Она вдруг слабо улыбнулась.
— Мы еще встретимся… любимчик Вакаты…
Легкий вздох сорвался с ее губ, глаза остановились.
Конан протянул руку и опустил женщине веки.
— Почему с ней никого нет? — спросил он Сантидио.
— О ком ты? Не думаю, чтобы Зане хотелось видеть в последней момент своего мужа.
Он помолчал, потом задумчиво произнес:
— Судьба распорядилась так, чтобы в последний миг рядом с ней были два мужчины, которые… любили ее когда-то. Ведь и ты любил ее, Конан. Хотя бы по принуждению.
Киммериец ничего не ответил. Он поднялся и отошел в сторону, оставив умершую попечению жреца.
Только сейчас он обратил внимание на сильный шум, долетающий через узкие окна. Спросив дона Эсанди о его причинах, получил ответ:
— «Зеленые» и «фиолетовые» выясняют, кто виноват в том, что их колесницы разбились и впервые за многие годы первыми к финишной мете пришли «желто-голубые». Они выясняют это на арене с помощью кулаков и оружия. Стражники не вмешиваются. Дон Бенидио прямо в королевской ложе провел экстренное заседание Сената. Принято решение распустить партию «зеленых» и… партию «фиолетовых». Когда гора трупов на беговых дорожках станет достаточно внушительной, Сенат объявит о введении прямого королевского правления. Кто станет настоящим хозяином страны, можно не объяснять.
— Откуда ты все это знаешь? — спросил варвар.
— У меня есть друзья среди сенаторов. И это еще не все. Готовится указ о запрещении «Белой розы» и аресте ее руководителей.
Конан вдруг расхохотался.
— Выходит, мы оба опять вне закона?
— Выходит.
— И куда направимся? Как в прежние времена — в Преисподнюю?
Сантидио внимательно посмотрел на своего друга.
— Я помню, что в записке фаллийца говорилось о том, что ты должен ждать знака, который подаст Джаббал Саг.
— Точно.
— Так вот. Вчера прилетел филин. Он принес записку от жрицы этого бога — моей сестры Дестандази. Я считал, что она погибла двадцать лет назад, и ты похоронил ее.
— Я не успел рассказать тебе… — начал было Конан, но Сантидио прервал его нетерпеливым жестом.
— Потом! Не станем дожидаться, пока Бенидио начнет действовать. Мы отправляемся в Пустоши Пиктов.
В том месте, где граница Зингары пересекала излучину реки Черной, находился торговый пост. Место, впрочем, было довольно условным, сторожевые форты располагались гораздо южнее, но зингарские топографы, расчерчивая пергаментные карты, искренне полагали, что владения короля Элибио простираются именно до этой невидимой черты, и ни пядью меньше. Пикты же считали по-иному, что нередко служило причиной их набегов и ответных карательных экспедиций зинграцев. Впрочем, за последние двадцать лет многое изменилось: новые власти Кордавы предпочитали вести с дикарями торговлю и улаживать спорные вопросы путем переговоров. Пикты-торговцы появились в укрепгородках западнее Черной, а однажды какой-то вождь, украшенный перьями и многочисленными ожерельями из сушеных рыбьих голов, в сопровождении доброй половины своего племени посетил Кордаву. Народ сбегался смотреть на это невиданное зрелище, как на бродячий цирк. Вождя принял регент Бенидио, подарил делегации два мешка стеклянных шариков для бус и заключил с пиктами договор о вечном мире и дружбе. Впрочем, пиктская сторона не долго придерживалась соглашений: на обратном пути племя напало на зингарский форт и было полностью уничтожено его гарнизоном. Больше пиктов в столицу не пускали, хотя обмен товарами продолжался к взаимной выгоде: среди кордавских модниц очень ценились сумочки из кожи болотного зверя курлу, а северные соседи охотно принимали все, что блестело и могло нанизываться на волосяные шнурки или вставляться в нос и уши. Это не мешало пиктам время от времени по старому обычаю выходить на тропу войны, убивать зингарских торговцев и жечь форты. Только торговый пост в излучине Черной пикты не трогали.
Кто и когда выбрал это место, не знали даже ученые мужи Кордавы. По обеим берегам реки тянулись здесь непроходимые дикие заросли, так что причаливший путешественник не смог бы удалиться от воды и на десяток шагов. Ветви деревьев, перевитые лианами, почти смыкались над рекой, образуя купол с узкой полоской неба посредине. Русло в этом месте несколько сужалось, очевидно, это и стало причиной, побудившей прежних властителей провести здесь границу. Реку перегораживала опущенная в воду заржавленная цепь, прикрепленная к двум каменным идолам, темнеющим на берегах. Один изображал седоусого мужчину с солнечным знаком на груди и смотрел почти стертыми дождями и ветром глазами в сторону Пустоши Пиктов, второй, с женским ликом, обращен был в сторону Зингары. Цепь никогда не поднималась.
На правом берегу реки стоял поднятый на сваи дом. Он был сложен из кривых коряг, подогнанных так искусно, что самый придирчивый взгляд не обнаружил бы ни одной щели. Дерево густо поросло мохом и россыпями бледных грибов, окна были затянуты мутными бычьими пузырями.
Торговый пост держали два полукровки — отец и сын. Глава семьи, которого звали Инзио, был маленький, до глаз заросший человечек, мрачный и нелюдимый. Наследник по имени Бизо, напротив, вымахал на шесть с лишним локтей, и лицом походил скорее на зингарца, чем на пикта.
Легко орудуя тяжелым каменным топором, Инзио колол дрова в ограде за домом, когда появился Бизо и сообщил, что снизу идет лодка с двумя людьми. Ворча и не выпуская из рук топор, старший направился к берегу. «Возьми лук и ступай на крышу», — бросил он сыну, который поспешил выполнить распоряжение.
Инзио притаился за каменным истуканом, наблюдая за лодкой, которая подходила к берегу. В ней сидели двое: зингарец в костюме почтового чиновника — на носу и смуглый здоровяк, голый по пояс — на веслах. Когда посудина уткнулась в песок, они выбрались на берег и, настороженно осматриваясь, двинулись к дому.
Инзио возник перед ними, словно демон, соткавшийся из воздуха. Прибывшие невольно подались назад, схватившись за оружие. Однако хозяин торгового поста не поднял топор. «Явились», — пробурчал он и косолапо побежал к дому на сваях, сделав пригласительный жест подняться в его жилище.
Когда гости взобрались по крутой лестнице и вошли в единственную комнату необычного дома, их встретил Бизо. Он молча указал на широкую лавку и, усевшись напротив, принялся строгать каменным ножом длинную ветку.
— Кажется, на берегу нас встретил старина Инзио, — сказал человек с бородкой своему спутнику, — он нисколько не изменился за те двадцать с лишним лет, что мы его не видели. Послушай-ка, парень, — обратился он к долговязому, — мы…
— Сантидио и Конан, — проворчал тот, не отрываясь от своего занятия, — велено обождать.
— Какой любезный прием, — съехидничал дон Эсанди, — не удивлюсь, если сейчас нас покормят.
Бизо ничего не ответил.
— Весь в папашу, — сказал Сантидио, — столь же красноречив и услужлив. Что ж, придется коротать время натощак, пока Дестандази не пришлет мохнатого проводника. Мы не могли разговаривать на реке, где ты опасался привлечь пиктов, может быть, сейчас расскажешь, как моей сестре удалось спастись? Готов снова взойти на Танцевальный Помост, если не видел ее мертвой в покоях Мордерми.
Дон Эсанди происходил из древнего и знатного рода, долгое время занимавшего высокое положение при зингарских королях. Взбалмошный Риманендо обвинил его отца в укрытии большей части налога, который тот собирал в своей вотчине, хотя Сантидио уверял, что отец просто отказался увеличить и так непомерные суммы поборов. Как бы то ни было, старший Эсанди назвал короля жадным развратником, лишился головы, а его домашние погибли при весьма загадочных обстоятельствах. Но рождение трех близнецов, брата и двух сестер, — редкий случай для Зингары, где это число издревле почиталось священным, — не позволило избавиться от них так же легко, как от остальных членов семьи Эсанди. Благодаря этому обстоятельству и симпатии народа к отцу, его дети остались живы, лишившись, правда, состояния и всех титулов. Брату и его сестрам-близнецам Сандокадзи и Дестандази пришлось самим искать свое место в жизни. Сантидио и Сандокадзи примкнули к заговорщикам, а Дестандази избрала другой путь: удалившись за Черную реку, она стала жрицей древнего культа Джаббал Сага и жила уединенно, почти не общаясь с внешним миром.
Лишь однажды сестра Сантидио покинула свою поляну и Священный Вяз, внутри которого обитала, подобно дриаде. Тогда ее знания помогли Конану одолеть колдуна-некроманта, чуть было не погубившего Зингару. Незадолго до того чародею удалось оживить труп Сандокадзи, погибшей от руки коварного Мордерми, поначалу влюбившего в себя девушку. Зомби, в которого превратилась несчастная, пытался проникнуть в святая святых Джаббал Сага и расправиться с Конаном, Сантидио и жрицей, но был остановлена чарами последней. Тело Сандокадзи погребли по всем правилам, а сама Дестандази погибла, как до сих пор считал ее брат, во время штурма резиденции Мордерми.
— Когда я покинул дворец, предоставив тебе право распоряжаться короной Зингары, я отвез Дестандази на ее поляну, как обещал, — начал Конан. — Клянусь Кромом, я тоже считал ее мертвой. Правда, на ее теле не было ни единой царапины, но она не дышала и сердце не билось. Дверь в халупе Инзио оказалась крепко запертой, но во дворе сидел волк, тот самый, что провожал нас к вязу в прошлый раз. Я пошел за ним, желая похоронить твою сестру возле дерева. Куда там — зверюга не дал мне и шагу сделать внутрь невидимого круга. Помнишь, мертвая Сандокадзи тоже не могла за него проникнуть? Но я-то был живехонек! И все же волк вынудил меня положить тело за невидимую черту, а дальше не пустил. Я сделал вид, что ухожу, а сам затаился в кустах.
— И что же ты увидел? — нетерпеливо спросил Сантидио.
— Да ничего особенного. Дестандази просто встала и пошла к своему вязу, даже не оглянувшись.
— Ты сказал «ничего особенного»! Словно каждый день видишь воскресение из мертвых!
— Не каждый день, но нечто подобное наблюдать приходилось. Иногда даже люди впадают в сон, подобный смерти, когда почти останавливается сердце, а все члены холодеют, словно лед. А потом просыпаются, как ни в чем не бывало. Как сказал бы Пресветлый Обиус, на все воля Митры. Стоит ли удивляться заботе более древнего бога о своей жрице? Что, кстати, было в ее записке, которую принес филин?
— Всего несколько слов: «В горне пылает огонь». И ее подпись.
— Что бы это могло… — начал варвар, но тут с улицы вихрем влетел косматый Инзио.
— Быстро уходите! — крикнул он, придерживая дверь полуоткрытой.
— Благодарим за любезный прием! — отвечал Сантидио, и гости покинули комнату, не слишком, впрочем, поспешая. Дверь за их спинами с треском захлопнулась.
Они уже знали, кого увидят во дворе. Матерый волк спокойно сидел возле дома, глядя на людей желтыми глазами. Мощную шею охватывал ремень из кожи буйвола с прикрепленным к нему круглым деревянным футляром. Сантидио подошел к зверю, достал из коробочки небольшой пергаментный свиток и прочел записку.
— Нас ждут, — сказал он Конану.