Кажется, кто-то где-то утонул… тоже мне – новость! Все на дно идём. Все там будем…
Оборвыша, похоже, привёл Рула, вечно недовольный своей машиной и прыткостью молодёжи, что "хвыцают на вольвах", усугубляя опасность на дорогах.
– Змей в катакомбах на еду выращивают, – авторитетно заметил Максим, облизывая ложку. – Могу адресок подкинуть…
– Больно надо, – прежним недовольным тоном ответил Джуба. – Сам ешь…
– А как же! Если "припрёт"…
На них зашикали. "Видать и вправду что-то интересное оборвыш рассказывает", – подумал Максим, встал и по традиции, грубо прерывая застолье, провозгласил:
– За тот самый КАМАЗ!
– Быть ему чистым…- вразнобой ответили ему.
Максим сел, допил компот и прислушался:
– Грузили финны. У них – мороз. Вот уголь, как мы до Гибралтара добрались, и "растаял"… – напряжённый голос приятеля Рулы не располагал ко сну, но было так тепло и уютно, что, прижавшись щекой к тёплой чашке, Максим прикрыл глаза. -… На траверсе Неаполя налетело… Штивало так, что желудок руками надо было придерживать. Чуть недоглядишь, – всё на палубе… Уголь оттаял, и вода в трюмах усиливала болтанку…
– Резонанс, – выкрикнул со своего места Вакса.
– Наверное, – устало согласился моряк. – Когда стало ясно, что добром не кончится, дали SOS, и начальство спустилось в кают-компанию, обсудить, чего дальше делать. А нас боцман, наоборот, погнал наверх, на палубу. Надели спасжилеты, сидим, держимся за железо, кто за что уцепился. А волны, уже вовсю по палубе гуляют. Будто сидишь на песке по пояс в воде, летом на пляже… в волнение. И тут какая-то особенно высокая волна ноги мне подбрасывает, а я крепче за трубопровод опреснителя… И вдруг понимаю, братцы! – голос рассказчика приобрёл такие трагические ноты, что Максим открыл глаза. – Не волна это! Это судно ко дну пошло. И, верите? – умом это понимаю, а руками за трубу держусь! Как отцепился… не помню. Только спасжилет меня уже с глубины вытянул…
– Ну, а те, – не выдержал Джуба. – Что в кают-компании?
– Упокой их души Господи. Только вахтенный спасся. Успел на мостике сигнальную ракету запустить… и к нам. А рулевой там остался. Эта лохань будто только приглашения дожидалась. Блин! Как утюг! Даже не булькнуло… Трое суток в воде кисли…
– Трое суток? – недоверчиво переспросил Вакса. – Если ракета, Серж… и SOS… почему так долго? Береговая охрана…
– Какая на хрен "береговая охрана"? – зло выругался рассказчик. – Ни соляры у них, ни желания…
– Да что там "береговая охрана", – вступился за друга Рула. – А наши менты-патрульные?
Часто ты их на дороге видишь? Да они на трассу ни ногой, ни шиной…
– Раньше, хоть скорость мерили… – мечтательно протянул Синька.
– А зачем им на трассе скорость мерить? – удивился Вакса. – Они же теперь по остаточному следу лицензии лишают.
– Как это? – заинтересовался Джуба.
Максим уже почти не слушал. Он представил себе чёрное, неприветливое море и такое же чёрное, беспросветное небо. Холодные волны перекатываются по ногам, приподнимают тело, высасывают тепло, давят и грозят…
История приятеля Рулы ему показалась весьма примечательной, как символ, как предупреждение: человек, вцепившийся в свою единственную опору, которая стремительно уходит под воду. Может, всё-таки, к Владу?.. -… Представь себе, – настаивал Вакса. – Ходят по стоянке и рулеткой измеряют длину пятен насекомых, размазанных по ветровому стеклу автомобиля.
– И как же это? Физически? – всё ещё сопротивлялся Джуба.
Максим приподнял голову. Было похоже, что Джуба "купился". Ворот его элегантной, обычно наглухо задраенной на все пуговицы рубашки, был расстёгнут, галстук перекошенным ошейником съехал к плечу и зажил своей жизнью. Максим с интересом наблюдал, как конец галстука мотался в опасной близости от соусницы с прошлогодним томатом…
– Да просто всё, Джу, – брюзгливо подключился Синька, надёжно укрывшись за своей длинной чёлкой. – Рулеткой меряют, потом по таблице сравнивают. Там у них зависимость длины пятна от скорости движения. Ну, и как найдут, номера снимают.
А за превышение – запрет на найм и прощай лицензия. Ни заправиться, ни пожрать…
Радио слушать надо.
Это был сильный довод. Даже Максим, который ни на мгновение не поверил, вздрогнул. Но его движение не укрылось от внимательного Джубы:
– Ты кого-то видел на стоянке, Макс?
– Двое! Их там двое, Джуба. Не сомневайся…
Джуба резко поднялся со стула: конец его галстука навеки разлучился с соусницей, и Максим почувствовал досаду: пожалуй, этот чистюля в измазанном томатом галстуке, был бы более смешон, чем состоявшийся розыгрыш. Джуба вышел, и застолье немедленно обменялось злорадными ухмылками. Розыгрыши здесь всегда были в особом почёте.
– И куда ты теперь, Серж? – спросил Синька.
Моряк поднял голову:
– Знаменские бомбоубежище раскопали. Хотят в нём общину сделать. Вот в этот кибуц и добираюсь. Обещали паёк и работу…
– У меня что-то похожее, – вступил в разговор Максим. Тарелка каши с тушёнкой тепло улеглись в желудке. Тихая музыка и ненавязчивый свет располагали к беседе:
– Одесские катакомбы. Они там уже больше года живут. Обустроились надёжно. О замкнутом цикле поговаривают. Только для непотопляемости им зерно нужно. Много зерна. Они рассчитывают под землёй лет сто продержаться…
– Кто такие? – спросил Синька.
– Ботаники… – равнодушно ответил Максим, но, заметив улыбки на лицах приятелей, почему-то разозлился. – Натуральные ботаники, говорю! Дипломированные. Грибы, мхи, лишайники. Спирт гонят, нитку прядут… всё конкретно… Садки с рыбой, крысы, змеи…
– Если у них спирт, – никто не тронет, – авторитетно сказал Рула. – От всех отмажутся…
– Чтобы крыс разводить, большого ума не нужно, – заметил Синька.
– Сто лет! – заворожено повторил Вакса. – А что? Если сильный, решительный лидер… может и протянут. А к тому времени, глядишь, и потеплеет…
– Хрен по тёрке! – возразил Максим. – Ледникам только дай проснуться, – всё к чертям задавят. Тут ведь как: чем больше льда, – тем больше солнечной энергии отражается обратно в космос. А чем больше её отражается, тем больше льда. Труба всему, братцы… Труба, говорю…
– Где? – спросил Синька.
– Что "где"? – не понял Максим.
– Где "труба", спрашиваю?
Максим сбился с мысли и замолчал. В наступившей тишине отчётливо стали слышны позывные чьей-то мобилки.
– Ага! – торжествующе сказал Синька. – Я же говорю "труба"!
– Это Джубина мобила играет, – заметил Вакса. – Вон его куртка на вешалке, наверное, в кармане…