуженной рыбе, готовой выскользнуть из рук неосторожного рыболова. Прислужницы не тронули лишь места, скрытые набедренной повязкой, о чем, признаться, Конан слегка пожалел.
— Моего противника тоже намажут? — спросил он у раба.
— Намажут, намажут, — охотно закивал Мамба, — великий Цукава три по пять девушка мажут, очень большой, очень… Очень великий Цукава, никто его не победил. Это плохо, люди не хотят ставка делать.
— А велики ли ставки? — поинтересовался Конан.
— Кто проигрывала, все у нас живут, госпоже служат, народ тешат. Пора, господина, гонга, однако.
Из-за гобелена действительно долетел удар гонга. Тяжелая завеса поползла вверх, и Конан, шагнув вперед, оказался под пристальными взорами сотен любопытных глаз.
На подковообразные спинки каменных диванов уложили дощатые настилы, скрывшие под собой столы. Зрители сидели сверху на этих импровизированных помостах, на длинных деревянных скамьях. Многие продолжали выпивать и закусывать, уместив блюда с едой на коленях. Между одной из стен и бассейном, на полу, очищенном от розовых лепестков, был вычерчен белый круг шагов двадцать в диаметре. Возле него топтались двое коротышек в желтых тогах, подпоясанных черными поясами, с дудками, висевшими на волосяных шнурках, — судьи.
Хозяйка дома восседала на одном из помостов в высоком кресле под фиолетовым балдахином. Когда киммериец появился в зале, она поднесла к губам жестяную воронку, и ее голос, усиленный этим приспособлением, гулко разлетелся по залу.
— Прошу любить и жаловать: Бастан из Бритунии! Поприветствуем бесстрашного бойца, бросившего вызов непобедимому Цукаве!
Кто-то зааплодировал, раздались насмешливые выкрики, свист и улюлюканье.
— А теперь поприветствуем непобедимого Цукаву!
На этот раз гости восторженно завопили, многие вскочили на ноги, из рук дам полетели букетики цветов.
Гобелен в противоположном конце зала поднялся, и из темного проема выступил… Поначалу Конану показалось, что к нему движется огромный желтоватый валун. Потом он решил, что это сгустившееся облако причудливой формы. И только когда Цукава приблизился, киммериец смог понять, что ему предстоит биться с амазонским бегемотом, по какой-то причудливой игре природы обладающим человеческими ногами, руками и глубоко утонувшей в складках жира головой с низким лбом, узкими глазками и маленьким улыбающимся ротиком. Если этих признаков было достаточно, чтобы назвать существо человеком, Зана его не обманула.
Ростом Цукава на две головы превосходил киммерийца, а чтобы охватить его в том месте, где у многих находится талия, понадобилось бы, как выразился Мамба, три по пять длинноруких служанок. Набедренная повязка, охватывающая чресла толстяка, могла бы запросто служить скатертью стола, за которым еще недавно пировала донна дель Донго со своими гостями.
Один из судей сделал приглашающий жест, и противники подошли к очерченному кругу. Цукава поклонился: складки его тела напоминали огромные мешки с зерном или океанские волны во время жестокой бури. Когда склонилась его голова, виден стал пучок жидких волос, собранных на затылке.
Конан тоже поклонился, прикидывая, сколь мощные мускулы могут скрываться под многочисленными жировыми складками. Даже если их там и вовсе не было, вытолкнуть Цукаву за круг представлялось не проще, чем вендийского слона.
— Итак, — возгласила Зана, — бритунец, именующий себя Бастаном, и камбуец, известный публике под именем Цукава, намерены вступить в поединок и померяться силами согласно заведенным правилам. Напоминаю: запрещаются удары в голову и причинное место противника, хватание за волосы и набедренный пояс, а также непристойные жесты и устные оскорбления. Победителем признается тот, кто заставит соперника коснуться пятками пола за пределами круга. Начинайте!
Камбуец ступил за черту, Конан последовал его примеру. Он решил действовать быстро: сильно оттолкнувшись, прыгнул в сторону противника и ударил его пяткой в солнечное сплетение. С таким же успехом он мог бы ударить в спину кита. Цукава даже не покачнулся, а Конан, отброшенный неожиданно упругой преградой, отлетел назад и повалился на спину, услышав разочарованное «у-у-у!» зрителей. Повернув голову, он обнаружил, что по пояс выпал за белую черту. Над ним стояли судьи.
Один из них наклонился к уху варвара и шепнул: «Продержись хотя бы два шара, получишь награду…»
Конан понятия не имел, что такое «два шара», и его вовсе не прельщало остаться на службе у заносчивой кофитки, какая бы награда не светила в этом случае. Он яростно рыкнул и вскочил на ноги. Цукава улыбался и помахивал короткой рукой охватом с пивную бочку: приветствовал своих поклонников. Камбуец, полностью уверенный в победе, словно и не замечал противника.
Конан решил действовать осмотрительней. Из своей неудачной атаки он заключил, что Цукава вовсе не столь мягкотел, как кажется с виду: под складками жира таилась плоть, упругая, словно ствол дерева пша. Однако, чего нельзя было заподозрить в этом бойце, так это проворства.
Вскоре Конан смог убедиться в своей догадке. Он сделал несколько стремительных прыжков по площадке, то приближаясь к противнику, то отдаляясь от него. Несколько раз он несильно толкнул Цукаву в плечо, бедро и живот. Камбуец, действительно, был неповоротлив и не успевал оборачиваться лицом к сопернику. Конан быстро оказался у него за спиной и изо всех сил ударил пяткой под коленку гиганта. Нога Цукавы подломилась, и он упал на колено, получив новый удар, на этот раз в спину. Очевидно коленопреклоненная поза была непривычна камбуйцу, он качнулся вперед и, чтобы удержаться, уперся об пол руками, отчего окончательно стал похож на бегемота.
Конан мигом оказался на спине толстяка, оседлав его с ловкостью амазонского охотника. Он уже поднял кулак, готовясь треснуть противника по затылку, как чернокожие глушат дубинами добычу, но тут судьи задудели в свои дудки, а Зана прокричала в рупор: «Запрещено бить по голове!»
Воспользовавшись замешательством, Цукава поднялся на ноги, и киммериец не удержался на его скользкой, намазанной маслом спине. Он съехал с нее, словно с ледяной горки, подобной тем, что устраивают в Асгарде или Гипербореи в дни зимних праздников. И тут же получил коварный толчок, которого не ожидал: камбуец резко выгнулся, и его обтянутые белой материей ягодицы ударили варвара под дых с силой осадного тарана. Конан почувствовал, как перехватило дыхание, постарался удержаться на ногах, но вымазанные маслом подошвы заскользили по плитам пола, и он упал на бок, крепко ударившись виском о красный мрамор.
На несколько мгновений он лишился чувств, а когда пришел в себя, увидел нависшую над ним тушу Цукавы. Тот поднял ногу, словно собираясь раздавить противника, и Конан заметил, что на подошве камбуйца растут жесткие черные волосы. Уперевшись пяткой в бедро киммерийца, гигант начал выталкивать его скользящее словно по льду тело за пределы круга. Публика подбадривала вялыми криками: очевидно, зингарцы ничего другого, кроме победы камбуйца, и не ожидали.
Конан отчаянно пытался удержаться, но пальцы его превратились в скользких змей, а сам он — в беспомощную ящерицу, покрытую отвратительной слизью. Так ему, во всяком случае, казалось. За пределами круга уже оказались плечи и грудь, потом живот, бедра, колени…
И тут ударил гонг.
Цукава сразу же убрал ногу и в раскачку пошел к центру круга, подняв в приветствии руки. К его ногам упало несколько букетиков.
— Первый шар! — возгласил один из судей. — Соперники удаляются для отдыха!
Только оказавшись в комнате с кожаным топчаном, Конан понял, что истекло время первой части схватки, и удар гонга спас его от неминуемого поражения.
— Сколько всего этих… «шаров»? — спросил он у Мамбы, обмахивающего его куском полотна.
— Не знаю, господина, — отвечал раб, — самое большое, что Мамба видел — пять шаров, шесть — уже Цукава победил.
Снова прозвучал гонг, и Конан, поминая Нергала и все закоулки Серых Равнин, вернулся в круг. Цукава опять раскланялся, все так же улыбаясь.
— Да пошел ты… — пробурчал киммериец и тут же услышал жестяной голос Заны: «Осторожнее, Бастан, оскорбления противника запрещены!»
Пришлось варвару поклониться, хотя с большим удовольствием он раскроил бы камбуйцу череп. Подавляя гнев, Конан отчаянно искал выход из положения. Впервые, вступив в драку, он чувствовал себя связанным по рукам и ногам. Не было привычного оружия, он не мог ударить противника в самые уязвимые места, не мог распалить его оскорблениями, чтобы, ослепив яростью и заставив броситься вперед, увернуться и позволить сопернику вылететь из круга… Вытолкнуть же тушу Цукавы представлялось задачей безнадежной, тем более, что волосы на подошвах камбуйца надежно предохраняли его ноги от опасного скольжения по мраморным плитам. Стоило же Конану упасть, и Цукава опять сможет катить его к роковой черте, словно сани по снежному насту…
Гигант топтался посреди круга, а киммериец кружил возле, не осмеливаясь сходиться вплотную с опасным противником. И все же он упустил момент: Цукава вдруг сделал резкое движение и толкнул Конана в плечо. Очевидно его неповоротливость во многом была напускной. От этого толчка варвар крутанулся на пятках, и, продолжая вращаться, словно юла, покатился к роковой черте. Только упав на живот и обломав ногти о мраморные плиты, он сумел замедлить роковое скольжение возле самой окружности.
Вскочив и заревев от бессильной ярости, Конан бросился к улыбающемуся камбуйцу, нырнул ему под руку и охватил противника за колени. Ему не удалось сомкнуть пальцы — ноги Цукаты были толсты, словно корни мощных деревьев, но отчаянным усилием Конан смог оторвать камбуйца от пола и сделать шаг к белой черте. Изумленные крики раздались с помостов: никто не ожидал, что найдется человек, способный приподнять гиганта.
В глазах варвара потемнело, мышцы его готовы были вот-вот лопнуть, грудь сдавил огненный обруч… И все же Конан сделал еще шаг и еще…
Его усилия оказались напрасны. Мощный удар обрушился на спину киммерийца, бросив его на красный мрамор: Цукава согнутыми локтями ударил его сверху между лопаток. Зрители разразились торжествующими воплями: как ни надоели гостям Заны постоянные победы камбуйца, все же его поражение многие восприняли бы как личное оскорбление. А ведь этот бритунец был в нескольких шагах от победы!
Цукава не торопился поставить ногу на спину поверженного противника, чтобы вытолкать его за черту. Конан не видел, чем занят камбуец, но подозревал, что тот по своему обыкновению приветствует публику, помахивая ладонями, каждая из которых была величиной с тележное колесо. Голова варвара лежала на сгибе его локтя и, когда из глаз исчезла красная пелена, он заметил, что крышечка оставленного Да Дергом перстня открылась, а оживший жучек шевелит лапками. Короед выбрался из перстня, спустился по пальцу человека на пол и быстро побежал вдоль стыка плит, словно вдоль русла застывшей реки. «Давай, — подумал Конан, — уноси ноги, жук, я не хочу, чтобы ты видел позор своего хозяина…»
Его тело снова заскользило по полу: Цукава, наконец, решил окончить поединок. Плиты были слишком гладкими, а стыки между ними чересчур плотными, чтобы надеяться зацепиться и затормозить роковое скольжение. Отчаянным усилием Конан вывернулся из-под ноги гиганта и перекатился на спину. Цукава больше не улыбался, его поросшая черной шерстью пятка целила в грудь киммерийца…
И вдруг камбуец отпрянул. На его лице отразилось несказанное удивление, потом маленький ротик расплылся в безумной усмешке и все услышали тоненький, повизгивающий смех! Цукава запустил руку под набедренную повязку и принялся отчаянно чесаться. Второй рукой он скреб у себя под мышкой. Он поджал левую ногу и похожими на недозревшие помидоры пальцами яростно тер огромную свою голень. Впечатление было такое, словно камбуйца внезапно одолел целый сонм невесть откуда взявшихся блох…
Конан не стал размышлять о причинах столь странного явления. Вскочив, он плечом изо всех сил ударил в необъятный живот Цукавы. Гигант качнулся на одной ноге и сделал шаг назад. И тут же поджал правую ногу, продолжая хихикать и чесаться. Новый толчок заставил его отступить еще, миг — и Цукава оказался у роковой черты… Он даже не пытался сопротивляться, настолько одолела его непонятная чесотка.
Памятуя о своем недавнем унижении, Конан нанес эффектный заключительный удар, в точности повторив свою первую атаку. На этот раз стоявший с поджатой ногой камбуец не удержался, попятился и с ужасным плеском рухнул в бассейн, выплеснув на пол зала добрую половину его содержимого.
Лишь несколько одобрительных возгласов раздалось с помостов. Судьи в растерянности застыли, поднеся дудки к губам, но не осмеливаясь дать сигнал к окончанию поединка. И тут раздался голос Заны:
— Что ж, бритунец, ты победил и заслужил награду. Думаю, ты останешься доволен щедростью хозяйки виллы дель Донго.
— И все же твои правила — жульнические, — сказал Конан.