Алексей СВИРИДОВ
Александр БИРЮКОВ
ИСТРЕБИТЕЛИ
РАЗОРВАННОЕ НЕБО
Содержание
США. "Горец" 3 Россия. Четверо 7 Зворник. Подполковник Абаджиевич и его советники 16 Авианосная группа. Политическая арифметика 21 Лозницкий проход. Заказ на "горячие кадры" 23 Зворник. Налет 27 Болгария. Аэродром Любимец 29 Массив Шар-Планина. База в скалах 32 Массив Шар-Планина. Дым Призрена 41 Благоевград. Старые бомбы 58 Мелник. "СвалЕный летец" 66 Хребет Пирин. Апостол Панайот 75 Массив Шар-Планина. "Чебурашка-ниндзя" 91 Город Нове-Рашка. Войники и четники 98 Аэродром Горче-Петров. "Руснацки авион" 102 Массив Шар-Планина. Вооружение 108 Небо над Зворником. "Совместное маневрирование" 109 Зворник. Бригада "Утро священной войны" под ударом 115 Массив Шар-Планина - Зворник. Второй вылет 122 Где-то в окрестностях Зворника. Дороги 125 Поселок Михровик. Кусочек сказки 129 Зворник. Слишком много Ивановых 137 Злата Лебань. У каждого своя дорога 146 Побережье. Аэродром Колашин 150 Адриатическое море. Удар "москитов" 155 Аэродром Колашин. Коммерческий рейс 163 "Точка восемь". Батальон Нора 168 США. "Спланируйте операцию..." 173 Вена. Банк теряет вкладчика 175 Массив Шар-Планина. Изменения в составе 176 Перевал Икчево. "Романтики с большой дороги" 180 Массив Шар-Планина. Новая тактика 182 Небо над хребтом Проклетие. Невидимки 187 Северный фронт. "Осенний гром" 194 Массив Шар-Планина. Последний бой 207 Авианосное соединение. Данные перехвата 217 Нейтральная полоса. Финал "Горца" 219
США. "Горец"
Многочисленные статьи и телевизионные сюжеты, посвященные работе и жизни президентов США, создали у большинства обывателей мира устойчивое впечатление, что все государственные дела вершатся в двух местах: в Овальном кабинете Белого дома и в Кэмп-Дэвиде, между которыми американский президент мотается на вертолете, курсирующем туда-сюда с обыденностью поезда городской подземки. Люди же более просвещенные (или любознательные) могут вспомнить еще несколько мест, где принимаются важные решения, но при этом непременно добавят, что список их наверняка может быть продолжен. И будут правы, потому что исчерпывающую информацию на этот счет могут дать разве что высшие чины из госдепартамента, министерства обороны и, пожалуй, ЦРУ, но вряд ли кто из них когда-нибудь это сделает. Именно ЦРУ принадлежал комплекс зданий, расположенных в трех десятках миль от Вашингтона, комплекс, о существовании которого было, разумеется, известно всем разведкам и всем мало-мальски уважающим себя информационным агентствам мира. Но только знанием самого факта существования института "Драй-Бич" обычно и ограничивалась их осведомленность, а за попытку проникнуть в его тайны поплатились свободой или дипломатическим иммунитетом не один и не двое граждан США или "одной иностранной державы" - впрочем, этих держав было на самом деле немало. Непрекращающиеся попытки получить доступ к их секретам хозяева института всегда воспринимали как нормальное явление, требующее постоянной бдительности, но, в общем, не сильно досаждающее. Как высказался в свое время один из директоров ЦРУ, "это как на ферме - в природе сорняки неистребимы, надо лишь уберечь от них свою грядку". С тех пор за всем, что могло повлечь утечку информации, будь то неполадки в работе шифрующей аппаратуры или неосмотрительность сотрудника, решившего повысить свой жизненный уровень за счет денег Ассошиэйтед Пресс, закрепилось это словечко "сорняк", так же как компьютерщики любую неполадку с давних пор называют "багом".1 Начальник внутренней службы безопасности института, неожиданно вызванный нагрянувшими без предупреждения шишками из штаб-квартиры и госдепартамента, тоже использовал в своем докладе этот жаргон: - Господа, на сегодняшний день у нас имеются два человеческих сорняка и один техногенный, который, если помните, ликвидирован в конце июня. Теперь там дефектная антенна заменена, и вероятность перехвата нашего радиообмена снижена на пятьдесят процентов. - А существующие два? - спросил помощник директора ЦРУ, курирующий "Драй-Бич", больше для того, чтобы двое чиновников из госдепа услышали обо всем от непосредственного исполнителя, - сам-то он был, разумеется, в курсе положения дел. - Эти двое пока что находятся под контролем. Охранник при входе для технического персонала (его обхаживает Моссад) и переводчица в отделе технического планирования. На кого она работает, мы сейчас выясняем, но, судя по суммам, поступившим на ее счет под вымышленным именем, это не пресса. - Но вы... - начал представитель госдепартамента, и начальник службы безопасности угадал его мысли с полуслова: - Разумеется, сэр. Сейчас ее отдел работает только по "белой" и "желтой" тематике. "Серые" и "черные" материалы идут по дублирующей схеме. Естественно, все это согласовано с Лэнгли.2 "Вот хитрец! Кивнул-таки в сторону начальства!" - с неудовольствием подумал помощник директора ЦРУ, но вслух произнес: - Благодарю. А теперь давайте послушаем информацию о намеченном на второй уик-энд июля мероприятии. Прошу вас! - кивнул он своему соседу. Тот, не тратя время на вводные фразы, сразу перешел к сути: - Намечена рабочая встреча группы экспертов и аналитиков с президентом и несколькими высшими чинами министерства обороны. За оставшиеся полторы недели вам, конечно же, следует провести все положенные в таких случаях мероприятия. Но кроме обычных мер, постарайтесь на этот раз подстраховаться дополнительно, на свое собственное усмотрение. Секретными являются даже тема встречи и персональный состав приглашенных, не говоря уже о решениях, которые, возможно, будут приняты. - Понял вас, сэр. Моя служба сделает вес возможное, и даже кое-что невозможное. Но кроме меня есть и... - Да-да. И администрация Белого дома, и военные тоже настроены серьезно. Вам предстоит сотрудничать... "Великолепно", - думал начальник службы безопасности, слушая перечисляемые чиновником фамилии людей, с которыми ему предстоит иметь дело. "Куча народу, тьма начальников, а если что-то произойдет, вся вина ляжет на институт. Да, я, конечно, буду с ними сотрудничать, но пусть они занимаются своим делом за пределами территории "Драй-Бич". А здесь мне не нужно ни Шварценеггеров в темных очках, ни снайперов в вентиляционных колодцах... И их не будет! У нас своя система работы!" - думал он, практически не слушая заезжее начальство, но, уловив конец фразы, почтительно, с задержкой, кивнул, показывая, что все понял и готов выполнять. Однако в день секретного совещания на территории института "Драй-Бич" все же появились широкоплечие джентльмены в очках, кажущихся темными (а на самом деле оснащенных селективными фильтрами). Вертолет президента сопровождали еще две точно такие же винтокрылые машины, оснащенные всей возможной аппаратурой и вооружением, что позволяло заметить террориста со "Стрелой" еще до того, как он ее запустит, а уж если запустит - сбить ракету. До сих пор случая испытать эти системы на практике не представлялось, но международная обстановка с окончанием "холодной войны" отнюдь не потеплела, а скорее накалилась, и с возможностью покушения приходилось теперь считаться даже больше, чем в годы противостояния с СССР. Представителям прессы не сообщали о встрече, а тем журналистам, о которых было известно, что они имеют свои каналы информации о событиях, происходящих в Белом доме, по этим же каналам была передана настоятельная рекомендация на сей раз притвориться глухими и слепыми, и рекомендация эта была выполнена. Газетно-телевизионной братии, аккредитованной в Вашингтоне, не надо было объяснять, что бывает с теми, кто не обращает внимания на такие неофициальные приказы. В лучшем случае это лишение возможности работать на горячих направлениях, а в худшем... Автокатастрофы происходят на дорогах Америки достаточно часто, да и уличная преступность не слишком снизилась за время правления нынешнего президента, несмотря на его предвыборные обещания. Темнокожий подросток с ножом в поисках десятка долларов на порцию "экстази" - что может быть проще и обыденней? Поэтому появление президента на откинувшемся сразу после приземления вертолета трапе не было встречено обычным салютом фотовспышек и энергичные девушки с микрофонами не клубились вокруг него. Спокойным и деловым шагом, сопровождаемый лишь двумя телохранителями, он вошел в одно из зданий института, где в небольшом подземном конференц-зале уже собрались ожидающие его высшие государственные чины.
* * *
Эта встреча должна была подвести итоги первого, аналитически-подготовительного этапа стратегической операции, имеющей целью установить качественно новый уровень влияния Соединенных Штатов в Европе. В последние десятилетия двадцатого века это влияние заметно ослабло - с исчезновением Варшавского Договора исчезла и угроза, заставлявшая европейских политиков жертвовать интересами своих стран ради американской военной поддержки. Дело дошло то того, что в 1996 году НАТО приняло решение о создании собственных "сил быстрого развертывания", без участия в них американских подразделений. К тому же экономика интегрированной Европы значительно легче, чем американская, перенесла экономический спад, вызванный тем, что в странах Восточной Европы, и прежде всего в России, агрессивная политика японских и корейских промышленных компаний привела к потере Западом обширных рынков сбыта своей продукции. Медленно, но верно выходящая из кризиса российская экономика уже начала возвращать себе потребителей бывшего СССР, до сих пор отдававших предпочтение импорту. Таким образом, Соединенные Штаты, традиционно считавшие себя лидером в мировой политике, неожиданно столкнулись с возможностью утраты своих позиций в Европе, и следовало как можно скорее найти пути к их укреплению. Экономические методы в данной ситуации не могли дать быстрого эффекта, но ведь такая великая держава, как США, достаточно часто обращалась и к "дипломатии канонерок". Термин, придуманный в конце девятнадцатого века, вполне употребим и теперь, правда больше в варианте - "дипломатия авианосцев". Представитель института "Драй-Бич", обрисовав обстановку, перешел к более существенной части доклада: - В настоящее время наиболее выгодным и удобным местом применения нашей военной силы являются Балканы. Республика Сербска Босна недавно заключила соглашение о прекращении огня с Боснией и Герцеговиной, а также с Мусульманско-Хорватской федерацией. Тем не менее соглашение это в любой момент может быть нарушено и боевые действия возобновлены. Если подобное произойдет по вине боснийских сербов, Соединенные Штаты и НАТО либо сохранят нейтралитет, либо поддержат мусульман, и в кратчайшие сроки война закончится полной победой Республики Босния и Герцеговина. Одновременно с этим стоит воспользоваться экономическими и политическими ошибками нынешнего лидера Болгарии Кенчо Кенчева и установить прямое военное присутствие в этой стране, разумеется по просьбе нового правительства. Таким образом, мы сможем оказать давление на Трансбалканию в случае, если Павко Вазник решит поддержать боснийских сербов. Согласно прогнозам наиболее вероятный исход операции будет таков: Болгария становится фарватерным союзником не НАТО, а конкретно США, Мусульманско-Хорватская федерация попадает под контроль США на восемьдесят процентов, а Трансбалкания оказывается на грани финансового и политического краха, что позволит убрать со сцены непредсказуемую фигуру Вазника и утвердить в руководстве страны кого-нибудь более лояльного. Окончательную кандидатуру можно будет подобрать в процессе. Менее вероятна, но все же возможна ситуация, когда Вазник окажет открытую военную поддержку Сербской Босне. В таком случае против Трансбалкании останется только применить силу, вплоть до полного разгрома ее вооруженных сил и насильственной смены руководства. - Погодите! - прервал докладчика президент, до сих молча и внимательно слушавший. - Все у вас получается слишком легко. Не хочу никого обидеть... - он выразительно глянул на военных. - Но ведь Трансбалкания - это большая часть бывшей Югославии, которая была не самой слабой в военном отношении страной! Вы уверены, что мы справимся без потерь, могущих взбудоражить конгресс? - Вполне. Вот конкретные данные: из трехсот самолетов бывшей социалистической Югославии к современным типам относятся лишь шестнадцать МИГ-29, некоторую боевую ценность представляют девяносто восемь МИГ-23, а остальные самолеты - легкие и устаревшие. Достаточно будет нескольких вылетов ударно-истребительной группы с одного авианосца, чтобы раз и навсегда завоевать превосходство в воздухе. К тому же специалисты из ЦРУ разработали и готовы привести в действие кое-какие мероприятия по снижению боеготовности этих самолетов еще до начала боевых действий. - Да говорите яснее! - раздраженно бросил президент. - Или боитесь, что мне не понравится идея устраивать диверсии против пока что нейтральной страны? Правильно боитесь, кстати сказать. - Зачем диверсии, сэр! - возразил директор ЦРУ. - Чтобы современный самолет не смог взлететь, не обязательно его взрывать. Бывает достаточно нехватки пары предохранителей на сумму в семьдесят центов, чтобы десять миллионов долларов летающей смерти превратились в бесполезную груду железа. - Ну, это уже лучше. Я не против деликатных операций, вы знаете, но когда есть возможность обойтись без них... Впрочем, вернемся к вопросу военной конфронтации с Трансбалканией. Что там по наземным силам? - Наземные силы Вазника достаточно мощны, хотя в числе его шестисот танков не менее трети составляют Т-34 времен Второй мировой. Однако при условии господства в воздухе уничтожение даже самого современного танка - вопрос несложный. У Саддама Хусейна тоже было много танков, но проблем с ними не было никаких. - Господство в воздухе... - медленно произнес президент и задумался. Никто не решился нарушить молчание, но вскоре он заговорил вновь: - Какова вероятность, что мы не сможем его завоевать? - Близкая к нулю, сэр. Поставки новой техники и вооружения сербам могут осуществить только страны, традиционно ведущие антиамериканскую политику. На данный момент ни одна из них не имеет возможности что-то оторвать от себя и отдать сербам - ни боснийским, ни трансбалканским. Теоретически возможны поставки из Франции, но, по нашим данным, Париж поддерживает хорватов и очень настороженно относится к сербам. - Ну что ж, в таком случае надо будет обойтись без эмбарго ООН. Но вы ничего не сказали о России и Украине? - Я готовился к этому перейти. Обе эти страны достаточно сильно зависят от кредитов как наших, так и международных. По нашим оценкам, выполнение любой акции правительств России и Украины можно приостановить и прекратить, используя исключительно финансовое давление. Кроме того, по данным ЦРУ и военной разведки, у Украины сейчас нет "лишних" самолетов, у нее хватает проблем с поддержанием собственной боеготовности. Что касается России, то мы сейчас отслеживаем судьбу буквально каждого конкретного самолета, вплоть до поставленных на консервацию и, наоборот, строящихся. Кроме того, мы имеем возможность оказывать непосредственное влияние на политику авиационных фирм, вплоть до склонения их руководителей к тому или иному решению. - Да, "Боингу" не повезло, что вы работаете не на него. Парни из Сиэтла много бы дали, чтобы "Туполев" прекратил продвижение своего "двести четырнадцатого" в "третий мир". - Сэр, если хотите дать такое задание... - Нет-нет! - засмеялся президент. - Конечно, что хорошо для "Боинга", хорошо и для Америки, но в таком случае лоббисты от "Локхида" и "Дугласа" сожрут меня заживо. Нет, пусть уж промышленники сами решают свои вопросы, у них есть достаточно богатый арсенал средств. Итак, вы уверены, что новая техника в Трансбалканию и Сербску Босну не поступит? - Да, сэр. - Хорошо. Допустим, я дам добро на проведение этой акции. В какой срок она закончится? С места поднялся один из трех присутствующих генералов. - Сэр, мы считаем, что месяца на подготовку и двух непосредственно на проведение акции нам будет вполне достаточно. - Два месяца... Это слишком много. Ни мировое общественное мнение, на которое еще как-то можно наплевать, ни мнение населения нашей страны, что гораздо важнее, не одобрит такой длительной войны. Даже если она будет вестись в основном чужими руками. Все надо закончить в течение месяца. Максимум - полутора. Если не выдержите эти сроки, мне придется скомандовать полный назад. Сможете обеспечить такую скорость? - Да, сэр, не сомневайтесь. Про два месяца я говорил... - Ах, ну да! Как сказала коза носорогу в день творения: просил бы четыре, дали бы хоть два! Ну что ж, джентльмены, можете считать, что я согласен с планом операции... Кстати, а как вы ее назвали? - "Затишье в горах", сэр! - доложил другой генерал. - Это намек на "Бурю в пустыне"? Я бы не стал этого делать... Знаете, друзья, назовите все это просто "Горец", операция "Горец". Помнится, был такой телесериал для тинэйджеров и домохозяек. Взмахом руки президент дал понять, что встреча окончена. Конечно, впереди, по ходу развития операции, будет еще множество совещаний, но сейчас определилось главное - операции "Горец" быть.
* * *
Когда высокие посетители покинули территорию института "Драй-Бич", начальник службы безопасности испытал большое облегчение. Никаких чрезвычайных происшествий не случилось, "сорняки" были нейтрализованы, а люди из команды президентской охраны не слишком лезли в чужие дела. Он уезжал домой с чувством исполненного долга, уверенный в том, что если где-то и произойдет утечка информации, то не в подопечном ему институте. Эта мысль была совершенно правильной. Действительно, вины службы безопасности института не было в том, что уже через неделю на стол секретаря Совета Безопасности при Президенте России легла сводка, в общих чертах описывающая план операции "Горец" и меры, намеченные для блокировки возможной реакции России. Завербованный еще до развала системы социализма разведкой ГДР, мелкий чиновник государственного департамента США с тех пор сделал хорошую карьеру, и через его руки проходили многие секретные планы. Когда после объединения Германии разведка бундесвера проверяла архивы, у немецких военных хватило ума не выдать союзникам этого человека, а аккуратно и осторожно продолжать его использовать. Выждав некоторое время, российская сторона со всеми предосторожностями дала понять, что данные по агентам ГДР существовали не только в Берлине и если Германия не хочет лишиться ценного источника, то должна делиться информацией и с Россией тоже. Сделка была заключена, и зарплата чиновника теперь только наполовину состояла из денег немецких налогоплательщиков, другую же ее половину обеспечивали нефтяники Тюмени и Уренгоя. Однако самым обидным и неприятным было то, что институт "Драй-Бич" в своих оценках возможностей России оказался прав. Даже поставленная в известность о готовящейся интервенции на Балканах, Москва была не в силах воспрепятствовать ей без существенного ущерба для себя. Вернее сказать, почти не в силах, да и успех этого "почти" тоже был достаточно сомнительным. Тем не менее ответное решение было принято. Россия. Четверо Грохот реактивного двигателя был похож на звук рвущегося куска ткани - так этот звук, наверно, услышал бы муравей, окажись он на этом куске, если, конечно, муравей слышит звуки так же, как люди. Боевой самолет, трехкрылый силуэт которого еще не примелькался в этих краях, прошел на небольшой скорости и высоте, оглушая окраину донского городка, и через несколько секунд, удалившись от последних домов на десяток километров, резко прибавил скорость. Молодой шофер потрепанного ЗИЛа, копавшийся в моторе около раскрытых ворот гаража, посмотрел самолету вслед и сказал вылезшему посмотреть приятелю, который до сих пор сидел в кабине и дергал стартер: - Колян Морозов, Казак, ну, с нашей школы, ты ж его знаешь. Он, когда приезжал, так и сказал: буду здесь пролетать - все сразу услышите. Точно, раза три уже пролетел. - Ему ж за это потом по мозгам от начальства? - предположил приятель. - Да нет, не должны. У них тут коридор, Колян только ниже, чем положено, летит, вот и все. - Так и ниже тоже, небось, нельзя. - Колян хвастал, что он там лучший летчик, на доске висит и все такое. Поблажки-то за это должны же быть? Ну ладно, лезь за руль, крутани еще чуток! А СУ-37 старшего лейтенанта Николая Морозова широким полукругом набирал высоту. Под ним расстилались донские степи, и сам Дон уходил вдаль, изгибаясь широкой темно-синей лентой среди бескрайних, даже с высоты, желтых и коричневых полей, темно-зеленых островков леса и светло-зеленых квадратиков и кругов поливных бахчей. Николай видел залитые солнечным светом холмы, покрытые голубоватой травой, дорогу и лежащих на асфальте ленивых коров, никак не реагирующих на объезжающий их автобус... "Двадцать восьмой, тридцать секунд до задания. Не спи, замерзнешь!" ворвался в наушники знакомый голос. Летчик усмехнулся и привычно окинул взглядом приборную доску, хотя чем-чем, а доской это творение инженерной мысли назвать хотелось меньше всего. Курс, высота, координаты, режимы, готовность... Коротко пискнул сигнал захвата цели, а многофункциональный индикатор (МФИ) потемнел, и вместо символических изображений второстепенных сейчас приборов на нем появилась цветная карта местности, подсвеченная несколькими радиолокационными станциями - одна "своя" и две "вражеские". Кроме того, у противника оказались две зенитно-ракетные установки, их зоны поражения тоже были отмечены светящимся ореолом, слабеющим по краям, где вероятность поражения снижалась. В одной из этих зон был темный провал "враг" по каким-то причинам расположил свои установки на склоне холма, и его гребень создал мертвую зону. "Грех не воспользоваться такой возможностью, - подумал было Морозов, но тут же у него в голове мелькнуло: - Уж слишком это заманчиво, цель прямо туда и заманивает..." Цель, а вернее цели - два ударных самолета "противника", уже выделенных бортовым комплексом на фоне усердно выставляемых помех - неторопливо шли как раз вдоль одного из холмов. - Нет, ребята, эти игры не со мной! - чуть ли не вслух произнес молодой летчик и решительно начал маневр. Солнце блеснуло на острой кромке переднего горизонтального оперения, когда СУ-37 резко завалился набок и ринулся вниз. Обе цели были уже в пределах досягаемости, но следовало подойти поближе, чтобы быть уверенным в успешности пуска. Конечно, противодействие противника было условным, но и цели, и ракеты, подвешенные сейчас на крыльевых катапультных установках, были вполне реальными. Морозов не стал уходить в мертвую зону, а, разогнавшись до скорости, равной полутора скоростям звука, огромной иглой прошел сквозь одинокое облако, повисшее в небе как раз там, где его скорее всего могла сбить вторая зенитная установка "противника". "Не успеете! - пробормотал он про себя, зная, что бортовая система самостоятельно выбрала наиболее эффективные в данной обстановке помехи и в любой момент готова начать отстрел ловушек. - А я успел!" - и летчик нажал на кнопку пуска. Самолет два раза тряхнуло, и хвосты выброшенных ракет полыхнули белым пламенем. Две блестящие металлические стрелы начали уже свой самостоятельный и недолгий полет. Для двух переделанных под радиоуправление престарелых истребителей МИГ-17, возраст которых едва ли не превышал возраст охотящегося на них старшего лейтенанта, этот вылет в роли штурмовиков "противника" стал последним. Заряд ракет был рассчитан на гораздо более крупную цель, и дюралевые лохмотья обоих МИГов далеко разлетелись по степи... Аэродром Морозовска (или Морозовской, как многие до сих пор называли город, бывший когда-то станицей) имел давнюю историю и видел много разных самолетов. Взлетали с него и краснозвездные ястребки, отчаянно пытавшиеся сдержать рвущихся к Волге немцев, и "юнкерсы", что бомбили Сталинград, а потом снова устремлялись туда, но уже груженные продуктами и боеприпасами для погибающей в окружении армии Паулюса. Делали здесь промежуточные посадки и транспортники, снабжающие дармовым оружием дружественные (пока их кормят) африканские режимы; отсюда на неудавшийся чеченский "блицкриг" летали истребители-бомбардировщики... А сейчас Морозовский аэродром встречал новые самолеты - перехватчики СУ-37, которые только-только начали поступать на вооружение российской армии. Перехватчик коснулся полосы, недолго прокатился на двух колесах и плавно опустил нос, осторожно утвердив переднюю стойку на полосе. Взревел на реверсе притихший было двигатель, вновь сбавил тон - дальше Николай использовал только колесные тормоза - и наконец окончательно смолк, когда самолет остановился точно у поджидавшего его КрАЗа с буксировочной штангой. - Класс! - восхитился солдат с тягача, которому осталось только чуть-чуть подать вперед, чтобы подцепить буксир. Тем временем фонарь кабины плавно поднялся и показалась голова летчика, снимающего защитный шлем. - Как слетал, Колян? - Солдат жил со старшим лейтенантом на соседней улице, пару раз они ездили домой на одном автобусе, и Морозов не очень то стремился к сохранению уставной дистанции. - Нормально. Все что надо завалил, что не надо тоже! - Фирма веников не вяжет! - одобрил земляка солдат и уселся за руль. Рыкнул двигатель, и самолет покатился вслед за КрАЗом к стоянкам, где его уже ждали наземные службы.
* * *
До офицерского общежития было, в общем-то, недалеко: аккуратные бело-зеленые дома, выстроенные в свое время турецкой фирмой для выведенной из Германии части, виднелись даже из окон командно-диспетчерского пункта. Но ближе к вечеру, после окончания летной смены, почти все предпочитали ждать автобуса - по времени получалось примерно то же, что пешком, но зато не надо было идти по пыльной, прожаренной за день дороге. В комнате отдыха молодые летчики живо обсуждали знакомых и не очень девушек, строили планы на выходные, подшучивали друг над другом - словом, стоял обычный веселый гомон. Николая поздравили с победой, он всех поблагодарил, но не присоединился к общему разговору, а, глянув на часы, подошел к столу, где лежал пульт от старенького "Фуная", докручивавшего в углу комнаты последние кадры рекламы перед выпуском новостей. Николай прибавил звук, и сочный голос на всю комнату сообщил: "...Европейская политика может подождать, пока русский царь ловит рыбу! Александр второй, всемирная история, банк "Империал". - Колян, да это каждый день показывают! - Но Морозов лишь махнул рукой уже начиналась заставка информационного выпуска. "Здравствуйте. - Ни голос, ни лицо ведущей не были радостными. - Как всегда, в начале выпуска последние сообщения о новом балканском кризисе. Василий Иванов передает..." - На экране со значком РТР в углу замелькали кадры: артиллерия на позициях, вспухающие на фоне гор разрывы, вереницы беженцев... Хрипловатый голос корреспондента быстро комментировал: "Сегодня днем самолеты НАТО нанесли ракетно-бомбовый удар по оборонительным позициям войск Харжича в Сербской Босне. Как заявил командующий объединенными силами, этот налет был сделан в рамках умиротворения боснийских сербов, нарушивших соглашения о прекращении огня и демаркационной линии. Лидер Трансбалкании Павко Вазник заявил... - На экране обозначилась известная с недавних пор всему миру тучная фигура человека, создавшего из остатков Югославии новую федерацию. - ... что новое югославское государство не станет сейчас поддерживать боснийских сербов, но оставляет за собой право в любой момент изменить это решение. Учитывая нынешнюю позицию Запада, такая оговорка является скорее пропагандистским шагом, нежели серьезным предупреждением". Два "ягуара" на экране (теперь кадры были от Си-эн-эн, съемка, очевидно, велась с третьей машины) неторопливо заложили вираж и, выровнявшись, произвели залповый пуск неуправляемых снарядов. - Идут, как мои сегодня! - воскликнул Николай. - Вот кого валить надо, а не наши болванки! - Ты б завалил... - заметил кто-то. - Запросто! Вот, вот и вот! - несколько энергичных жестов ладонями продемонстрировали собравшимся, как бы атаковал, и как вышел бы из атаки старший лейтенант Морозов, окажись он в небе Боснии. - Да кто ж тебе даст! Этим-то все можно, а нашим... Братьев-славян, и то не дают поддержать. Буржуй цыкнет - и все, тишина, лапки кверху. - Так сербы же первые полезли? - осторожно вмешался еще кто-то. - Как же, первые! - зло возразил Морозов. - А мусульмане прямо ангелы небесные, вместе со своими покровителями в Штатах. - Товарищи офицеры! - раздался возглас от двери, и тотчас новый голос, не особенно громкий, но заставивший притихнуть все остальные, прервал начавшееся движение: - Вольно! Продолжайте отдыхать. Старший лейтенант, зайдите ко мне. Командир части вышел. Кто-то нажал на пульте кнопку, и "Фунай" замолк. В наступившей тишине сочувственный голос произнес: - Ну вот и довыступался Колян. Щас вставят. - Да ладно, - попытался отмахнуться Морозов. - Жаль, что на автобус опоздаю, а так - за что вставлять? Говорил то, что я думаю, да и не только я. Морозов махнул рукой и вышел, внутренне готовый к разговору неприятному, а главное - бесполезному, потому что мнение о событиях на Балканах и о роли России в них имел твердое и менять его не собирался. - Садитесь, - предложил ему командир полка, а сам остался стоять у стола. - Значит, так, товарищ старший лейтенант. Мне известны ваши убеждения... Они, правда, не во всем совпадают с политикой правительства, но тем не менее я вас за них уважаю - не так уж часто в наше время встретишь человека с хоть какими-то убеждениями. Все больше деньги, деньги, деньги... Впрочем, без них тоже никуда, я прав? - Так точно, товарищ полковник. - Вы действительно считаете, что Россия должна сейчас поддержать Сербску Босну, несмотря на всю международную обстановку? И действительно согласились бы принять в этом участие? - Так точно, товарищ полковник. - Тогда продолжим. Разговор будет конфиденциальный...
* * *
Подполковник Андрей Петрович Маланец был невысок и неширок в плечах, но зато весьма объемист в талии. И лицом, и фигурой он был очень похож на этакого добродушного и ленивого толстяка из мультфильмов. Однако это было только внешнее впечатление: добродушности в нем было не больше, чем в любом другом офицере, сумевшем быстрее многих сверстников получить две крупные звезды на погоны и дослужившемся до чина начальника летной части полка. Леность его тоже была кажущейся: и по службе, и вне ее подполковник Маланец редко упускал возможность взять свое, да и ничейного прихватить. Чужого Маланец принципиально не брал, считая воровство делом вульгарным и солидного человека недостойным - правда, ничейное и чужое не всегда удавалось четко различить. Короче, молодые, да и кое-кто из немолодых офицеров, за глаза звали его Хомяком, и даже командир полка иногда использовал это прозвище - уж больно оно шло к толстым щекам, усам и бакенбардам подполковника. После планового совещания в конце недели, уже отпустив всех собравшихся, командир полка вдруг произнес, сознательно подражая интонациям Броневого-Мюллера из бессмертного телесериала: - А вас, Маланец, я попрошу остаться. Подполковник прикинул, что разговор будет неслужебный, и улыбнулся, поддержав шутку начальства. Дождавшись, пока офицеры покинут кабинет, полковник открыл на своем столе небольшую панель и нажал две кнопки. Под ними замигали два маленьких красных огонька, а когда на окна с тихим жужжанием опустились плотные шторы, сначала один, а потом и второй красный огонек сменился зеленым. В тишине кабинета теперь слышалось тихое гудение: система защиты от прослушивания вышла на рабочий режим. "Вот так неслужебный разговор!" - подумал Маланец и попытался вспомнить, когда и по какому поводу в последний раз при нем использовалась эта аппаратура. Но вспомнить не успел, потому что полковник спросил: - Андрей Петрович, вы что-нибудь слышали о фонде славянской культурной общности? - Да что-то слышал. Кажется, после наводнения в Польше фонд этот поставил туда партию вертолетов, чуть ли не себе в убыток. - Правильно. Так вот, в наш полк пришел приказ... то есть не совсем приказ. Скажем так, просьба высшего командования установить связь с этим фондом и поинтересоваться, не нужны ли ему военные летчики на службу по контракту. - И вы поинтересовались? - Да, пришлось. Бывает, что просьбы приходится выполнять быстрее, чем приказы. Так вот, оказалось, что летчики, причем не просто летчики, а летчики-истребители с хорошей техникой пилотирования и высоким уровнем боевой готовности очень нужны этому культурному фонду, нужны срочно. И от командования опять же поступила просьба фонду помочь. - Это что же, волонтеров набирают? - спросил Маланец, оценив ситуацию. - Верно, Андрей Петрович, волонтеров. Причем на боевые действия. - Балканы? Полковник мельком глянул на огоньки системы засекречивания, по-прежнему светившие успокаивающим зеленым светом, и кивнул: -Да, Балканы. Всех деталей, естественно, никто не знает, известно только одно: летчики там будут без документов, без званий, и без поддержки российских властей в случае чего. Платить им будут "черным налом" либо лично там, либо доверенному лицу здесь, по семь тысяч зеленых в месяц, плюс премиальные за боевые вылеты, плюс пособие по смерти. Так что к тебе моя просьба: крепко подумай, с кем из наших ребят можно на эту тему поговорить. Как кто летает-воюет, тебе виднее... - Да-а уж, пожалуй, что так, - протянул Маланец в раздумье, не боясь выглядеть нескромным: свой талант летчика он уважал, и уважал совершенно справедливо. - Товарищ полковник, а ведь, если честно, я бы и сам туда отправился. Мало ли что без звания! Командир прищурился: - Ты, я помню, после первого Афгана дачу построил? - Ну, построил, - согласился подполковник. - А после второго "мерседес" купил? - Купил, - снова не стал перечить Маланец и добавил: - А что, хорошая машина. Картошку с дачи возить очень даже удобно, пока ничего другого не было. Только ведь проверяли меня тогда - и политотдел проверял, и округ, и светлой памяти КГБ... Все законно! Полковник усмехнулся: - Да-да, именно возить, именно законно, и именно картошку Ты, Хомяк, мне лучше честно скажи: зачем тебе еще деньги? Мне тут особисты разработку дали почитать - там и о тебе есть, и о сыне твоем, и о жене со свояченицей. Интересный материальчик. Маланец молча сглотнул: а он-то думал, что особый отдел с самой перестройки занимается откровенным бездельем. Если они и впрямь нарыли... - Ну-ну, не бледней, я не завистливый. Просто интересно. Давай так: скажешь, чтобы я поверил, - отпущу, не скажешь - прижму. "А что бы и не сказать? Тем более, полкан меня давно знает, поймет, что не вру!" - Есть у меня, товарищ полковник, извините, мечта. Аэродром свой и самолетиков небольших чуток. Чтоб, когда от службы отойду, при знакомом деле быть и чтобы, уж не судите за прямоту, сверху - никакого начальства. Для денег - людей возить, которые платить смогут, а для души - пацанов летать учить. С кем в пай войти, есть уже на примете, но моя доля должна быть сильнее. Затем и кручусь. - Да уж, крутишься, - согласился полковник. И вдруг неожиданно усмехнулся: - А меня к себе возьмешь? Сторожем, к примеру? - А чего ж не взять? - Маланец снова заулыбался, почувствовав, что под этой вроде шуткой кроется намек на возможность серьезного разговора. Хоть сторожем, хоть дворником, всегда пожалуйста! - Это хорошо. Вернешься - напомню про обещание, учти! Только ты уж вернись, а то нехорошо получится. Тогда, значит, так: вот телефон в Москве. Не записывай, запомни. Позвонишь и скажешь...
* * *
Небольшой самолет, заходящий на посадку в аэропорт Домодедово, привлек к себе внимание почти всех, кто мог его видеть, - и пилотов лайнеров, ждущих разрешения на вылет, и их пассажиров, и работников многочисленных аэродромных служб. Этот самолет был единственным в своем роде сверхзвуковой административный С-96. Его история была весьма примечательна: в свое время одна из африканских стран заказала небольшую партию двухместных истребителей-бомбардировщиков СУ-34, и два из них - в учебном четырехместном варианте. Самолеты были готовы к отправке, но в стране той произошел переворот, у нового правительства денег на оплату заказа не нашлось, и уже готовые самолеты были переданы российским ВВС, все, кроме одного. "Слава-Банк", обеспечивавший сделку, в качестве компенсации за потери оставил себе один из четырехместных СУ и, заплатив фирме дополнительную сумму за переоборудование, получил в свое распоряжение сверхзвуковой пассажирский самолет. Его эксплуатация и содержание обходились весьма дорого, но престиж стоил дороже. После посадки самолет с гордой надписью "Слава-Банк" проследовал за аэродромным "жигуленком", увенчанным оранжевыми мигалками, к отдельно стоящему в стороне ангару Убедившись, что дальше в нем надобности нет, водитель "Жигулей" погасил огни и развернулся в сторону взлетной полосы, а С-96 дальше покатился в одиночестве, немного подпрыгивая на стыках бетонных плит. - Ну и аэродром! - заметил пассажир, сидящий справа от летчика. - Да уж, не Хитроу, - согласился летчик, немолодой мужчина с лицом, чуть ли не наполовину скрытым седеющей бородой. Немного помолчав, он спросил пассажира: - Лев Сергеевич, так мы сейчас на Ходынку, не в Тушино? - Да, мне в контору на "Динамо" надо. Или тебе неудобно, а, Дед? Смотри, я могу и Илюху напрячь, он сегодня здесь дежурит. - Почему неудобно? Очень даже удобно, - ответил летчик, останавливая самолет. Стандартный аэрофлотовский трап, не очень гармонирующий со сверхзвуковым самолетом, подкатил почти мгновенно, и водитель трапа немного поиграл рычагами, подгоняя его высоту. Пассажир вышел, потянулся, повертел головой, разминая шею, а заодно примечая фигуры охранников. Затем он вынул из нагрудного кармана телефонную трубку и нажал кнопку. - Алло, Илья? Готовь маленького. Все остается, как я сказал: ты здесь, а я с Дедом лечу. - Понял, маленький готов, - отозвался голос в трубке. Говорили на ходу: оба прилетевших шли к ангару, около которого стоял наготове маленький самолетик ИЛ-103, использовавшийся для полетов на внутримосковские аэродромы. Его фюзеляж украшала не витиеватая надпись "Слава-Банк", а строгий логотип "Коммерческий банк "Омега", что, впрочем, не мешало Льву Сергеевичу, а для кое-кого и Коту Шатурскому, иметь решающее слово в делах и того и другого.
Несмотря на то что комфорт, предоставляемый маленькими самолетами и вертолетами, не шел ни в какое сравнение с возможным в современных представительских автомобилях, Лев Сергеевич любил именно этот способ передвижения: двигайся ты хоть в "роллс-ройсе", хоть в "Запорожце", все равно пробки на московских улицах уравняют их возможности, особенно если надо ехать куда-то через весь город. Его личный пилот и старый друг Виктор, привыкший еще со времен зоны в Потьме откликаться на прозвище Дед, как-то раз предложил устроить соревнование с водителем Льва на дистанции Внуково - главный офис - Шереметьево. Лев Сергеевич из интереса согласился, и чистый выигрыш в пользу ИЛ-103 получился примерно в час. а кроме того, у тогдашнего его "мерседеса" пришлось править крыло: не желая отдавать победу, водитель попытался пролететь на красный, и лишь отличные немецкие тормоза спасли его тогда от серьезной аварии. И сейчас, глядя вниз, на вереницу машин, спешащих поскорее добраться до кольцевой и вносящих свою лепту в смог московских заторов, пассажир сочувственно покачал головой. - Даже жалко их, а? - Ну, не всем же быть такими крутыми, - отозвался пилот, хорошо различающий, когда с ним разговаривает преуспевающий бизнесмен Лев Сергеевич, когда - пахан Кот Шатурский, а когда просто старый друг Лева. - Ага, вот сейчас, если одно дело не выгорит, я тоже буду, как они. Но задумка хороша, слышь? Дед послушно кивнул. Не так уж часто хозяин двух банков рассказывал ему о своих делах, и если рассказывал, то означило это только одно: Лев Сергеевич в успехе не уверен и ждет оценки своих сомнений от человека неискушенного. А о том, что разговор не уйдет дальше, шеф не беспокоился: Деду он доверял очень давно и имел на то основания. - Ты самолет СУ-37 знаешь? - А то! Во многом с нашим С-96 схож. - Тут сверху моему фонду славянской общности подкинули идейку поставить в Сербску Босну партию этих машин. То есть по контракту как бы в Индию, но в последний момент там "отказываются", и машины уходят типа в никуда. А когда на Западе разберутся, что их грызунам на Балканах камешек подкинули, - с нас и спрос совсем другой, не то что с президента, мы люди частные. Хотя, конечно, вся эта затея шита белыми нитками, ясно, руководитель наш вовсе не дурак и не станет такие дела держать под контролем. - А полетит кто? - Наши, на контрактах. Тоже фонд подыщет, пока сербов не поднатаскаем. У меня вот в чем сомнение: оплату они ставят в зависимость от эффективности применения. То есть какую-то часть суммы мне страхуют через государство, но основные бабки должны идти от сербов. Вот и думаю: а не погорячился ли я, согласившись? Хотя, не согласись я, другого бы нашли, я знаю - они и Маргишвили, и Жоржу Рубчинскому ту же удочку закинули, но пока они мычали-телились, мои люди и влезли. Так что скажешь? Самолет качнул крыльями - то ли порыв ветра, то ли дрогнул штурвал в руках пилота. - Что скажу.. Затея серьезная, но реальная. Дело-то не столько в самолетах, сколько в людях, в летчиках, а летчиков хороших у нас много. Голос Деда неожиданно ожесточился: - Даже слишком много, прореживать приходится. - Ну-ну, опять тебя понесло? - голос пассажира разительно изменился, и теперь с пилотом говорил не бизнесмен Лев Сергеевич, и даже не вор в законе Кот Шатурский, а просто Лева - старый приятель, знающий и понимающий заскоки своего друга. - Да брось ты про старое! Я ж тебе верю, и ребята верят, а это главное! - Нет, Лева, боюсь, уже не брошу Я ведь сам себе иногда не верю: может, и правда не сбивал я никаких бомбардировщиков, и вообще под Ханоем не был? Как по документам написано, так и есть, а все остальное во сне приснилось... Ведь тот МИ-6, который меня с разбитого аэродрома на полосу в Фан-Ду перетащил, со второго рейса так и не вернулся! Кто подтвердит? Никто! По всем бумажкам я остался там и до Ханоя дойти не мог. И про сбитый Б-52 наврал, что и разоблачил замполит наш доблестный... - Вить, да успокойся ты. А то прилетим - опять руки зачешутся. А кого бить-то? Замполитов у нас нет! Меня, что ли? - Да брось, - отмахнулся пилот и развернул самолетик вдоль Москвы-реки. А знаешь, чего я хочу? На одном из этих твоих самолетов - туда. Там ведь штатовцы беспредел в небе творят, вот и сквитаемся. - Ты че, мужик? - теперь с пилотом говорил Кот Шатурский, "авторитет". Платят, что ли, мало? - При чем тут "платят"? Ты мне платишь хорошо, только куда мне копить? Жена еще тогда ушла, детей нет, родителей похоронил. Не в деньгах дело, Лева, во мне самом, понимаешь? А контракт этот - хочешь на фирму тебе буду перечислять? - Ой, обрадовал. Разжирею я на твоих грошах. Но ты бабками-то не кидайся! Деньги, особенно если за дело платят, уважать надо, через это и себя уважаешь. А что до тебя - подумаю, Дед, подумаю. Придумаю - скажу Заложив глубокий вираж, ИЛ-103 плавно снизился и через несколько секунд коснулся колесами полосы АО "Ходынский аэродром - авиация общего назначения". Льва Сергеевича уже ждала машина, и, коротко попрощавшись с Витькой-Дедом, он уехал. По недолгой дороге до офиса неожиданно для себя он отметил, что думает о только что закончившемся полете как о последнем полете с Дедом, словно решение уже принято. "А чего тут решать? - подумал Лев. - Пусть отправляется, а то живет с камнем на сердце. Опять же, свой человек в деле будет, растолковать только ему придется что к чему".
* * *
Заместитель начальника метеослужбы Липецкого авиаотряда капитан Андрей Корсан с утра пребывал в скверном настроении. Ничего особенного в этом не было - последние три месяца улыбка его лицо посещала нечасто, но на этот раз обычная его мрачность дополнялась тяжестью в голове после вчерашнего праздника у друга. "А что он праздновал-то? - попытался вспомнить Корсан. - То ли день рождения жены, то ли брата... Или еще что? Да какая разница! Был бы повод. Отвлекся, и то хорошо. Правда, теперь глаз болеть будет. Или что там у меня от него осталось..." Капитан потрогал ставшую за три месяца почти привычной черную повязку, скрывающую левую глазницу, и вновь - не хотел, а вспомнил тот злосчастный день. ...Усыпанная цветами свежая травка вдоль бетона, ряды самолетов. Он идет от них по тропинке, чтобы срезать путь до столовой. Вдалеке на пригорке стоит ИЛ-28, потускневший дюраль которого каждую весну "заботливые солдатские руки" покрывают серебрянкой. Этот уже лет двадцать стоящий неподвижно бомбардировщик - мишень, в самом начале обучения на ней отрабатывают простейшие приемы захвата цели и захода на нее, естественно без реального применения вооружения. Ближе, у тропинки, взвод солдат, будущих операторов наземного целеуказания, и сама машина лазерной подсветки. ...На фюзеляже старого самолета замигало маленькое красное пятнышко, и Андрей машинально перечисляет про себя действия по захвату цели головкой корректируемой бомбы. Затем он отмечает, как следующий кандидат на звание младшего командира лезет в люк, и через несколько секунд машина начинает двигаться - наверное, парню велели сменить позицию. ...Вот он сдал назад, разворачивается. Андрей видит бегущее по траве пятно целеуказателя и восклицает: "Ублюдок, ты же лазер не погасил!" Гусеницы попадают в канаву, машина резко кренится, и в левом глазу Андрея вспыхивает тысяча красных солнц... ...Госпиталь, и мать того солдата, чуть ли не на коленях умоляющая Андрея простить мальчика, не губить его судьбу. И собственная полная опустошенность, непонимание - что надо этой женщине? Разве он хочет кого-то губить, зачем? Мало, что ли, своей беды? ...Комиссия, приговор: непригоден к полетам любой категории. Без глаза чего еще было ждать? А ведь он ждал чуда, пытался напомнить комиссии о легендарном летчике-испытателе Анохине, что летал без глаза, и не просто летал, а поднимал новые самолеты... ...Командир полка, стараясь не смотреть на Корсана, предлагает ему должность замначальника в метеослужбе. Дело, в котором Андрей ничего не смыслит, да и ни к чему это ему: у заместителя-то и забот только за бумагами следить. ...Попытки занять себя хоть чем-то, уйти от черных мыслей, доказать хоть что-то окружающим и самому себе. Вечерние тренировки, превратившиеся в настоящее самоистязание, сил после них оставалось только на то, чтобы принять душ и провалиться в сон. И назавтра опять удар, блок, уход, подставка, захват, бросок... Бледный как мел, хрипящий партнер никак не может подняться с пола, не может вобрать воздух в легкие через сдавленное предплечьем противника горло. Шифу, учитель, и его слова, когда все закончилось: "Ты слишком полон ненависти. Пойми, никто не в силах изменить прошлое, с этим ничего не поделаешь, но будущее в нашей власти. Не приходи ко мне пока. Вернешься, когда справишься с ненавистью". ...Нарочитая веселость друзей, да и сам тоже - ха-ха, этакий одноглазый пират Билли Боне, хотя Билли Боне вроде одноглазым не был. Кто-то даже предложил поменять одну букву в фамилии, чтобы не Корсан был, а Корсар. Тогда действительно показалось смешно, а сейчас вот не очень... Андрей еще раз потрогал повязка достал из внутреннего кармана таблетку цитрамона, разжевал и, не запивая, проглотил. Гадость, но авось поможет до вечера, а там еще чего-нибудь примем. Сегодня день особый для Андрея и надо было держаться. В этот день несколько лет назад среди скромных шоферских обелисков вдоль трассы Тамбов-Волгоград - руль над холмиком да веночек искусственных цветов - появился еще один памятник. Хвост самолета СУ-7, как будто врывшегося с размаху в землю. Андрей видел много памятников-самолетов, устремленных с бетонных постаментов в небо, но только этот напоминал о том, что каждый самолет как бы высоко он ни взлетел, в конце концов встретится с землей. И не всегда земля принимает своих сыновей мягко и нежно. Погибшего курсанта похоронила конечно же не на месте катастрофы, да, собственно говоря и хоронить-то было особенно нечего, но именно туда приезжал Андрей и считал это место могилой друга. Последнее время он все чаще задумывался о трагической судьбе погибшего летчика, и его собственная судьба представлялась ему не многим лучше. Смотреть на уходящие в небо самолеты и знать, что эта жизнь навсегда для него закрыта.
Скрипнула дверь его кабинета на третьем этаже, звякнула, натягиваясь, пружина, и в комнату вошли два летчика - старший лейтенант и лейтенант, с которыми Андрей еще весной отрабатывал боевые задачи. Теперь они встречались гораздо реже, но все же ребята находили повод зайти к новоявленному метеорологу. - Привет, Андрюха, как погодка? Шепчет? - Да пока не знаю. Разведка из зоны не вернулась, через пятнадцать минут должны быть. А так, что могу сказать? "Над всей Испанией безоблачное небо". - При чем тут Испания? - удивился лейтенант. - Да, фраза эта знаменитая. После нее там гражданская война началась, и наши летчики на "ишаках" помогали испанцам с немцами воевать, - пояснил старлей. - Вот ведь люди были, а? - восхитился лейтенант. - На смерть шли только за идею, ни тебе славы, ни известности, про них ведь все было засекречено! - А сейчас хоть и не за идею, тоже сплошной туман! - отозвался старший и, увидев недоумение на лице Корсана, тихо добавил: - Понимаешь - только это строго между нами, - у нас тут ходят слухи, что набирают народ воевать, вроде как в Сербию. Денег кладут немерено, да только дураков, слава Богу, нет. На смерть идти за бабки на фиг надо, пусть они где в другом месте поищут. Вот ты б пошел? - А меня б взяли? - Андрей произнес это как мог спокойно, но раздражение в его голосе все же ощущалось. Старлей смутился, кляня себя за бестактность. Повисло неловкое молчание, которое нарушил лейтенант: - А между прочим, могли бы и взять, начлет, когда со мной беседовал, конечно, темнил, но кое-что я понял... Это ж все неофициально, чтобы шито-крыто. Без бумаг, без аттестаций, чисто за результат. По-моему, это афера. Андрей промолчал. Слова молодого летчика "могли бы и взять" ничего не обещали и ни к чему не обязывали. Но все же "могли бы"! Снова летать, это главное. И что по сравнению с этим опасность, деньги, безвестность? Увидев садящийся метеоразведчик, молодые люди ушли, оставив Корсана с его бланками. Он же быстро оформил сводку и понес ее на визу к начальнику летной части. Когда бумаги были подписаны, вместо того чтобы повернуться и уйти, Андрей произнес: - Товарищ подполковник, разрешите обратиться по личному.. то есть отчасти личному делу? Зворник. Подполковник Абаджиевич и его советники Некогда красивые и ухоженные предместья города Зворника, одного из последних опорных пунктов вооруженных сил Республики Сербска Босна, в течение двух дней превратились в развалины, и даже прекрасная с утра погода не могла сделать пейзаж этот хоть немного отраднее. Солнце ярко освещало полусгоревший сельский дом, стены которого покрывали кажущиеся даже живописными языки копоти, расщепленную осколками яблоню за поваленным забором и уходящий вдоль него вверх разбитый проселок. На его обочине, тяжеловесно подминая широкими, серыми от пыли шинами тонкие травяные стебли, безуспешно маневрировал, пытаясь спрятаться в жидкую тень яблони, огромный автобус, но помочь бы ему смог разве что развесистый африканский баобаб. Тупое лобастое рыло громады смотрело в ту сторону, откуда доносилась канонада. В последние полчаса звонкие выстрелы танковых пушек и глухие хлопки минометов особенно зачастили, разрывы и треск пулеметов то и дело сливались в непрерывный звуковой фон, приглушенный расстоянием. Но вот накал далекого боя пошел на убыль - и теперь в паузах между выстрелами можно было расслышать стрекот кузнечиков, похожий на очереди из игрушечных автоматов, словно насекомых тоже захватила эта война. Двухэтажный туристический автобус смотрелся здесь так же неуместно, как смотрелась бы полицейская машина на антарктической станции Амундсен-Скотт, но он был не менее реален, чем нависшие над долиной горы, отражающиеся в его затемненных стеклах. Правда, некогда щегольской "неоплан" давно потерял свою яркую рекламную раскраску, теперь он был покрыт угрюмыми камуфляжными пятнами, да и внутренний облик его претерпел значительные изменения. На первом этаже осталось лишь несколько бархатистых кресел, отгороженных плотной занавеской от остальной части салона, где был установлен большой стол, застеленный картой, словно скатертью. Еще один стол, со стоящим на нем компьютером, в закутке ближе к носу был отгорожен другой занавеской. Рядом пристроилась мощная и компактная армейская радиостанция - то, что она армейская, сразу чувствовалось по дизайну, а, вернее, по его полному отсутствию. Второй этаж, некогда предназначенный для туристов, любующихся красотами Европы, тоже не был обделен аппаратурой - здесь стояли еще передатчик, несколько блоков шифрующей системы, коммутирующая стойка, принтер-телетайп... Неизменным остался только бар, официально считающийся теперь "зоной психологической разгрузки". Его утварь включала богатый, но грязный ковер, маленький кожаный диван и пару пляжных шезлонгов, явно принесенных откуда-то потом: для загара в автобусе особых возможностей не было. Кроме того, в баре сохранился видеоблок "Панасоник", и главное - над стойкой красовалась внушительная батарея бутылок. Все это великолепие, от радиокомплекса и двух длинноногих операторш связи до бутылок в баре и экологически безвредного сортира на первом этаже, считалось целиком и полностью принадлежащим подполковнику Абаджиевичу, командиру первой бронемеханизированной бригады "Утро священной войны" вооруженных сил международно признанной Республики Герцогбосна, входящей в состав Мусульманско-Хорватской федерации. Однако сейчас на передвижном командном пункте, заботливо удаленном от места боевых действий на безопасное расстояние, командира не было. Вместо него на втором этаже, вход куда был возможен только по личному разрешению подполковника, а точнее в баре, обычно ревностно оберегаемом хозяином от чужого присутствия, находились двое. Расположившись в шезлонгах, они держали в руках высокие стаканы с чем-то очень холодным: стеклянные стенки запотели, и когда пальцы держащего смещались на новое место, на стаканах оставались темные следы. Хотя более разных людей трудно было бы себе даже представить, позы их одинаково свидетельствовали о некоем внутреннем дискомфорте и, пожалуй, о взаимной неприязни собеседников. Оба они напряженно прислушивались к звукам, доносящимся с улицы сквозь шум включенного на полную мощность кондиционера. - Кажется, возвращается наш гостеприимный хозяин, - по-английски произнес наконец, откидываясь и пытаясь расслабиться, один из них. Немного протяжное произношение выдавало в нем уроженца южных штатов, да и выглядел Сидней Д. Милсон как типичный южанин. Этакий преуспевающий провинциальный фермер, которого легко можно было представить себе хоть за рулем огромного пикапа на ранчо, хоть с кнутом на рисовой плантации, а то и в воскресном церковном хоре. Крупный, сытый, с короткими светлыми волосами и голубовато-серыми глазами, он после Вест-Пойнта сделал стандартную карьеру армейского офицера. Особняком в ней стояла разве что операция "Возрождение надежды" - воспоминания о Сомали 1992 года были не из тех, что греют душу. Впрочем, считал он сам, нынешний период службы может оказаться еще более неприятным. - Вы слышите? - опять обратился он к собеседнику, если можно было так назвать человека, который не сделал в ответ ни одного движения губами и теперь снова промолчал, наградив американца презрительным взглядом. Звали молчаливого компаньона Ахмед Ойих бин Салих аль Мансур, и похож он был на породистого арабского жеребца - тонкий, поджарый, с черными печальными глазами и черной жесткой гривой. Впрочем, себя со скакуном он никогда не сравнивал, предпочитая развлекаться занимательной зоологией в отношении других. "Гибрид свиньи, собаки и англосакса, - подумал он, взглянув еще раз на Милсона. Близкородственное скрещивание, надо заметить". Чувствительная натура и хорошее образование позволяли Ахмеду получать изощренное удовольствие от подобных сравнений. Вездеход снаружи взревел в последний раз, потом двигатель заглушили. Еще несколько секунд, и на лестнице раздались тяжелые шаги.
* * *
Когда подполковник поднялся в бар, накал его злости еще не достиг точки кипения, но до нее оставалось совсем немного. Вытерев потное лицо едва не порвавшимся, казалось, об острые скулы носовым платком, он налил полстакана из первой попавшей под руку бутылки (это оказался "Джонни Уокер") и обратился к гостям, тоже по-английски, бегло, но с чудовищным славянским акцентом. - Селям! Удобно ли устроились на моем КП? Надеюсь, лимонад вам подали не теплый? Мухи не беспокоят? Милсон ответно улыбнулся, с присущей ему прямолинейностью приняв все за чистую монету. - Да, знаете, эти ужасные слепни! Умудряются проникать даже сюда и жалят чертовски больно! Как их только переносят ваши солдаты?! - Ах, слепни. - Подполковник посмотрел куда-то мимо американца. - Я могу вам сказать, почему мои солдаты их не замечают. Потому что в долине их жалят сербские пули! - чуть не сорвался он на крик. - А это, сэр, гораздо больнее! Повисло короткое тяжелое молчание. - По-моему, ваше место в бою, Абаджиевич-эфенди, - вежливо прервал паузу Ахмед Ойих. - Благодарю за добрый совет, он весьма кстати. Но мне там уже нечего делать. Мой танк подбит, а я суеверен и сегодня в другой уже не полезу Я приказал прервать атаку и окопаться. Официально довожу это до вашего сведения, господа советники. А теперь можете советовать. Абаджиевич в упор посмотрел на араба с американцем, перекатывая за щеками желваки. - Сначала потрудитесь объяснить свое решение, - по-прежнему вежливо произнес Ахмед. Впрочем, эта вежливость не делала его холодный голос теплее ни на градус. - Причина очень проста. Если бы я дал приказ идти в атаку, то мои ребята его бы не выполнили. Они прекрасные солдаты, но все же не камикадзе - по пятому разу штурмовать этот проклятый Зворник с половиной оставшихся танков. Вы слышите - с половиной! Это ад! - Забавно, не правда ли? Перед нами монастырь Святого Саввы, гяурская3 святыня, и вдруг - ад. - Я исламского университета в Абу-Даби не кончал, - нахмурился подполковник. - И артиллерийской академии в Париже тоже. Но пять лет войны здесь хорошая школа, и я знаю, о чем говорю. - О да! Сараевское пехотное училище - это, конечно же, школа военной мудрости. - Помолчите лучше! - зло перебил советника подполковник. - Там у них по всей окраине врыты танки. За каждым забором! - Так сожгите их. Неподвижная цель поражается легче движущейся... вступил в разговор американец. - Сам иди и жги! - сорвался Абаджиевич, но взял себя в руки и кивнул в сторону города: - Те, которые плохо стояли, мои солдаты уже уничтожили. Беда, знаете ли, в том, что стоящие хорошо уничтожить не получилось. Их ведь даже не видно, пушка торчит, и все. А пушка эта 100-миллиметровая, между прочим. Дерьмо, которое вы нам продаете, все эти М-48 и М-26 вьетнамских времен, она насквозь прошивает еще до того, как танки займут огневой рубеж. - Но это вполне годные боевые машины! - возмутился американец. - Годные для Голливуда, четвертую серию "Горячих голов" снимать. Я вам не Чарли Шин! Впрочем, чего я распинаюсь. Давайте вечером устрою вам экскурсию. Посмотрите, что остается от экипажа. Можете потом вставить в ежедневный отчет. - Не надо на меня давить! - побледнел Милсон. - Я солдат, а не девочка из воскресной школы! Вы могли использовать минометы с закрытых позиций... Абаджиевич язвительно продолжил: - И сербские танки понесут значительные потери: осколки мин поцарапают краску у них на башнях. 82-миллиметровый миномет не противотанковая пушка! Или вы рассчитываете на нашу несчастную батарею 155-миллиметровых? При их кучности всего нынешнего боезапаса хватит как раз, чтобы подавить один Т-55. Неужели эти предложения - все, чем мне могут помочь два образованнейших консультанта? Или их помощь заключается прежде всего в опустошении моего холодильника? - Почему же все! - Милсон почувствовал, что и он начинает злиться. Да кто это смеет делать ему замечания - выскочка-офицерик опереточного государства, зависящего только от милости его великой страны! - Черт, я вижу, вы хотите убедить нас в безвыходности ситуации, ничего, мол, нельзя сделать, и все такое. Да, положение сложное. Но не надо передергивать! Я отлично помню ваши хвастливые утверждения... Кто заявлял, что у него под командованием лучшая пехота во всей Югославии? Или это говорили не вы, а виски у вас в брюхе? А теперь вы впадаете в панику, столкнувшись с мало-мальски серьезным сопротивлением! - Мало-мальски?! У противника на чердаках пулеметные гнезда, из монастыря лупят снайперы, и в этих условиях мои ребята смогли подойти к окраине на пятьсот метров. Слышите, смогли! Сумели! А теперь я не знаю, как их вытащить оттуда, им головы не дают поднять. У меня только на эвакопункте двести раненых. А сколько еще На поле осталось? Если засиделись, господа, можете прогуляться, послушать их крики... А то, похоже мистер Милсон, что фундаментом вашей военной эрудиции служит любимый стиль деятельности "зеленых беретов": сила есть - ума не надо. - Уважаемый Абаджиевич-эфенди! - вмешался Ахмед Ойих с отвращением наблюдавший перебранку союзников. - Вам не кажется стыдным, пройдя за трое суток почти всю Сербску Босну, торчать целый день перед каким-то городком? Словно в нем сидят герои, а не сербы - свиноеды, трусы и пьянь. - Вы считаете, что хорошо знаете этот народ? Мы, боснийцы, между прочим, тоже сербы, только отуреченные, хотя об этом и не любят вспоминать. И я знаю - когда земля уходит из-под ног, они, как и мы, будут стоять насмерть. Дело тут не в верности Харжичу или кому другому Мы насмерть стояли под Бихочем два года назад, и, боюсь, так же будут стоять сербы здесь. Говорите и делайте что хотите, но больше я атаковать не буду Полковник отвернулся и с неестественной методичностью стал смешивать себе сложный коктейль. Арабский советник Презрительно поджал губы. - Я всегда знал, что вы плохой мусульманин, эфенди. А теперь понял, что вы еще и плохой солдат. - Ну и что же, по-вашему, - демонстративно не оборачиваясь, бросил через плечо Абаджиевич, - сделал бы намоем месте хороший солдат? - Сровнял бы эту гяурскую Ла-Рошель4 с землей. Вместе со всеми их монастырями, танками, чердаками и снайперами. - Да ну? Из ротных минометов и танковых пушек? - Нет, этим хороший солдат добил бы то, что еще будет шевелиться после бомборакетного удара пары-тройки эскадрилий тактической авиации. Подполковник на секунду с удовольствием представил себе эту картину, но потом горько усмехнулся. - Пара-тройка эскадрилий. Ну да! У меня же в обозе где-то ядерный "Першинг" завалялся, прикажу найти, и никаких проблем. Что вы на меня так смотрите? Откуда у нас тактическая авиация? За эти дни сербы повтыкали в землю почти все то старье, которое у нас было, а новые самолеты еще, так сказать, в пути. У кроатов,5 понятно, не допросишься, им самим сейчас жарко! - Зачем же у них? - тонко усмехнулся араб. - Мы позволим себе попросить у нашего друга, мистера Милсона, организовать налет американской авиации. - Э нет! Забудьте об этом, парни, - поспешил ответить американец. Американские ВВС никогда не наносили удары по целям, расположенным так близко к гражданским объектам. - Действительно, как я это упустил! - глаза Ахмеда Ойиха стали еще печальнее. - Какое благородство! Особенно если вспомнить Вьетнам или Корею, или посвежее - Ирак, например... Достаточно или продолжить? - Вы не понимаете, - возмутился американец. - Это же совсем разные вещи, здесь все-таки Европа! - Значит, в Азии, Африке et cetera можно ровнять города с землей, а в Европе не полагается? Мне нравится ваша логика, дорогой мистер Милсон. - Мне тоже, - огрызнулся американец. Странное выражение, появившееся в глазах Абаджиевича, начало его беспокоить. - Просто я способен заглянуть дальше собственного носа. В Зворнике еще остается большое количество мирного населения. По шоссе на Лозницу тянутся колонны беженцев. В таких условиях я не могу вызывать авиацию. Это будет резня, военное преступление, а международный военный трибунал в Гааге никто не отменял, заметьте! Случись такое - взвоет весь мир, и мы никому не докажем, что удар нанесли бесплотные призраки, а не наши самолеты. Подполковник Абаджиевич отставил стакан и медленно поднялся. - А мне плевать, что вы там сможете доказать! У меня четкий приказ: занять Зворник и перекрыть шоссе. Чтобы эти самые беженцы, о которых вы так печетесь, не могли бежать дальше. Слово "бежать" подполковник выделил особо саркастическим голосом и продолжил уже нарочито спокойно, как бы рассказывая: - А еще мне нужно вытащить моих ребят, которых сейчас расстреливают сербские пулеметы. Это мои задачи. А ваши, Милсон, оказывать всяческое содействие и координировать усилия. Вот и давайте, координируйте. Закончив фразу, подполковник так же подчеркнуто спокойно принялся расстегивать кобуру. - Вы с ума сошли, Абаджиевич! Что вы делаете?! - Взвожу курок кольта, мистер Милсон. Эта процедура должна быть вам знакома, ведь такая же модель была на вооружении американской армии в дни вашей молодости, не так ли? Правда, в отличие от танков, марка эта хоть и старая, но не дерьмо, хотя бы потому, что покупал его я сам, а не интенданты товарища Керимбеговича. В нем еще осталось четыре патрона, остальные час назад достались пленному унтеру, который тоже не хотел выполнить одну мою просьбу. Не вижу причин, почему бы не воспользоваться этим аргументом. - Вы не посмеете. - Милсон демонстративно устроился поудобнее. - Стоит об этом узнать объединенному командованию... - Ах да. Тяжелую потерю понесли миротворческие силы: сам Сидней Милсон, стопроцентный американец, перспективный офицер, убит сербским снайпером. И мне почему-то кажется, что возмущение сим злодеянием врага разделят со мной все воины бригады, а также и единственный оставшийся в живых военный советник. Но война жестока, на ней случаются и не такие потери! В начале девяносто шестого на территории Хорватии погиб даже министр торговли США. Если помните, он разбился в самолете. Разумеется, та катастрофа была совершенно случайной. - Браво, Абаджиевич-эфенди! Порой Аллах посылает светлые мысли даже в головы худших из правоверных! - воскликнул Ахмед Ойих. В эту минуту он вдруг напомнил Милсону визиря Джафара из диснеевского мультфильма про Аладдина, любимого мультика его сына. Сын... Конечно, семья получит страховку, а других государственных выплат вполне хватит на то, чтобы Бобби окончил хороший колледж, но остаться в шесть лет без отца! А Милли? Что она почувствует, когда ей вручат снятый с его гроба и сложенный в тугой сверток флаг? А ведь этот взбесившийся босниец выполнит свою угрозу, это видно по его глазам. Да и араб с удовольствием засвидетельствует мифический выстрел снайпера, он уже не раз давал понять, что ненавидит всех американцев, несмотря на то что родился в сверхблагополучных Эмиратах и получил европейское образование. Можно, конечно, прямо не вставая с шезлонга, выбить ногой массивный пистолет и несколькими ударами нейтрализовать обоих, но головорезы из охраны там внизу не дадут шансов уйти... - Хорошо, - охрипшим голосом произнес Милсон и вдруг обнаружил, что лоб его покрылся холодной испариной. - Я вызову "интрудеры". Но ответственность за это целиком ляжет на вас. - Прекрасно. Уж чего-чего, а ответственности я перестал бояться еще три года назад, после... Впрочем, у вас наверняка есть мое досье. А теперь, сэр, попрошу вас пройти к вашей великолепной аппаратуре связи и немедленно передать сообщение. - И я, пожалуй, поприсутствую на сеансе связи, - вставил Ахмед, - дабы уберечь нашего друга от каких-либо неточностей или, не дай Бог, упоминания излишних подробностей сложившейся ситуации. Мы слишком ценим время уважаемого командования, чтобы отнимать его байками о наших мелких разногласиях. Стараясь сохранить остатки достоинства, Милсон встал и неуверенным шагом направился в сторону передатчика. За ним проследовал Ахмед Ойих, лицо которого выражало самое искреннее дружелюбие, и замыкал шествие Абаджиевич с кольтом в одной руке и стаканом недопитого коктейля в другой. И он, и араб понимали, что, если сейчас американец не выкинет какого-либо фокуса, он будет в их руках и дальше. Пусть тешит себя мыслью, что сможет свалить свою вину на их плечи. Скоро, совсем скоро он поймет, что кровь жителей Зворника намертво повязала цивилизованного военного демократической и гуманной великой державы с теми, чьими руками она, эта держава, собралась в очередной раз обеспечить "свои жизненные интересы". Авианосная группа. Политическая арифметика Штаб операции "Горец" официально имел в своем расписании три больших совещания: утреннее, дневное и вечернее. Фактически же офицеры штаба совещались почти без перерыва, потому что объем информации, приходящей с территории бывшей Югославии, и количество требующих немедленного принятия решений оказались значительно большими, чем представлялось ранее. Адмирал Макриди, координатор операции, заставлял подчиненных работать, "как у папы Форда - на сто пятьдесят процентов", да и сам он редко позволял себе расслабиться. Впрочем, условий для отдыха на десантном вертолетоносце "Оушн", выбранном для расположения штаба, было не так уж и много: количество людей на его борту почти в полтора раза превышало предусмотренное при проектировании, и неудобства от этого чувствовала даже верхушка командного состава - как корабельного, так и штабного. Однако Макриди никогда и никому на это не жаловался, потому что считал, что все это с лихвой компенсируется практически полной безопасностью. Не так давно адмирал сам давал санкцию на проведение специальной операции по ликвидации штаба одной из сербских дивизий, располагавшегося в старинном форте еще времен турецкой войны, после которой этот форт неоднократно перестраивался и укреплялся. Смуглые парни из "Эйч-Коммандо" выполнили задание с легкостью, которая оказалась возможной, как выяснилось, не только в голливудских фильмах, и координатор отдавал себе отчет, что точно такие подготовленные группы наверняка есть и у сербов... "Или у русских. Уже не раз и не два ко мне приходят сведения об участии в войне русских наемников, - размышлял Макриди, - в том числе и прошедших школу в спецгруппах. В общем, там чувствовать себя в безопасности нельзя..." - Господин адмирал! - прервал его мысли подошедший офицер, в руках которого был еще теплый, только что выпавший из лазерного принтера листок. Всего несколько минут назад текст этот был набран в предместье Зворника рыжеволосой девушкой в военной форме, презрительно поглядывавшей на вспотевшего американца, который, вопреки своему обыкновению, сейчас не разглядывал ее ноги, а каждые десять секунд нервно оборачивался к державшему кольт Абаджиевичу. Вскоре сверхсекретная программа превратила сообщение в бессмысленный набор символов, другая сжала его в компактный пакет, а мощное вычислительное устройство тем временем ориентировало антенну и устанавливало контакт со спутником связи. Здесь, на "Оушне", компьютер проверил правильность приема пакета, распаковал его и расшифровал, по собственному разумению снабдив послание краткой дополнительной информацией. Само собой, адмирал не думал обо всей этой длинной цепочке работ, а вернее, он о ней даже не знал, совершенно справедливо считая, что правильная работа аппаратуры - дело для яйцеголовых, за что им здесь армия и платит. Он просто взял листок и вчитался в донесение. Офицер на секунду задержался, но, увидев, что немедленных приказаний не последует, вернулся к своей аппаратуре. - Джентльмены! - произнес наконец Макриди, и штабисты, до сих пор сдержанными голосами обсуждавшие что-то за столами и у планшетов, примолкли, поскольку достаточно хорошо изучили своего начальника и знали, что за таким обращением последует нечто весьма важное. - Наш советник при бригаде "Утро священной войны", - адмирал поморщился, произнося это название, - сообщает, что бригада окончательно завязла перед Зворником. По нашим данным, у сербов там действительно могут быть достаточно крупные силы, но уточнить эти данные пока не представляется возможным. Дексон, мы сможем получить информацию по Зворнику от авиа, или космической разведки? Высокий негр почтительно привстал и, заглядывая одним глазом в свои бумаги, ответил: - Нет, сэр. Все разведывательные самолеты задействованы в районах, удаленных от этого городка. Что касается космических средств, то находящийся сейчас над нашим регионом "Блэк бёрд" запрограммирован на другую задачу, и ее смена займет не менее двух сеансов связи. - А что-нибудь поновее этого музейного экспоната у нас есть? - К сожалению, нет, сэр. Мы можем вызвать германские разведчики, но и они будут здесь в лучшем случае к середине ночи. Адмирал глянул на часы. - Черт побери, Милсон требует нанести удар немедленно, пока сербские танки не успели сменить дислокацию. И в общем-то он прав - Зворник если и не ключ к успеху операции, то, во всяком случае, без контроля над ним этот успех вообще невозможен. Сделайте мне оценку возможности налета! Руки офицера ловко, почти артистично забегали по пульту компьютера, и наличном мониторе координатора высветились колонки цифр и обозначений, из которых явствовало, что вылет самолетов с авианосца, осуществленный после половины шестого приведет к срыву двух других воздушных операций. Однако эта же ударно-штурмовая группа способна взлететь в течение десяти минут после получения приказа: все самолеты уже обслужены, заправлены, боекомплект проверен и готов к подвеске. - Сэр, разрешите высказаться? - подал голос один из лейтенантов. - Слушаю вас. - Сэр, Зворник достаточно заметный населенный пункт. В случае если в нем войск не окажется, удар по нему вызовет нежелательный резонанс. А если там все же есть танки, о которых сообщает советник, то жертвы среди мирного населения все равно неизбежны. Может, стоит воздержаться от этого налета? - Может, и стоит, сынок, - неожиданно легко согласился Макриди и продолжил тем же спокойным и даже немного ласковым тоном: - Но что если мы упустим возможность приблизить завершение всей акции? Я понимаю вас, я и сам сторонник гуманных методов, лейтенант, но взгляните на ситуацию с другой стороны: мы наносим сейчас удар, и в Зворнике гибнет с десяток мирных жителей, вряд ли больше. Остальные наверняка уже сбежали, если они, конечно, не полные дураки. "Утро" это... как ее... словом, подопечная Милсону бригада перекроет Лозницкий проход и прекратит движение беженцев. Вы же не станете спорить, что эти беженцы - один из главных дестабилизирующих факторов? Короче, наш налет значительно приблизит окончание этой глупой войны, и те десять несчастных жителей Зворника в конечном счете спасут жизнь сотням, а может, и тысячам людей: и солдат, и мирных жителей. Это очень простая политическая арифметика. Вы меня поняли, лейтенант?! - Да, сэр. Полковник подождал, не скажет ли молодой офицер еще чего-нибудь или у кого другого появится желание высказаться, но офицеры молчали. - О'кей, - заключил Макриди. - Подготовка вылета по стандартному плану и, Дексон! Не надо вызывать немцев. Мало ли что они там с высоты углядят, еще напутают чего-нибудь. Пока все, а я еще кое с кем проконсультируюсь. Но не думаю, что будут какие-то изменения. Лейтенант, которому только что был преподан урок глобального мышления, вернулся к своему столу, откинул крышку лежавшего на нем ноутбука, легко застучал по клавишам, добросовестно шифруя и пересылая расчеты расхода топлива и соответственно суммы его оплаты, изменяя заказ на количество горючего, уже заправляемого в танкер, стоявший у нефтяного терминала в Неаполе, отправляя новую отчетность в министерство обороны... Точно так же добросовестно было зашифровано и письмо на частный адрес электронной почты, которое с той же срочностью ушло по радиоканалу в Штаты и было незаметно для дежурных операторов и охранных программ переправлено в гражданскую сеть. "От: Для: Кен Джински Срочно. Приватная почта. Внимание! Попытка записи сообщения на диск приведет к потере информации! Чтение только через дегарбаджер, версия 16.2. Введите ваш пароль. Еще раз. Приветствую, Клыкомордый! Сегодня в 18.40 Гринвича будет нанесен воздушный удар по городу Зворник силами авиации ВМС США. Возможны жертвы среди мирного населения. Если у твоих ребят из Си-эн-эн там кто-нибудь есть, пусть попробует сделать горячие кадры. В случае удачи - с тебя большая зеленая конфета. Насколько большая - договоримся. С лучшими пожеланиями, Длиннохвостый". Лозницкий проход. Заказ на "горячие кадры" Темно-зеленый "уазик", из тех, что народ окрестил "батоном", стоял на обочине дороги на невысоком перевале в полусотне километров от Зворника. Невдалеке дорога расширялась, образовывая площадку для отдыха, куда указывал и покосившийся столбик с дорожным знаком; краски светоотражающей пленки на нем были все так же свежи и ярки, как несколько лет назад, когда эта дорога еще не знала, что такое "беженцы". Когда на ее обочинах не стояли брошенные без бензина дорогие легковые машины, когда ее не уродовали воронки от бомб и ракетных снарядов, когда на обгорелый бок бронетранспортера еще не вешали таблички "ОБЪЕЗД"... До площадки отдыха "батон" не доехал нескольких десятков метров - у машины перегрелся мотор, и из-за решетки радиатора поднимались к небу клубы пара. Около машины сидели на земле два парня в пятнистых комбинезонах, с короткими автоматами за плечами, третий справлял малую нужду в сторону долины, не стесняясь группы мужчин и женщин, тянувших за собой нагруженный вещами прицеп от легкового автомобиля. Впрочем, взгляды отчаявшихся беженцев были направлены исключительно на машину - нетрудно было догадаться, что, не будь рядом вооруженных людей, остался бы "уазик", если бы. конечно, остался, как минимум без бензина. Из широко распахнутой боковой двери вылез еще один молодой человек, который оружия при себе не имел, но именно он был хозяином и "батона", и в какой-то степени троих вооруженных ребят - корреспондент российского телевидения Василий Иванов платил охране из собственных средств, сберегая деньги на ставках оператора, шофера и переводчика. Конечно, отпущенных ему денег даже при такой экономии все равно бы не хватило, поэтому Василий одновременно продавал наиболее яркие материалы западным телекомпаниям, а на сотрудничество с Си-эн-эн у него было даже официальное благословение руководства. Иванов взобрался на крышу машины, поправил привязанную к багажной решетке большую тарелку спутниковой антенны, потом присел рядом с охранниками, закурил и бросил профессиональный взгляд на удалявшуюся группу беженцев. Вытаскивать камеру не стоило: такие или почти такие кадры можно было снять в любой день на любой дороге в еще не захваченной части Сербской Босны. Охранник понял взгляд босса по-своему и сказал: - Это гражданские, и оружия у них нет. Ничего опасного. Василий вежливо кивнул, думая о своем, но в это время в машине запищал зуммер рации. Корреспондент чертыхнулся и снова полез в духоту раскаленного кузова. Разговор длился долго и был достаточно эмоциональным; хотя велся он и по-английски, охранники могли разобрать, что Василию что-то предлагают, он вроде соглашается, потом отказывается, потом, видимо оценив новые условия, соглашается вновь. - Похоже, сейчас куда-то поедем, - заметил один из парней с автоматами. Хоть бы у него этот чертов мотор совсем сломался. Отдохнули бы. - Да ладно, брось. Если Васил не будет работать, с чего ему будет нам платить? - Другого найдем. Мало, что ли, этих стервятников к нам налетело? Наживаются на чужой беде! Но собеседник не поддержал его возмущения. - Работа такая. Сам-то ты наживаешься ведь на тех, кто наживается на чужой беде. И я тоже. Так что дай пока докурить. - Эй, ребята, всё, кончай перекур! - раздался от машины голос Иванова, и охранник торопливо сделал последнюю затяжку. Кроме камер, кассет и мини-студии, немалую часть внутреннего объема машины занимали канистры с бензином, и никому не хотелось превратить "батон" в крематорий на колесах. Мотор взревел, все четыре колеса взрыли землю, и "уазик" рванул вперед с ускорением, сделавшим бы честь спортивному автомобилю: "батон", конечно, не "феррари", но в умелых руках тоже кое на что способен. Не ожидавшие такого старта охранники попадали в кузове друг на друга: один прищемил автоматом палец и громко выругался, в ответ на что Василий крикнул по-русски: "Терпи, казак, атаманом будешь!" Того из парней, кому повезло сидеть рядом с корреспондентом, просто вдавило в спинку кресла, доставшегося "батону" в наследство от недавно встреченной на дороге "тойоты", наполовину раздавленной гусеницами танка. - Что за спешка, Васил? - вскинулся он, видя, что стрелка спидометра подбирается к восьмидесяти - для извилистой дороги явно многовато. - Нам минут через сорок надо доскакать до Зворника. Дорога под уклон, так что держитесь, авось не рассыплется наша барбухайка. - Но к чему это все? - Сообщение пришло, американцы готовят там воздушную акцию, и мне предложили ее снимать. Правда, сейчас на подступах к городу идет бой, ну да не впервой, проскочим. Нам еще связь нужно будет развернуть, чтобы все ушло оперативно. - Василий не стал добавлять, что прямая передача материала имеет еще один плюс: если оператор погибнет, то его семье все равно выплатят за сделанный репортаж. Взбесившийся "батон" именно скакал по дороге, которая за несколько лет без ремонта превратилась по качеству из "средней европейской" в "так себе российскую". Хорошо еще, что Иванов проявил дальновидность и заранее принял меры для того, чтобы защитить видеоаппаратуру от подобной тряски, купил у какого-то деляги еще в Белграде амортизирующие контейнеры, которые до того применялись на армейском мобильном пункте управления.
* * *
Когда дорога в сто первый раз круто повернула, открылась панорама долины, пересеченной узкой бурливой речкой. Улицы Зворника спускались к ней с пологой горы, на которой возвышались стены древнего монастыря. И долина, и горы вокруг были покрыты зелеными садами, и белые домики под красными крышами среди них выглядели бы очень живописно, если бы не несколько столбов густого черного дыма, поднимавшихся к еще яркому небу, солнце на котором уже склонялось к горизонту Дорогу в долину преграждал спешно выстроенный блок-пост - несколько бетонных плит были почти беспорядочно навалены поперек дороги так, что для проезда оставалась лишь узкая полоска асфальта. Из-за плит в сторону дороги торчало дуло крупнокалиберного ДШК, а на заднем плане виднелся румынский джип с наскоро установленной над кузовом безоткатной пушкой. Шлагбаумом служила толстая водопроводная труба, лежащая поперек проезда. Василий затормозил и выскочил из машины, навстречу ему из-за плит вышел пожилой человек, почти старик, в гражданской одежде, но с висящим на ремне "узи". - Кто таков? - спросил старик недружелюбно, и Василий с готовностью вытащил из правого кармана кипу документов от временного правительства Сербской Босны. В левом кармане у него на случай затруднений лежало некоторое количество других бумаг, выпущенных в обращение в далеких Соединенных Штатах, но, как не раз показывала практика, американские документы (в основном от "Банк оф Нью-Йорк") оказывались не менее действенными. Примерно минуту, растянувшуюся для корреспондента чуть ли не в час, старик внимательно читал бумаги, потом поколупал ногтем печать и наконец заключил: - Ясно. Но в город вам сейчас нельзя. - Отец, может, сговоримся? - произнес Василий традиционную фразу, уже прикидывая, во что ему обойдется пропуск в город, но старик прервал его размышления. - Видишь вон там отрезок дороги, по насыпи идет, а потом поперек склона? - Вижу, - кивнул Василий. - А дальше, через реку, за разбитой фермой три танка стоят? - Ага... Это уже босняки? - Кто ж еще? Против наших русских танков их пушки гроша ломаного не стоят, - в голосе старика чувствовалась гордость. - А вот по незащищенным машинам они попадают очень даже метко. Поэтому мы с сыном здесь на посту уже второй день стоим. Таких вот, как ты, заворачиваем, чтоб на рожон не лезли. Наши бы пушки сейчас туда, на оборону! Старик явно был не прочь поговорить еще, но Василий, не стесняясь собеседника, глянул на часы. До налета, вернее до времени, определенного в "сведениях из надежных источников", оставалось всего двадцать минут. Добираться до города было и в самом деле по меньшей мере рискованно вечернее солнце прекрасно освещало западный склон горы, по которому шла простреливаемая дорога. Так же хорошо был освещен и почти весь Зворник. "Будь у боснийцев хорошая артиллерия, никакой авиации бы не понадобилось! - промелькнуло у него в голове. - Ну да ладно, здесь тоже точка съемки неплохая". Иванов почти бегом вернулся к машине и крикнул: - Команда, подъем, разворачиваемся здесь! - и уселся перед радиостанцией, включив стоящий рядом небольшой компьютер. "Ну-ка, ну-ка... - бормотал Василий по-русски, быстро двигая по экрану маркер и вызывая все новые данные из базы. - Что у нас там в Зворнике есть? "Скорая помощь"?" Повинуясь команде, радиостанция послала в эфир вызов на частоте зворникской службы "Скорой помощи", но никакой реакции не последовало - даже автоматический сигнал регистрации не ответил на вызов. "Понятно... Полиция? Черт, канал забит! Пейджерная сеть... Да кто там сейчас на пейджеры смотрит... А это что, частный номер, Би-би-эс, "электронная доска объявлений"? Попробуем". Не надеясь на успех, Василий запустил вызов, продолжая искать в базе новые каналы, но вдруг на экране появился английский текст: "Соединение 9600. Вас приветствует некоммерческая электронная сервис-служба "У Святого Саввы"." Затаив дыхание, Василий спешно нажал нужную клавишу и с удивлением и радостью увидел в ответ: "Системный оператор на линии. Вводите сообщение". "Интересно, а как должно выглядеть это сообщение? Наверняка у них есть какие-то свои правила... А, будь что будет! Какие тут к черту правила!" и его пальцы забегали по клавишам. "Оператор, на связи с тобой неважно кто. Немедленно передай военному и гражданскому командованию, что в ближайшее время на город будет сделан воздушный налет. Буквально в течение ближайшего получаса. Понял ?" Некоторое время экран ниже набранных Василием строчек оставался темным, а затем на нем начали появляться буквы, и было видно, как человек, набирающий их на том конце линии, ошибается и стирает не те. "Понял, понял. Но откуда мне знать, что это не провокация?" "Ниоткуда. Когда на твою голову посыпятся бомбы, тогда и узнаешь. Все, конец связи", - и Иванов грубо отключил питание у рации и у компьютера, не заботясь о корректном завершении работы. За те несколько минут, что корреспондент провел у экрана, охранники успели установить треногу с тарелкой антенны и теперь возились с кабелями. Иванов быстро проверил правильность установки, включил привод ориентации и извлек из контейнера лучшую из двух своих телекамер - продукт совместной деятельности корпорации "Мацусита" и АО "Красногорский механический завод". Гибрид японской электроники и российской оптики оказался на удивление жизнеспособным даже в суровых условиях работы фронтового оператора, вторая же камера, целиком изготовленная в Японии, применялась Василием только там, где существовала реальная возможность повреждения или потери аппаратуры, ее было не так жалко. Заметив, что корреспондент достал камеру и глядит в видоискатель, совсем молоденький солдат, сын старика дежурного, вылез из джипа и, выпрямившись, встал напротив Василия. Тот же, прекрасно понимая желание непривычных к съемкам людей попасть в объектив, ободряюще кивнул и помахал рукой - мол, все, достаточно. Паренек нырнул в окоп, вырытый около плит, и тотчас вылез из него уже со здоровенным ручным пулеметом. Кроме того, он успел накинуть на плечо ленту с патронами и теперь картинно стоял на краю траншеи, направив дуло в сторону далеких позиций врага и ожидая, когда телекамера повернется в его сторону. Когда это случилось, солдатик выкрикнул патриотический лозунг и с демонстративной ненавистью нажал на курок. Пулемет выпустил короткую очередь, паренек пошатнулся от удара прикладом в живот, наступил на свисающую с плеча ленту и повалился обратно в окоп. - Маленький он у меня еще, - заметил старик, неодобрительно наблюдавший за своим чадом. Василий усмехнулся и принялся за свое дело. "Значит, если они зайдут со стороны солнца, то выход из атаки будет примерно над монастырем и придется брать левее того большого дерева. А если удар нанесут сначала по монастырю, то вести самолеты буду от висячего мостика над рекой и до вершины горы на втором плане..." Зворник. Налет Когда пришло подтверждение об удовлетворении "заказа" Сиднея Милсона, Ахмед Ойих настоял, чтобы автобус был передвинут поближе к городу. На замечание Абаджиевича о том, что в таком случае командная машина окажется в зоне досягаемости передовых сербских снайперов, араб ответил: - На все воля Аллаха, и даже пули, выпускаемые нечестивыми славянами, в его власти. Если такой аргумент вас не удовлетворяет, Абаджиевич-эфенди, то скажу проще. У них не будет времени разбираться с новой целью, поскольку через... - Ахмед поднял глаза к большим электронным часам, через восемнадцать минут у них появятся совсем другие заботы, уверяю вас. Кроме того, я слышал, что лобовое стекло автобуса покрыто бронирующей пленкой? И еще что-то там усовершенствовано, опять же по вашей личной инициативе? Абаджиевич благоразумно промолчал, потому что одна только пуленепробиваемость огромного лобового стекла автобуса обошлась кассе бригады в кругленькую сумму, не говоря уже о замене панелей кузова на легкосплавную броню. Абаджиевич покосился на араба. Вот ведь дотошный дьявол, или шайтан. Может, по окончании операции устроить несчастный случай, и не одному, а обоим советникам сразу? Однако с настоятельным предложением-приказом Ахмеда пришлось согласиться, что, впрочем, имело и положительную сторону Не придется возиться с выдвижением аппаратуры наведения на передовую позицию, потому что новое расположение командного пункта позволит действовать непосредственно с "неоплана". Сиднеем Милсоном овладела апатия. Он сидел лицом к стойке в "зоне психологической разгрузки" и старался не глядеть по сторонам. В руке его был уже третий стакан с неразбавленным виски на дне, но обычного удовольствия выпивка не приносила, хотя внутреннее напряжение действительно немного ослабло. Он уже успел придумать с десяток оправданий для себя и десятка два объяснений для начальства, каждое из которых было вполне резонным, но ощущение совершенной ошибки ("Да говори уж честно, Сидней, ты просто самым подлым образом подставил свою страну") продолжало лежать на его душе тяжелым грузом. И когда он услышал жужжание моторов, выдвигающих вверх складную мачту с телекамерами и лазерным блоком, то даже не обернулся, хотя одной из его прямых обязанностей было оказывать содействие боснийским союзникам при работе с аппаратурой наведения. - Что-то наш друг захандрил, - заметил Абаджиевич, который после дневного эпизода невольно испытывал к арабу чувство, близкое к симпатии. - Даже не пришел присмотреть за этими восточными варварами-мусульманами - а вдруг отломают какую-нибудь ручку у его бесценных приборов? Ахмед Ойих тонко усмехнулся, кивнул, а затем сказал: - Действительно, очень печально видеть дорогого союзника в таком расположении духа. Однако, достопочтенный подполковник, вы сделаете мне очень приятное одолжение, если перестанете разговаривать на посторонние темы, а сядете за второй пульт и отметите наиболее досаждающие вам объекты сербов. Абаджиевич устроился рядом с арабским советником и включил монитор. Поднятая на четырехметровую высоту телекамера выдавала на него изображение местности примерно так же, как бы она была видна в любимый немецкий бинокль подполковника, только здесь каждый элемент можно было при желании приблизить и рассмотреть в любом диапазоне. Почти сразу подполковник увидел так досадившие ему с утра вкопанные танки, и он, мстительно улыбаясь, выделил их всех красным мерцающим контуром - система запомнила координаты целей и теперь была готова передать их бортовым вычислительным комплексам самолетов, чтобы удар управляемым оружием мог быть нанесен без непосредственного указания на цель с земли. - Хорошо, а теперь прошу вас, укажите, где находятся снайперы, которые так некультурно себя вели сегодняшним утром? - Да они могут быть везде! Обычно мои солдаты не успевают сообщать, откуда прилетела пуля, - ответил арабу Абаджиевич. - Что ж, в таком случае, мне придется потрудиться, потому что в этом городе я вижу немало крыш и чердаков, откуда можно ждать неприятностей... Надеюсь, неизбежные жертвы среди так называемого мирного населения не беспокоят вас так, как нашего гуманного союзника? Абаджиевич произнес в ответ несколько славянских слов, половину из которых Ахмед Ойих не знал, несмотря на все свое образование, но и из той половины, что была понятна, явствовало: подполковнику Абаджиевичу жилось бы куда легче, исчезни с лица земли все сербы разом. Арабский советник, продолжая легко манипулировать на мониторе изображением местности, вдруг заметил: - Странно... Весь день в городе не высовывала нос на улицы ни одна неверная сволочь, а сейчас... Я вижу чуть ли не два десятка автобусов, все они гонят к Лозницкому шоссе, и легковые... В чем дело? - Осмелюсь доложить, - подал голос неслышно подошедший сзади "слухач" с пеленгатора. - В Зворнике по радио открытым текстом передают воздушную тревогу. Ожидают налета через десять минут. Теперь и Абаджиевичу пришлось выслушать несколько фраз на незнакомом языке. И хотя он не знал ни одного слова по-арабски, эмоции Ахмеда были ему вполне ясны. Впрочем, советник быстро взял себя в руки и вновь заговорил спокойно. - Соединенные Штаты воистину свободная страна. Даже предатели и шпионы там чувствуют себя совершенно свободно. Ну что ж, пусть спасаются, кто сможет. Тем хуже для тех, кто остался.
* * *
Командиру ударной группы с авианосца "Кирсардж" задание свалилось как снег на голову. Он и его люди собирались отдохнуть перед ночными вылетами, но какой-то умник в штабе посчитал, что ничего плохого не будет, если они за пару часов смотаются до Зворника и обратно, ну и, само собой, разгрузят над этим Богом забытым местом пару-тройку фунтов лишнего веса со своих "интрудеров". "Собачья, конечно, жизнь, -думал он, поднимаясь по сигналу "красная тревога", - только что ты ничего не подозреваешь, а глазом моргнуть не успел, и уже летишь куда-то в плотном строю. Но что ж, пенять не на кого, сам себе такое выбрал". Да и не больно сложное это дело: его "интрудер" - самолет хоть и не новый, но вполне эффективный, особенно там, где нет сильного противодействия с земли. Не было оснований сомневаться в нем и теперь. В наушниках послышался звук, напоминающий отдаленный удар колокола, и мелодичный женский голос произнес: - Есть контакт с наземной станцией, информация вводится в систему. - Спасибо, сестричка, -добродушно буркнул командир группы, прекрасно зная, что система речевой информации не нуждается в его благодарностях. - Тэнго семь, тэнго семь... - почти сразу раздался в наушниках голос командира передового звена. - Цель в пределах видимости, звено выходит на боевой курс. Показания одного из дисплеев подтвердили сообщение, а через секунду командир и сам увидел, как, блеснув в лучах заходящего за горы солнца, первая тройка легла на крыло, и вдруг вспухшие у крыльев машин дымные сгустки свидетельствовали, что звено произвело первый пуск. Командир глянул вниз. Ничего нового для себя он не увидел - очередной небольшой город, в котором, видимо, засели сербские боевики. Двух-, трехэтажные дома - целые и полуразрушенные, зеленые сады с черными проплешинами, выеденными огнем, мрачный древний монастырь... Тихонько пискнул сигнализатор, и на плоской стеклянной панельке у лобового стекла появился маленький треугольный указатель. Командир "интрудера" ощутил, как самолет вздрогнул, освободившись от пятисотфунтовой бомбы, и, выводя штурмовик из пологого пикирования, мельком глянул назад. Наводчик на земле явно считал монастырь главной целью, и еще пять самолетов вслед за командиром нанесли удар по древнему строению, которое через секунду скрылось в облаке дыма и пыли. Чуть в стороне звено, оснащенное специализированным противотанковым оружием, вело атаку на хорошо видные сверху позиции закопанных в землю Т-55. Летчикам из этого звена было труднее всех, потому что от этих позиций к ним тянулись трассы крупнокалиберных зенитных пулеметов. Командир отдал короткий приказ, и еще пара "интрудеров", заложив глубокий вираж, присоединилась к атакующим, выпустив залпом сразу весь оставшийся запас неуправляемых ракетных снарядов. Пулеметные трассы резко оборвались, и командир усмехнулся: боевые части ракет при взрыве выбрасывали из себя тысячи миниатюрных стрел, поражающих всю живую силу почти на сотню метров вокруг себя, даже если солдаты защищены бронежилетами. Командир перенес внимание на город. Результаты работы группы были налицо: теперь не отдельные столбы дыма поднимались к небу, а казалось, что горит целиком весь город; в стенах монастыря на склоне горы появились несколько брешей, и его внутренние строения тоже дымились. - Общий вызов, общий вызов! - произнес командир. - Все, парни, кончаем развлекаться, обратный курс. У кого что осталось - сыпь под брюхо, лишним не будет. - У меня все четыре "Харма" не использованы, их тоже сыпать? - подал голос оператор с сопровождающего группу А-6Е самолета РЭБ (радиоэлектронной борьбы). Командир вспомнил, сколько стоит каждая их этих противорадиолокационных ракет, и добродушно ответил: - Как хочешь, но вернемся - сам сходишь в судовую лавку и купишь новые. Если, конечно, их тебе там продадут. Оператор засмеялся, да и у всех летчиков группы, слышавших этот диалог, поднялось настроение - они без потерь возвращались на авианосец, оставляя за собой дымящийся город, на свое несчастье ставший опорным пунктом врагов союзников их страны. Болгария. Аэродром Любимец Четыре мощных армейских вездехода "хаммер", трясясь и подпрыгивая, ехали по ночной дороге. Несмотря на яркие южные звезды и включенный дальний свет передней машины, их водители все же не успевали объезжать все рытвины и колдобины, встречавшиеся на пути. Конечно, "хаммерам" такое нипочем, им положено работать в условиях и похуже, но вот пассажирам их доставалось в полной мере. "Дерьмо! - выругался про себя лейтенант Крофорд, командир взвода специального назначения шестой легкой пехотной дивизии США. - Что Россия эта, что их союзница Болгария - дорог нет, одни направления! Впрочем, машинка у нас тоже не "олдсмобиль", подвески как будто нету - а ведь некоторые выкладывают за "хаммер" кучу денег, чтобы пофорсить перед такими же пижонами на обмыленных мерседесовских джипах. А честный офицер должен позориться на корейской машине, про которую все знают, что хороший мотоцикл стоит дороже. Но ничего, если мы возьмем эту авиабазу чисто, премиальных хватит и на что-нибудь получше". - Сэр! - прерван его мысли голос водителя, разглядевшего указатель. - До Любимца два километра! Лейтенант кивнул и включил переговорное устройство в режим "селектор". - Внимание, взвод! - Крофорд знал, что сейчас его голос слышится в шлемах всех парней, и старался говорить внушительно и разборчиво. - Повторяю задачу. Секция "Альфа" блокирует взлетно-посадочную полосу, пресекает попытки взлета любых самолетов, по возможности не нанося им ущерба. Секции "Браво" и "Чарли" убирают охрану базы, после чего сами становятся в прикрытие. "Дельта" со мной захватывает ангары. Персонал стараться не трогать, но если что - не церемониться. Вопросы есть? Вопросов не было: этот инструктаж был скорее проформой, нежели необходимостью. План захвата авиабазы в маленьком городке Любимец был изучен ими еще на борту десантного вертолетоносца, до высадки в Болгарии американских войск, и даже до того, как новый президент Болгарии обратился к США за помощью в установлении конституционного порядка. "Наверно, все было предрешено заранее - и ультиматум правительству Болгарии, и его паническая отставка во главе с "демократом" Кенчевым, размышлял Крофорд. - И то, что нас бросят не к границе Трансбалкании, а на эти русские самолеты, от которых вдруг отказались индусы. Правильно сказал капитан: если мы хотим иметь в небе над собою только хороших парней, с плохими надо разобраться еще на земле... А это что?" Вдали и левее небо озарилось вспышками. Крофорд встал, откинул люк и попытался вытянуться как можно выше, хотя вездеход и мотало из стороны в сторону. Ничего не разглядев, он переключил рацию на связь со штабом. - Большой Эко, большой Эко, младшему Эко ответь! - Слушает большой! - Квадрат ноль-семь дробь... м-м-м... шесть-три, что там творится? - Там творится долбаная задница, младший. Еще одна туземная часть вышла из-под контроля, и теперь нам приходится загонять ее в грунт. Но ты не беспокойся, твой район чистый. О'кей? - О'кей, - лейтенант отключился и снова глянул в люк. За гребнем следующего холма уже явственно виднелось зарево аэродромных огней. Перестрелка осталась в стороне, но не стихала. "С такими делами через неделю будем вести здесь настоящую войну, -с неудовольствием подумал лейтенант. - И хотя Варшавский договор приказал долго жить Бог знает как давно, терпение русских тоже не беспредельно, и они могут начать здесь свою игру. Однако хватит об этом - база рядом!" Два "хаммера" съехали с дороги и, давя колесами молодой виноградник, направились один налево, а другой направо. Скорее всего, по случаю того беспорядка, который воцарился в стране, охрана аэродрома разбежалась по домам, но возможности сопротивления исключать было нельзя. Дорога наконец обогнула холм, и перед взглядом Крофорда открылась панорама авиабазы Любимец: расходящиеся буквой V взлетная полоса и рулежная дорожка, шеренга полукруглых ангаров-укрытий вдоль нее, башня диспетчерского пункта и несколько служебных корпусов. На рулежке стояли два истребителя - при подготовке задания лейтенанту показывали фотографии машин, которые предстояло задержать, и эти самолеты на них были очень похожи. Фонарь кабины одного из них медленно опускался, и сквозь низкий звук двигателя вездехода прорывался тонкий визг раскручиваемой турбины. - "Альфа", видишь? - Да, сэр, вижу Никуда не денется! - самоуверенно ответил сержант, командующий секцией "Альфа", и ее вездеход лихим маневром обошел "хаммер" Крофорда, а тот в свою очередь толкнул в плечо водителя: - Двигай к самому первому ангару! Перед машиной "Альфы" из темноты возникли ворота, неаккуратно сваренные из железных решеток. В центре каждой из половинок решетки была приклепана вырезанная из кровельного железа пятиконечная звезда, и сержант направил нос вездехода прямо в нее. "Хаммер" отшвырнул ворота в сторону, словно декорацию, и с жестяным дребезгом створка кувыркнулась к обочине.
Сидящий на заднем кресле двухместной кабины старший авиатехник Стоян Илков еще раз глянул на приборы: заправка шестьдесят процентов максимума, до России в обрез, но хватит, а в крайнем случае можно сесть где-нибудь на Украине, только бы успеть взлететь, прежде чем американцы доберутся до Любимца. Надо было, конечно, послать ко всем чертям этих русских, которые не назвали своих имен и старались поменьше показывать лица... "А как их пошлешь, когда они, не в пример нам с Георгием, просто рвутся в бой! Вот и пришлось до ночи готовить их машины к вылету, откладывая свой на позднюю ночь, да еще с неполной заправкой. Да где же наконец Георгий, бежит он или нет?!" Техник поднял глаза, увидел, как к полосе по склону холма, подпрыгивая на неровностях, несется камуфлированный джип-переросток, и понял, что летчик до самолета добежать не успеет и что вообще вся их затея убраться на учебной спарке подальше от агонии "четвертого Болгарского царства" провалилась. "Что теперь? Глушить движок и сдаваться на милость американцев? А те передадут меня специчарам Ихванова, и придется годик-другой жрать консервированные бобы за колючей проволокой, если только они сразу же не сделают из меня перченую отбивную? Нет, просто так у вас со мной не получится!" - и Стоян решительно двинул сектор газа. Замысел сержанта из секции "Альфа" был прост - поставить "хаммер" там, где рулежка вливается во взлетную полосу, и таким образом закрыть дорогу любым попыткам взлета. Вездеход резво вскарабкался на земляной вал, перевалился вниз и устремился к выбранному месту, а навстречу ему, слепя фарами и все ускоряясь, катился самолет. - Он что, спятил? - воскликнул сидящий рядом солдат. - Надеюсь, нет! - ответил сержант и резко развернул машину поперек дорожки, рассчитывая дать человеку в самолете понять, что тут ему не пройти. Но почти неразличимый за светом своих огней самолет стремительно надвигался, более того, в визг турбин вплелся новый звук - дробная очередь из встроенной 30-миллиметровой пушки распорола ночь, и ярко-красная вереница трассирующих снарядов унеслась вдаль, взорвавшись на склоне холма. - О, черт! Все вон! - крикнул сержант. Солдаты бросились из машины, но было поздно: многотонная махина самолета ударилась о корпус вездехода. Переднюю стойку снесло ударом, и нос самолета всей тяжестью опустился на вездеход. Тяги двигателей хватило на то, чтобы со снопами искр проволочь "хаммер" вперед по бетону, а продолжающие выпрыгивать из него солдаты разбегались, чтобы не попасть под колеса. От удара корпус вездехода перекосило, дверь со стороны сержанта заклинило, и он в панике несколько раз ударил в нее ногой, но в скрежете металла по бетону этих ударов не услышал даже сам. Тогда он, извиваясь, перекатился к другой двери, висящей на одной петле, и с силой оттолкнулся ногами. Дверь отлетела, сержант вывалился на бетон и, подняв глаза, увидел надвигающийся черный проем воздухозаборника, скребущий нижней кромкой по бетону и гигантским пылесосом затягивающий в себя все вокруг...
Двигатель АЛ-31Ф способен без вреда для себя выдержать попадание в вентилятор некрупной птицы, но на такое инородное тело, как американский сержант, его лопатки рассчитаны не были. Стоян Илков ощутил, как содрогнулся самолет, потом раздались свистящие удары. "Бедная турбина, - почему-то подумал он. - Всего полгода, как меняли;.." Однако на подобные воспоминания времени уже не было. Разлетающиеся в стороны лопатки вентилятора прошивали топливные баки, электрокабели, и в любую секунду керосин мог вспыхнуть. Технику никогда не приходилось управлять самолетом, но панель управления он знал хорошо и "ту самую ручку" дернул безошибочно. Мгновенно натянувшиеся ремни тут же сорвали его руки с панели управления, а ноги - с педалей. Стоян ощутил, словно невидимый великан дал ему могучего пинка такого могучего, что кресло вместе с ним прошибло фонарь и вознеслось ввысь, и там, в вышине, вспыхнул целый фейерверк маленьких взрывов. Один пиропатрон оборвал крепления ремней, другой отбросил в сторону кресло, третий пронесся маленькой ракетой, вытащив из мягкого контейнера парашют... А там внизу, откуда только что выстрелила катапульта Стояна, вспухал новый взрыв - жаркое желтое пламя взметнулось ввысь и в стороны, а когда оно опало, на бетоне среди почерневших останков самолета и вездехода корчились и катались два горящих силуэта.
Лейтенанта Крофорда взрыв застиг, когда он, выпрыгнув из вездехода, бежал вместе со своей секцией к воротам ангара. Прижавшись к стене, он несколько секунд смотрел на пламя, почти беззвучно шепча "О, черт!", а потом резко повернулся и заорал на солдат: - Вперед, вперед! - хотя в крике никакой надобности не было - переговорка работала по-прежнему нормально. Пластитовый заряд оставил на месте замка на воротах безобразную рваную дыру, и двое рядовых, взявшись за заботливо приваренные рукоятки, с натугой откатили ворота в сторону. Лейтенант бросился внутрь, зажигая на ходу фонарь, и его луч высветил скопление лесенок и стремянок в углу, несколько подвесных баков на стойке у стены, большой плакат над ними, с которого улыбалась полуголая мисс мира прошлого года Анна Ликова... И пустое место, на котором, по данным разведки, должен был стоять боевой самолет "плохих парней". - Дерьмо! Дерьмо!! Дерьмо!!! - выругался лейтенант, и, не в силах сдержаться, выпустил из автомата очередь в пупок белокурой мисс мира. Клочья бумаги полетели в стороны, и талия красавицы на плакате превратилась в лохмотья. Но глаза ее улыбались все так же ласково и чуть насмешливо. Массив Шар-Планина. База в скалах Утро постепенно сменяло ночь. На востоке небо над горами уже превращалось из черного в серое, из серого в голубое, а из голубого в красно-желтое, подсвеченное готовящимся вот-вот подняться солнцем. Словно убегая от рассвета, четыре из шестнадцати "индийских" СУ-37, целиком в зелено-коричневом летнем камуфляже, но без опознавательных знаков и бортовых номеров, второй час летели на запад по сложному маршруту, проложенному среди гор Болгарии и Сербии. Неизвестные специалисты, приложившие руку к созданию программы, загруженной накануне в память бортовых навигационных комплексов, постарались на славу: почти ни разу на протяжении полета ни одна из машин не поднималась выше шестидесяти метров, точно следуя рельефу местности. Если б еще эта местность была поровнее... Молодой летчик, лишившийся на время согласно контракту имени и звания и имевший теперь только позывной "Казак", снова сглотнул подкативший к горлу комок - автомат отследил еще один извилистый коридор между двумя горами, оканчивающийся невысоким перевалом. Самолет привычно завалился на крыло и опустил нос, обтекая очередной изгиб рельефа. Казак невольно простонал про себя: "О Господи, долго еще?" - и глянул на часы. По графику перелета автоматический режим должен был продолжаться еще десять минут, после чего надо было брать управление в свои руки. Еще целых десять минут сидеть и ощущать себя участником какого-то аттракциона в парке культуры! Те же самые крутые маневры он перенес бы куда легче, управляй он самолетом сам, но справедливости ради стоило признать, что человек неспособен на такой полет - не та реакция. Казак дотронулся до боковой панели и набрал код. Экран подернулся рябью, а когда рябь погасла, вместо схемы полета на нем высветилась икона Богоматери Одигитрии. Сам образок, который носил на груди еще дед летчика, пришлось оставить дома, но уже со времен училища у Казака была среди вещей неприметная коробочка. Друг отца, свихнувшийся на компьютерах еще в те времена, когда их называли ЭВМ, сделал цифровую копию образа и написал маленькую программу, которую можно было загрузить практически в любую систему вывода графической информации. Кроме того, то ли случайно, то ли из любви к искусству этот человек сделал так, что нимб вокруг головы Богоматери время от времени переливался неяркими искорками, и это придавало образу особую красоту и внушительность. Казак и сам не заметил, как его губы беззвучно прошептали краткую молитву, и лишь выработанная многими часами полетов привычка всегда быть готовым взять управление на себя не позволила ему сложить руки в смиренном жесте. Четверка самолетов продолжала свой бреющий полет, то подставляя хвост под первые утренние лучи, то ныряя в густую тень долин, и жители редких деревень и поселков, над которыми они пролетали, выскакивали на улицу, пытаясь понять, откуда накатил этот грохот, куда он через несколько секунд исчез, а главное - какими новыми бедами это грозит. Ближе к горным ущельям люди тоже выбегали на звук летящих самолетов, но уже не просто так, а готовые к встрече, и некоторые успевали выпустить вслед удаляющимся в небе силуэтам очередь из "Калашникова": в этих местах любой самолет воспринимался как вестник беды и смерти. Из всех типов летательных аппаратов такого приема избежал бы здесь разве что тарахтящий биплан АН-2 с опознавательными знаками старой Югославии, но эти четыре самолета на старый добрый "кукурузник" вовсе не походили.
- Внимание! - Казак услышал в наушниках голос командира группы, позывной которого "Корсар" идеально подходил к его черной повязке через лицо, и нажатием кнопки вернул индикатор в прежнее состояние. - Заход в директорном режиме, автомат не включать. Интервал пятнадцать секунд. Порядок посадки: Дед, Казак, Хомяк, я. Все. "Дед понял... - Хомяк... - Казак..." - раздались в эфире краткие ответы, и группа снова замолчала. Казак знал, что несколько передатчиков дальше в горах, совсем не там, где расположен аэродром, через несколько минут сымитируют сначала переговоры при уходе на второй круг из-за плохой видимости и потом, по очереди выходя в эфир, уведут пеленги вражеской службы радиоперехвата далеко в сторону. А в конце ложного следа раздастся его собственный голос: "Ребята, тяни вверх! Пры..." - и на склоне горы в тот же миг раздадутся четыре мощных взрыва. "Очевидцы" из местных будут потом рассказывать, как один летчик пытался катапультироваться перед самой катастрофой, но разбился о скалу, а через несколько дней на базаре появятся ветровки, сшитые из парашюта героя. Казаку не очень-то верилось, что эта немудреная затея надолго введет в заблуждение разведки мусульман, и - главное - американцев, но какое-то время на проверку у них уйдет. "И то хлеб", - подумал он, внимательно следя за уменьшающимся зеленым сектором одного из индикаторов на экране. Узкая зеленая полоска замигала: пора! Казак плотнее сжал пальцы на ручке управления и плавно потянул ее на себя. Самолет послушно направил нос в небо, и через мгновение летчик увидел перед собой панораму уходящего вдаль Балканского хребта, весело подсвеченные солнцем вершины гор, отбрасывающих длинные причудливы" тени. Теперь он заметил впереди истребитель пилота, представленного товарищам как Дед. Тот легко качнул крылом и скользнул правее, такой же маневр предстояло проделать и остальным машинам, следуя появившемуся на лобовом стекле указателю курса. "Так... Разворот... Скорость... Закрылки... На снижение... Шасси... Но куда нас ведут? Где полоса?!" Ничего похожего на привычную картину приближающегося аэродрома впереди не было: такая же, как и везде, гора с небольшой кучкой домиков на склоне, речушка в долине, извивающаяся дорога... "А может, это все подстроено?! - мелькнула вдруг мысль. - Вогнать всю группу в землю, и не по сценарию вовсе, а в натуре?!" Казак почувствовал, как лоб под шлемом покрылся потом. Ну, он-то еще успеет уйти вверх, а Дед, похоже, нет... Но куда он собрался садиться?! И вдруг, будто по мановению волшебной палочки, он увидел куда. Бетон взлетно-посадочной полосы, проложенной вдоль пологого склона горы, был раскрашен под цвета окружающей местности, и даже ручей, уходящий под полосой в трубу, был не только нарисован поперек нее, но выложен чем-то блестящим, и рисунок сверкал в лучах утреннего солнца совсем как настоящая вода. На середине полосы только что стояли два сарая, но сейчас Казак увидел, как, открывая дорогу садящимся самолетам, они быстро разъехались в разные стороны, словно были легкими надувными игрушками, да так оно, наверно, и было на самом деле. Колеса шедшего впереди СУ-37 коснулись бетона, оставив легкое облачко резиновой гари, и сразу за его хвостом заметался тормозной парашют. На случай если Дед не успеет уйти с дороги, Казак припомнил теоретические занятия по полетам с авианосца: непосредственно перед касанием перевести двигатель на полный газ, и либо продолжать посадку, либо уйти на второй круг. Похоже, здесь эта методика пригодится! Вот граница аэродрома уже близко, пора! Как там Дед, успевает? Вроде да... Первый самолет уже докатился до конца полосы, где мельтешили фигурки людей, когда Казак почувствовал знакомый удар и перевел двигатели на реверс, одновременно услышав хлопок парашюта. Теперь взлететь в любом случае не успеешь, будь что будет! Молодой пилот посильнее нажал на педали колесных тормозов. Его истребитель приближался к встречающим, и Казак с облегчением увидел, что самолет Деда уже свернул в сторону и двигается куда-то к склону, вслед за идущим с раскинутыми руками человеком. Перед носом его собственной машины тоже возник молодой смуглый парень с красным и синим флажками, он резво бежал примерно в туже сторону, подбадривая летчика взмахами то одного, то другого. Первые секунды Казак не понимал что к чему и по привычке пытался развернуть самолет точно по знакам этого парня, но каждая новая команда противоречила предыдущей, парень явно не имел никакого представления об аэродромных сигналах и махал флажками исключительно по наитию, не задумываясь о том, как его жесты будут истолкованы. "Тебе бы, чувак, в гаишники идти, палкой полосатой махать, а не серьезным делом заниматься!" - без особой, впрочем, злости подумал про себя Казак, включая механизм подъема фонаря. Все обстояло не так уж плохо: и Дед, и он, и севший следом Хомяк успели сойти с полосы в сторону, а заходивший на посадку последним самолет командира группы медленно подкатывал к вешке, обозначающей конец бетонки. "Вроде все нормально, тьфу-тьфу, не сглазить. По дереву бы постучать..." и, наверное, именно отсутствие дерева под рукой Казака сыграло свою недобрую роль. Раздался громкий хлопок, слышный даже сквозь остекление, и последний самолет группы нелепо развернуло поперек полосы, а неумелому парню с флажками досталось по шее ошметком горячей резины. Из стоящего рядом СУ, "сухого", послышался язвительный голос немолодого летчика с позывным "Хомяк": - Пневматик от нагрева разнесло, поздно наш командир парашют выпустил, и тормоза передержал. Чему только в частях учат?! Казак в ответ промолчал, заметив про себя, что хотя званий тут и нет, но Хомяк определенно имеет в России не самые маленькие должность и чин. Тем временем к замершему самолету подъехал "уазик", и несколько человек принялись подводить под поврежденную стойку четырехколесную тележку, с которой спешно были сброшены несколько баллонов со сжатым воздухом. Пришедший в себя "дирижер" снова замахал флажками, и Казак чуть-чуть добавил оборотов турбине, трогая самолет с места в сторону неторопливо отодвигающихся ворот, до сих пор казавшихся частью горы. За ними открывалась пещера, вырубленная в скале, тускло - по сравнению с поднимающимся солнцем - освещенная электрическими лампочками. Пещера казалась глубокой, хотя и узковатой для такой машины, как СУ-37. "Впрочем, если быть аккуратным, то поместимся..." Казаку пришлось раз десять крутануть головой туда-сюда, пока он не убедился, что между крыльями самолета и стенками укрытия есть зазор. "Вот ведь пенал! Сюда заезжать труднее, чем отцовскую "Волгу" в "ракушку" ставить! Надо же такое построить!"
Увидев, что истребитель полностью вошел в укрытие, смуглый парень бросил наконец флажки и принес от стены лесенку - не штатную "суховскую" стремянку, а простую деревянную, раздвижную. Неделю назад с нее, наверное, яблоки в саду собирали, и вот теперь мирная лестница призвана на военную службу Казак осторожно поставил одну ногу на дюраль аэродинамического наплыва, как следует схватился рукой за металлический каркас фонаря и утвердил вторую ногу на деревянной перекладине. Полдела было сделано. Переведя дух, Казак оттолкнулся от наплыва и встал на садовую стремянку второй ногой. Деревянная конструкция опасно покачнулась, но смуглый парень помог удержать ее в вертикальном положении. - Добры ден! - поприветствовал "дирижер" Казака, увидев, что тот удержал равновесие и уже спускался вниз. - Здравствуй, - не слишком приветливо ответил тот. - Лесенку другую найди, а? А то ведь грохнусь на фиг когда-нибудь! - Добры ден? - не понял парень. - Лестница! - Казак показал на деревянное сооружение и, решив использовать другой язык межнационального общения, коротко охарактеризовал: - Бэд. - Бэд? - парень был озадачен, но, сообразив, что беседа пошла по-английски, понимающе замотал головой: - О ес, бэд, бэд. Вонт ту слип, ес?6 Казак вернулся к славянскому изъяснению. - Плохая! - рявкнул он и демонстративно легко толкнул мизинцем в ближайшую перекладину. Как и следовало ожидать, лестница покачнулась и рухнула наземь, тут же сложившись, на что Казак с укором заметил: - Добры ден, да? - Добры ден... - смущенно согласился парень.
* * *
Свет в пещере медленно померк: створка ворот, неторопливо катясь по порыжелым рельсам, постепенно закрывала собой панораму долины. Сбоку на стене висела коробка с ведущими к ней проводами, и невысокий человек, державший рубильник, дожидался, пока створка не встанет на положенное место, а когда это произошло, энергично подошел к Казаку. - Здравствуйте. Я подпоручик Малошан, ваш переводчик, помощник и консультант. Все ваши вопросы и просьбы адресуйте, пожалуйста, мне. У каждого человека из вашего отряда будет такой помощник. Разумеется, вы точно так же можете обращаться и к ним, но, полагаю, удобнее будет все же общаться именно с прикрепленным офицером. Говорил Малошан гладко и практически без акцента. Лишь изредка, перед особо сложным оборотом, его речь немного запиналась, и только тогда чувствовалось, что русский язык для подпоручика не родной. - Здравствуйте, - ответил Казак, - и я хотел бы сразу задать первый вопрос. Почему не начато техническое обслуживание самолета? Не обижайтесь, это очень важно. - Не обижаюсь. У нас всего одна с половиной... то есть полторы бригады хорошо квалифицированных техников. Не беспокойтесь, очередь дойдет и до вашего аппарата. - Хорошо, тогда пусть плохо квалифицированные пока что снимут с подвесок и распакуют контейнеры с ЗИПами... - Простите, с чем? - Ну запчасти, инструменты всякие. Сокращение такое. - Понятно. К сожалению, этого не получится. Неквалифицированный персонал это добровольцы из окрестных сел. Прекрасные люди, патриоты, но в авиации смыслят мало. Казак припомнил лихие взмахи флажков и согласно кивнул. Малошан махнул рукой: - Пойдемте! Вслед за подпоручиком Казак двинулся в глубь укрытия. Свод пещеры поддерживали изогнутые решетчатые фермы, с которых свисали лампочки без абажуров. Под подошвами похрустывал песок, а откуда-то издалека доносился стук дизеля. У дальней стены стоял на тонких ногах двухстоечного шасси зачехленный самолет со снятыми крыльями, чем-то отдаленно похожий на тренировочно-пилотажный ЯК, только заметно побольше. "Ничего себе! - подумал Казак. - Неужто под учебу такие казематы городили? Вряд ли... И что это за аэроплан такой? Силуэт вроде знакомый!" Не удержавшись, он свернул к зачехленному самолету. Подпоручик заметил его порыв, но останавливать не стал и сам неторопливо пошел следом. На брезенте оказался толстый слой пыли, непонятно даже, откуда она взялась в этой пещере. Казак ухватил за свисающий конец чехла и осторожно потянул, боясь поднять в воздух тучу трухи. Но избежать этого не удалось, и он несколько раз громко, от души чихнул, а когда протер слезящиеся глаза, то сначала им не поверил. На хвосте самолета грубой, как топором рубленной, формы, красовалась черная свастика. Чехол соскользнул дальше вниз, и когда новые облака пыли осели, перед изумленным Казаком предстал фюзеляж "Фокке-Вульфа-190". Этот самолет явно бывал в боях - на борту виднелось несколько заплат на местах бывших пробоин, краска вокруг торчащих из обтекателя двигателя стволов пушек и пулеметов явно обгорела, и на металле лежал слой пороховой копоти. Обшивка самолета даже на первый взгляд казалась обветшалой, плексиглас кабины пожелтел и потрескался, но в общем "фокке-вульф" сохранился довольно прилично. - Этот аэродром построили немцы, - пояснил подошедший сзади Малошан. - Как скрытный узел противовоздушной обороны, и даже некоторое время так его и использовали - отсюда поднимались истребители на перехват бомбардировщиков из Италии, что бомбили румынские нефтепромыслы. Здесь же, в горах Шар-Планина, немцы отрабатывали высадку парашютного десанта на Дрвар и полосу продлили для трехмоторных транспортников. Казак кивнул, хотя не имел никакого понятия об упомянутом подпоручиком десанте. - Но большой роли эта база сыграть не успела, - продолжал тот. - При Тито здесь собирались скрывать авиацию Народной Армии в случае ядерного конфликта, кое-что подновили, и сейчас у нас есть возможность с грехом пополам принимать современные самолеты. Ну а этот экспонат военным не мешал, было даже интересно, что он тут стоит, местных же умельцев сюда пока что не пускали. Давайте накроем его обратно, товарищ Казак, пусть стоит и дальше! Казак молча кивнул, и они вместе вернули ветхий брезент на прежнее место, вновь подняв маленькую пыльную бурю.
* * *
Комната, в которой летчикам было предложено переодеться, тоже носила неизгладимый отпечаток своих первых хозяев - офицерская форма без знаков различия бывшей Югославии была повешена, как на плечики, на крылья украшавшего стену немецкого орла. Правда, кто-то позаботился выковырять из его когтей свастику, и теперь орел напоминал почему-то престарелого попугая на обруче. Впрочем, обращать на это особого внимания никто не стал: сказывалась и усталость от полета, и не прошедшее еще напряжение после трудной посадки. - Ну, маскировка так маскировка! - не выдержал наконец Казак. - Ты, Дед, шел так уверенно, будто знал про нее, а я все время думал, что нас подставили! Дед привычным жестом почесал подбородок через скрывавшую его бороду и хрипловато ответил: - Да это-то как раз было ясно. Как же без маскировки? Во Вьетнаме, например, мы делали так: ночью янки налетят, бомбы побросают куда попало, а мы шурикам сразу команду.. - Кому? - не понял Корсар. - Вьетнамцев у нас так называли, "шурики". Так вот, мы им сразу команду даем. Они из песка на бетоне круги выложат, по краям камешков мелких, а когда воды хватает, еще и лужу в середине нальют. Американцы днем "фантом"-разведчик пришлют, мы не поднимаемся, а он фотографии привозит дескать, все, конец полосе. Они второй налет уже и не делают - наоборот, прокладывают через нас маршрут штурмовой группы, тут-то мы их с шуриками и перехватываем. - А что, там не только наши воевали? - удивился Казак. - Я слышал, вьетнамцы вообще летать не умеют! - Мало ли кто что слышал. Нормальные ребята. Мы на МИГ-21 летали, а у них все больше "семнадцатые" были. И пришлось такое разделение труда устроить: "двадцать первые" американцев с высоты оттесняют, а у земли уж их встречают вьетнамцы. "Семнадцатый", конечно, уже тогда старьем был, медленней "фантома" раза в два, но зато верткий, и пушка у него встроенная, а не на подвесном контейнере. Янки ведь неповоротливы, на подвесках у них ракеты гирляндами, и баки. Бывало, его и бить не надо: сманеврирует неграмотно, скорость потеряет и валится в спираль. А выводить - высоты нету. - А вообще-то американцы - сильные летчики? - поинтересовался Хомяк, уже переодевшийся в мундир, едва сходящийся на животе. - Кого встретишь. Я, например, во Вьетнам попал как раз в тот момент, когда они чохом заменили свой состав, и вместо обычных пилотов посадили на свои самолеты специально подготовленных. Ну, те, конечно, были асы, какие сейчас - не знаю. Если я правильно понимаю, им еще здесь в воздухе никто не противодействовал? - Не совсем так, - заметил Корсар. - У Сербской Босны было несколько МИГ-23, против хорватов они держались вполне пристойно, и даже с американцами раза два-три повоевали. Короче, тогда сербские машины были сбиты все, а у штатников - вопрос. Сами они признали одну потерю, сербы говорят о пяти сбитых машинах - словом, как всегда. Поди проверь летчика сбил он или не сбил, особенно если сам сидишь в разбитом самолете. - Да уж, поди проверь! - неожиданно взорвался Дед. - А на слово поверить у нас никак нельзя! Когда по три захода на один и тот же самолет, уже горящий, идешь, так ура и да здравствует - как же, фотокинопулемет подтверждает три сбитых... Герой, мать его, и орден ему, и звание! А когда... - голос Деда осекся, и продолжил он уже совсем другим тоном: Извините, ребята. У кого что болит, ну и так далее. - Ничего-ничего, все нормально, - Корсар сказал это так, что было ясно: на самом деле тирада Деда ему нормальной отнюдь не показалась, но человек сам понял, что не прав, и добавить к этому было нечего. Без большой надобности он поправил повязку на глазу и предложил: - Ну что, пойдем к хозяевам? А то, небось, заждались уже, а?
* * *
От раздевалки на улицу вел очень скудно освещенный коридор - электричество здесь экономили всерьез, - и в конце его оказалась тяжелая железная дверь с винтовым запором. Казак вспомнил слова подпоручика о подготовке подземелья к ядерной войне и не стал удивляться. Яркий день за открывшейся дверью сразу же поглотил тусклый свет лампочек в коридоре. Летчики сделали несколько шагов по узкой тропинке, посыпанной гравием, и остановились, разглядывая окрестности, которые совсем недавно видели сверху. Но тогда им было не до восхищения пейзажем... - Красиво-то как, а?! - не сдержался Корсар. - Бывал я на Кавказе, бывал и в Карпатах, но тут что-то особенное... Может, деревья не те растут? - Деревья-то те, а вот небо вроде другое, посветлее, что ли? - предположил Дед, и Хомяк с интонациями замполита, проводящего плановую беседу, подхватил его мысль: - Небо тут и вправду другое. Не наше, черное какое-то... - но, заметив недоумение товарищей, запнулся и дальше продолжил своим обычным тоном: - А куда нам, собственно, сейчас идти? Где наши ангелы-хранители? Как бы в ответ на его вопрос на тропинке из-за поворота появился молодой мужчина, одетый в адидасовский спортивный костюм, но к его походке больше бы подошел парадный офицерский мундир. - Очень хорошо, - сказал он, приблизившись к ним. - Ходим со мной в... э... командирню. - Штаб? - то ли переспросил, то ли подсказал Хомяк. - Да, в штаб, - согласился "спортсмен" и, не оглядываясь, двинулся по тропинке, уверенный, что летчики идут следом. Тропинка вела вниз, мимо кустов, усыпанных незнакомыми красными ягодами, пересекала легким мостиком ручей и, наконец, после небольшой можжевеловой рощицы вывела на асфальтовую дорогу, идущую параллельно полосе, но ниже ее. Эта же дорога образовывала улицу небольшого села, и вдоль нее стояло десятка два нарядных домов с палисадниками и хозяйственными строениями. Около каждого дома было по одному, а то и по два гаража, на крышах трех-четырех красовались тарелки космической связи. - А что, неплохо живут люди? - заметил Дед, и Казак ревниво ответил: - У нас тоже не хуже. Только телефонов спутниковых нет, да и не нужны они нам вовсе, у нас год назад автоматическую междугородку сделали. - И сено у нас на джипах не возят! - Дед кивнул в сторону. Казак проследил за его взглядом и увидел картину, от которой какому-нибудь "новому русскому" средней руки, наверное, стало бы плохо. По пересекающей тропинку грунтовой дороге, басовито урча, взбирался вверх почти новый "опель-фронтера", таща прицеп с огромной копной сена. Из полуоткрытой задней двери джипа торчали несколько грабель и кос, и на каждом ухабе они громко звякали. Хомяк тоже глянул на это, и вспомнил, с какой болью в сердце грузил в свой "мерседес" мешки с картошкой. Зато потом - с каким неподдельным восхищением созерцали процесс разгрузки кавказцы на рынке! - Панорамный кадр. Картины мирной жизни, - откомментировал Корсар и добавил: - В общем-то, сюда бои еще долго не дойдут. Вот если нас выследят... - Не "если", а "когда", - поправил его Хомяк. - И я искренне надеюсь, что противовоздушная оборона у них тут на уровне, не то нам будет очень хреново. Это не вызвало возражений ни с чьей стороны, и оставшуюся дорогу до штаба - на вид ничем не примечательного дома - они шли молча. Изнутри "командирня" оказалась тоже не больно похожа на штаб серьезного боевого соединения: со второго этажа вроде бы обычного жилого коттеджа спустилась пожилая женщина и сварливо предупредила "войников", чтобы в ее доме не курили, а если курили, то окурки на пол не кидали. Несмотря на то что хозяйка говорила по-сербски, смысл ее речи был понятен - отчасти благодаря родству языков, а отчасти энергичным и недвусмысленным жестам, которыми эта речь сопровождалась. Еще через несколько минут в большую комнату, где сидели летчики, вошел все тот же "спортсмен", но одетый теперь не в "адидас", а в офицерскую форму цвета хаки с серебристыми звездочками на погонах, на груди его красовался ряд значков, а на рукаве была пришита эмблема, рисунок на которой был настолько сложен и многоцветен, что понять ее смысл не представлялось возможным. Следом за ним вошли подпоручик Малошан и еще два незнакомых офицера. Первым заговорил Малошан: - Товарищи! - начал он, и это стандартное обращение прозвучало у него вполне естественно, и даже сердечно. - Перед тем как вы отправитесь отдыхать, я хочу познакомить вас с теми, от кого будет здесь зависеть ваша жизнь. Малошан сделал плавный жест рукой, показывая на "спортсмена": - Комендант нашего объекта капитан Эмин Кадарник, он будет решать вопросы вашего обеспечения. Начальник вашей охраны майор Йован Тамашаивич... Начальником охраны оказался немолодой офицер, ниже всех остальных ростом и шире всех в плечах. Лицо майора пересекал узкий шрам, а на щеках была хорошо заметна суточная щетина, что могло означать одно из двух: либо Тамашаивич не следит за своей внешностью, либо у него на это не остается времени. Казак обратил внимание на белки глаз начальника охраны, испещренные красными прожилками, на мешки под глазами и решил, что дело все-таки в нехватке времени. Тамашаивич, в отличие от своих коллег, был одет не в новенькую защитную офицерскую форму, а в поношенный полевой камуфляж. - И наконец, офицер тактики капитан Ян Шелангер. Шелангер сделал шаг вперед и легко поклонился - из всех троих представленных он имел наиболее франтоватую и в то же время заурядную внешность. - Функции капитана - осуществлять связь с командованием и привязывать действия вашей группы к его планам. - Впрочем, командование очень надеется на вашу инициативу, - доверительно добавил от себя Шелангер и вновь легко поклонился. Хомяк шепнул Корсару: - Не иначе как штабист столичный. Малошан продолжал: - Все они владеют русским языком достаточно, чтобы понять вас и быть понятыми вами, ну а если возникнут затруднения, воспользуйтесь услугами своих переводчиков, начальником которых являюсь я, подпоручик Малошан. Не скрою, что я также исполняю некоторые обязанности по обеспечению контрразведывательной деятельности и вообще безопасности, независимо от службы охраны объекта. При этих словах Тамашаивич бросил короткий недружелюбный взгляд на Малошана, тот ответил ему тем же, но вслух тема развития не получила. - Если вас волнуют какие-то вопросы, то, пожалуйста, задавайте, - сказал в заключение Малошан, и офицеры, поняв, что церемония представления закончена, расселись на разномастных стульях напротив летчиков. Корсар, как старший группы, первым задал вопрос, который, несомненно, интересовал всех ее членов: - Когда планируется начать боевую работу? - Когда наладим подвоз боеприпасов, - ответил Шелангер и легонько кивнул в сторону коменданта. Тот нахмурился и торопливо пустился в объяснения: - Очень жаль, но сейчас у нас нет боекомплекта для ваших самолетов. Мне не сделали организацию. Сложности. Только есть бомбы, запас старого модели, времени войны. Советские есть, немецкие есть, но старые. Хомяк дал волю раздражению: - Это что же, теперь будем тут сидеть, ждать, когда сложности кончатся? Лично я прибыл сюда выполнять вполне определенную работу и подрядился выполнять ее качественно и интенсивно. А теперь получается, что я не могу выполнить эти условия только потому, что у кого-то сложности?! Кадарник слегка покраснел и ответил, с трудом подбирая русские слова: - Это не так простое дело, но я его буду сделать Как только будет выделен боеприпас, я буду его обеспечить доставить. И если у вас будет... недовольность... претензия, то давайте ее мне. За что я виноватей, я отвечу. - Дело не в претензиях, - нахмурился Корсар, - а в том, что каждый день промедления, среди всего прочего, увеличивает вероятность обнаружения места нашего базирования, и, соответственно, противник может начать активное противодействие. И время, отпущенное нам до этого момента, должно быть использовано с максимальной эффективностью. Кстати, о противнике. Насколько сильна ПВО нашего объекта? - У нас есть две машины "Шилка", одна машина "Стрела-10МЗ" и несколько переносных ракет "Стрела-2". - Маловысотные комплексы ближнего действия, - вслух прокомментировал Корсар. - И "Стрелы" вместо пугачей. А для боев на дальних подступах? Шелангер вдруг заговорил быстро и яростно, что совершенно не вязалось с его легкомысленно-щегольской внешностью. -Думаете, нам больше нечего защищать на дальних подступах?! Наши войска на многих участках фронта давно прикрыты с воздуха только теорией вероятности! Для обеспечения ПВО вашей группы мы и так практически оголили целый район, там остались только старинные зенитки, а вы еще и недовольны! Если вы не в курсе, эмбарго ООН на поставку в наши республики ракетной техники все еще действует, и радуйтесь, что вас хоть как-то прикрыли! Кстати, "Стрелы" даже в неумелых руках - грозное оружие, что подтвердила афганская война. Теперь уже и Хомяк разозлился: - В неумелых руках и хрен без толку! Пока "духов" не натаскали в Пакистане китайцы-инструкторы, проку от "Стрел" не было. И если ваши солдатики думают, что стоит кнопочку нажать, а умная железка дальше все сама сделает, их надо в этом вежливо разубедить. К тому же сколько лет назад была афганская война? С тех пор и тактика, и техника чуть поприличней стали, а системы начала восьмидесятых, наоборот, слегка устарели. - Он прав, Ян, - устало произнес Тамашаивич, специально говоря по-русски. - К нам попадает чаще всего откровенное старье, и за него еще надо платить спекулянтам втридорога. Санкции, эмбарго... Так что, товарищи летчики, советую вам воспринимать ситуацию... ну, скажем, как суровую реальность, данную в ощущениях. Хомяк, Дед и Корсар засмеялись, вызвав недоумение у Казака. Он никак не мог взять в толк, что забавного во фразе про реальность и ощущения, хотя сама формулировка показалась ему смутно знакомой. На этом, собственно, совещание и закончилось.
Показав летчикам их комнаты, Малошан откланялся и пообещал, что вечером для русских товарищей будет устроен праздничный ужин. Не прошло и получаса, как все летчики спали в своих комнатах, где вместо окон на стенах висело по несколько пейзажей в рамах, стилизованных под оконный переплет.
* * *
Несмотря на обещания коменданта, вопрос с боеприпасами не решился ни на другой день, ни в последующие дни. Хомяк, как-то само собой сделавшийся заместителем Корсара, ежедневно ходил в поселок ругаться с капитаном Кадарником, а может, и еще за чем-то - иногда толстяк возвращался с объемистым рюкзаком за плечами. По утрам летчики собирались в небольшой комнате, где стояли несколько столов, искусственная пальма в кадке, телевизор и большой трехкамерный холодильник. Кто-то окрестил это помещение "красным уголком", и название прижилось - там действительно проходили всякие неофициальные собрания, а потом Корсар, понявший, что летать придется еще не скоро, приспособил комнату под занятия, почему-то названные им "ориентировками". - Чего они там тянут! - возмутился на четвертый день Казак, и Хомяк, как раз вернувшийся после очередного разговора с комендантом, снизошел до того, чтобы пояснить: - Эти наши братишки-славяне - та еще шарашкина контора. Никак родимые пятна социализма не изживут. "Завтра, завтра, ну, может, послезавтра". Наш комендант неплохой парень, и то уже нервничает - откровенно клянет эту славянскую безалаберность. - А сам-то он кто? - Сам он венгр и славянином себя, уж конечно, не считает, за что и охранник наш, боевой майор, и бездельник Шелангер с гэбистом Малошаном глядят на него одинаково косо... Вчера Тамашаивич ему чуть в морду не дал! - Да, попали мы в дружную семейку, - заключил Корсар и добавил: - Конечно, гром не грянет - мужик не перекрестится. Но у них ведь и сейчас на фронтах хреново. Что же должно случиться, чтобы братишки зашевелились? - Вот уж не знаю, - буркнул Дед и отправился к себе. Корсар вслед ему крикнул: - После обеда - ориентировка! Дед грубо выругался себе под нос, но Корсар услышал и, пристально глянув на него своим единственным глазом, сдержанно проговорил: - Пока работать нельзя, будем заниматься теорией. Ты когда последний раз боевую ракету пускал? Да и в ситуации здешней освоиться тоже нелишне. От безделья, сам знаешь, люди дуреют. А одуревшие мне в группе не нужны. В ответ на это Дед только хлопнул дверью. Следом вышел и Казак. Ему тоже не по душе было заниматься теорией, но он понимал, что "бумажные" знания вполне могут пригодиться в жизни. С этой мыслью он уселся на кровать и, вытащив из тумбочки листок - скверную ксерокопию с перечислением чинов хорватской армии, принялся его изучать. "Рядовой - рядовой так и есть. Ефрейтор - десятник. Младший сержант - разводник... У них что, ефрейтора разводягами не ходят? Сержант - водник, старший сержант - наредник, старшина - стожерни наредник. Прапорщик - кастинский наместник.... Фу, ну и язык. Теперь пошли офицеры, с ними тоже мозги набекрень. Младший лейтенант - заставник, летюха - поручик, а старлей - надпоручик. Капитан - сотник, а есть еще и старший капитан, надсотник. Майор будет бойник. Злобное какое-то название. А дальше просто. Подполковник - допуковник (дополковник, стало быть), полкан - пуковник, комбриг - бойник попуковник.... И генералов разных еще целая прорва! Нет, эти мне, наверное, уже не пригодятся. Хорошо, что у сербов и босняков почти все как у нас, никаких тебе бойников-пуковников!" Массив Шар-Планина. Дым Призрена - С добрым утром... - произнес вслух Корсар, обращаясь сам к себе, и вслух же добавил: - А утро добрым не бывает. "По крайней мере после такого вечера", - дальше он думал уже про себя, почувствовав, что разговор с самим собой вслух вещь тягостная. Вставать не хотелось, но пришлось - хотя бы для того, чтобы напиться воды и избавиться от неприятного привкуса во рту. "Эко мы вчера... Что же отмечали-то, а? Ах да, неделю сидения в этой дыре! Майор Йован - все же правильный мужик. Понимает, как важно бывает расслабиться, и плевал на всех остальных начальников". Неспешно одеваясь, стараясь двигаться плавно и медленно, чтобы не растрясти головную боль, Корсар силился вспомнить вчерашний вечер. Сначала пара ребят Тамашаивича притащила в казематы ящик водки "Krasilnikoff", очередная немецкая подделка под русскую выпивку. Потом с двумя татровскими грузовиками из ближайшего городка - как там его, Призрен? - прибыл и сам майор. Да, из Призрена он привез средних лет лейтенанта, командира тамошних резервистов, с такой запоминающейся бородкой, человек сорок самих "партизан" и еще несколько молодых девчонок. Корсар усмехнулся - хороши они были, ничего не скажешь, но Тамашаивич огорошил, прямо растолковав русским, что это вовсе не шлюхи. Девушки оказались беженками из Сербской Босны. Их группу ребята из батальона Тамашаивича перевели через фронт пару месяцев назад. Потом, когда остатки батальона были как-то выведены из боя и переброшены на охрану аэродрома, майор, заехав по делу в Призрен, с удивлением увидел на местном базарчике знакомые лица - оказалось, что в большом лагере беженцев, раскинувшемся неподалеку, нашли пристанище и его "крестники". "Вроде бы никто из наших с этими красотками ничего такого. И ладно, все равно с ними веселее. Казак, так тот и вовсе сомлел... Как, бишь, звали ту русоволосую? Габриэла вроде. Имя-то как в мексиканском сериале. Похоже, она на Казака тоже запала, а уж о нем и говорить нечего. Даже подарил ей что-то. Ну да, серебряный крестик на цепочке..." Корсар вышел наконец в коридор и направился в "красный уголок". - Опередил, зараза! - воскликнул он, увидев около холодильника Деда, с блаженной улыбкой на лице тянущего из большой эмалированной кружки пиво. Опорожненная поллитровая банка "Хольстена" стояла на холодильнике, а рядом наготове ждала своей очереди вторая. - Дед, дай-ка и мне тоже! - почти взмолился Корсар. - Сто баксов! - с ухмылкой бросил Дед, но банку вытащил, добавив. - Сейчас тут все наши соберутся. Ну как, пират, сегодня занятия будут? Вместо ответа Корсар смачно хрустнул банкой, выдергивая колечко с треугольным кусочком жести. К середине дня все четыре летчика, более или менее очухавшись, вышли "на воздух". Обсуждать попойку никого не тянуло, и они просто сидели на камнях, подставив головы свежему ветерку. Тишину никому нарушать не хотелось, и, видимо, поэтому, когда откуда-то из-за гор стал доноситься низкий, очень тихий звук, его услышали все. - Однако летает кто-то! - благодушно заметил Дед. - И не один! Хомяк привстал и, вслушавшись, уверенно заявил: - Далеко и не к нам. У них там на другой вершине РЛС стоит, нашей конструкции, но китайской сборки. Дерьмо, конечно, но если б кто-то на нас шел, тревогу бы подняли. Еле слышный гул двигателей прервали звуки взрывов, тоже очень тихие, недостаточно ясно различимые. - Точно, не к нам, - довольно улыбнулся Хомяк. - Отбой, продолжаем курить. Тут все спокойно. Но через минуту на базе все переменилось. Внизу в деревне вокруг "командирни" началась суета, несколько техников бегом бросились туда же. Откуда ни возьмись на полосе появились бойцы охраны в серо-зеленом камуфляже и тоже быстрым шагом устремились по тропке вниз. Слышались выкрики команд, где-то заводили двигатели машин, люди с оружием и без пробегали то в одну, то в другую сторону.. На русских никто внимания не обращал, и никто им ничего не говорил, а сами они не лезли с расспросами чувствовалось, что сербам теперь не до них. Примерно через полчаса первый грузовик - из тех, что прибыли с Тамашаивичем, - сверх всяких ограничений набитый людьми, тронулся в сторону Призрена, вскоре за ним двинулся и второй. Туда же уехали техники на ЗИЛе и еще полно народу на откуда-то взявшихся машинах. А из-за горных гряд со стороны городка к небу поднялся ясно различимый в чистом воздухе столб - вернее, несколько столбов черного дыма. И вновь все затихло, но теперь эта тишина была какой-то нехорошей, враждебной.
* * *
Солнце уходило за рваный, как края обугленной раны, контур гор медленно, словно клонящаяся вниз голова тяжелораненого, тщетно борющегося со смертельной свинцовой дремотой. Над опустевшей базой нависла атмосфера какого-то тягостного ожидания. Налетевшая как смерч суматоха завертела людей, отодвинув на задний план четверых русских летчиков, и также неожиданно умчалась, оставив их размышлять о новом для них (если не считать Корсара) ощущении собственной ненужности и заброшенности. Теперь они могли только следить, как дым, тянувшийся в небо над перевалом сплошной стеной, постепенно поредел и таял в кровавом мареве заката. Кое-как пообедавшие всухомятку летчики бродили словно неприкаянные вдоль пыльной ленты дороги и изредка молча переглядывались. Разговаривать не хотелось. Первым не выдержал Хомяк. Он резко остановился на обочине, пробормотал что-то вроде: "Все, с меня хватит" - и решительно повернул назад. - Я к себе, - буркнул он через плечо. Остальные посмотрели ему вслед и отвернулись. Чуть дальше, у поворота, вырисовывались силуэты девчонок с РЛС - единственных военнослужащих, оставшихся на базе. Они, словно скульптурные фигурки, символизирующие скорбь, на фоне багровых гор тоже ждали - то ли известий, то ли еще чего. Вот сейчас как раз можно было подойти и познакомиться, заговорить или просто постоять вместе. Но только делать этого почему-то совсем не хотелось... Первой вернулась рота резервистов. Мощные "татры" остановились почти у самого села, и летчикам отчетливо было видно, как измученные солдаты вяло выбирались из кузовов. Пожилой лейтенант даже не пытался их построить, и те, смешавшись с девушками-радиолокаторщицами, так и побрели нестройной толпой в село, по квартирам, являя собой удручающую картину полной безысходности. Засмотревшись на нее, летчики не заметили, как подошел вновь вылезший из своей "норы" при звуке моторов Хомяк. - Дела-а, - задумчиво протянул он. - Я там на базе поймал одного парня, расспросил. По Призрену "тандерболты" отработали, дров наломали выше крыши. Казак при этих словах так стиснул челюсти, что на его широких скулах вздулись фасолины желваков. "Черт его знает, что у него сейчас в голове, - подумал Корсар. - Может, вспоминает слова, что шептал вчера, задыхаясь от избытка чувств и градусов, на ушко русоволосой Габриэле? Плохо дело. Парня явно зацепило. А тут еще Хомяк со своими комментариями". Не сдержавшись, он сочувственно тронул Казака за плечо. - Ты погоди переживать, летун. Еще ничего не известно, ничего. Ну! Не устраивай похорон раньше времени. Но тот в ответ вскинул на своего командира такие бешеные глаза, что Корсар запнулся на полуслове. - Оставь парня! - услышал он шепот Деда и почувствовал, что его тянут в сторону. - Послушай, командир, - продолжал негромко втолковывать Дед, - я тебя не учу, но пойми, он вчера, может, первую любовь встретил. Прикинь, европейская женщина. А где она теперь? "Тандерболты" не подарок, сам знаешь. Видал, какая дымовуха? Все могло случиться. Короче, пусть уж лучше готовится к худшему. "Да пропади оно все пропадом! - с раздражением подумал Корсар, мягко высвобождая поясной ремень из цепких пальцев Деда. - Нянька я им, что ли? Командир, видите ли, обязан заботиться о душевном здоровье своих подчиненных! А подчиненные-то какие? Двое старше его по возрасту, а Хомяк - так еще и по званию". - Да я что, - ответил он так же негромко. - Просто горяч больно наш казачок. Не надо бы ему так. Одному, в себе. - Не надо?! - едва не задохнулся вспыхнувший как порох Дед. - Не надо в себе, говоришь? А ты давай скомандуй "на взлет", чтобы не в себе! - И скомандую! - огрызнулся Корсар. - Хоть сейчас! - Да ты-то скомандуешь... - так же неожиданно сбавил тон старый летчик. Я не сомневаюсь. Только с чем мы на этот взлет пойдем? Ну, пушки есть. А что еще? Тыквы на внешнюю подвеску? - Чего же ты тогда от меня хочешь? - Ладно, проехали. Не сердись, командир, я был не прав. На "слабо" фраеров ловят, а ты не фраер. Дед дружески хлопнул Корсара по спине и медленно побрел по обочине, ковыряя носком ботинка вросшие в землю камни. Корсар пожал плечами. Это что же, Дед его проверял? Непрост мужик... Тем временем резервисты вновь попрыгали в машины и скрылись из виду, и четыре человека снова остались одни, затерянные между каменными громадами гор, на покинутой всеми базе, ощутив неявную, подсознательную тягу друг к другу. - Мужики, ну-ка, прислушайтесь, - сказал Хомяк, внезапно насторожившись. С северо-запада вроде... Все сначала замерли, а потом закрутили головами. - Да вроде нет ничего, - первым нарушил молчание Дед. - Кура в селе кудахчет, снеслась, наверное. - Тихо! - оборвал его Корсар. В воздухе ощущалась слабая, скорее угадываемая, чем слышимая вибрация. - Хомяк, твои соображения? - Соображения простые - это вертушки, - выдал Хомяк на одном дыхании. Мужики, я знаю, что это! Это штатники по нашу душу летят! Не иначе, засекли базу во время налета... А может, и налет-то организовали, чтобы сербам карты спутать! Охрану нашу, гляди, как корова языком - и до сих пор нет! А пока они там в городе завалы разбирают и трупы сортируют, нас тут "зеленые береты" всех, тепленькими... Что делать-то будем? Летчики опять обратились в слух. Теперь далекий рокот различили уже все, источник звука явно приближался. - Предложения? - прервал затянувшееся молчание Корсар. - Да какие могут быть предложения? - Хомяк не на шутку был взволнован. Там в домике у поворота есть джип, ну тот, местного мужичка. Зверь-машина Бак полный, я видел, как он с утра заливал. Берем манатки - и деру! - Чемоданы не забудь! - заботливо напомнил Дед - Тихо! - решительно вмешался Корсар. - Кончай базар, - он глянул на Деда, как бы уточняя, кого прежде всего это касается. - Вариант интересный, но если это и правда кто-нибудь по нашу душу, то на джипе нам не уйти - не успеем. Засекут и перехватят. Остаются либо горы, которых мы совсем не знаем, либо... Короче, звено, слушай сюда. Бегом - в жилой блок. Выход оттуда вроде один. Завалим в проход шкаф, койки, барахло, орла - все! Оружие есть, голыми руками они нас не возьмут. А там, глядишь, и сербы подоспеют. Ну - за мной!
Толстые подошвы летных ботинок дружно застучали по покрытию взлетно-посадочной полосы, и склоны гор, казалось, отзывались глухим эхом. Вдалеке слышались пулеметные очереди, стонущим воем пробился через пространство голос авиационных НУРСов, хлопнули взрывы. Где-то там шел бой! Это был факт, и факт неприятный, подстегивающий летчиков действовать быстро, не мешкая. Уж больно близко! Дед с Хомяком, кряхтя от напряжения, с силой, удвоенной опасностью, оторвали от пола в "гостиной" каменного орла и обрушили его в коридор. Удивительно, но знакомый с детства вражеский символ почему-то не вызывал у Корсара никаких отрицательных эмоций (ну стоит и стоит, очень даже декоративно). Теперь он завалился набок, но крылом уперся в стену и перегородил проход. Одобрительно хмыкнув, Корсар выгреб откуда-то из недр платяного шкафа свой компактный пистолет-пулемет системы "бизон" и залег в дверном проеме у левого косяка, взяв на мушку тускло освещенный пенал коридора. Дед с Хомяком продолжали таскать мимо него предметы мебели, а оживший при мысли о бое Казак картинно засел с другой стороны двери, скорее машинально, чем осознанно копируя эффектную, но неудобную в реальном бою позу многочисленных героев кинобоевиков - на одном колене и с совершенно прямым позвоночником. В руках у него празднично поблескивала вороненой сталью охотничья "беретта" 12-го калибра - краса и гордость итальянских оружейных заводов. Изящная гладкоствольная самозарядка была одним из приобретений Хомяка, явившихся результатом его многочисленных челночных рейсов в село за последние несколько дней, но он был занят и потому на удивление спокойно отнесся к столь вольному обращению со своим добром. Толстые пальцы с поразительным проворством снаряжали двенадцатизарядную обойму "Макарова" нарядными тупорылыми патрончиками. - Казак, - кивнул Корсар в сторону коридора, - сгоняй к выходу, глянь там. Отсюда плохо слышно и вообще ни хрена не видно. В случае чего - сразу назад. - Понял! Казак оглянулся. Из своей комнатушки показался снарядившийся к бою Дед. Кроме необычной "пушки" - трехствольного, разработанного когда-то для космонавтов пистолета ТП-82, прощального подарка Левы Шатурского, он захватил связку сигнальных ракет. - Возьму гадов на понт, - пояснил он. - А если вырубят освещение, подсветим коридор. - Точно, - отозвался Хомяк. - Еще в Афгане такие шутки шутили. Спецназ развлекался. Ракету по кяризу пустят... Я слышал, очень способствует. В этот момент в дверном проеме возник запыхавшийся Казак. - Все, абзац! - не слишком внятно заявил он, но Корсар понял. - Закончилось? Ты уверен? - Да, ни стрельбы, ни взрывов. Тихо. - Семь минут, - посмотрел на часы Дед. - Классно работают сволочи, быстро управились! - Ну, сколько-то мы точно продержимся, - зло вставил Казак. - Только, может, все же лучше в село податься? Там ведь солдаты. - Вот пусть они и воюют, - отрезал Хомяк, - их первыми прижмут. А мое дело - летать, а не играть в солдатиков! Корсар задумчиво смотрел поверх баррикады. - Продержимся, говоришь? Возможно. Если мы им живыми нужны... Хотя что теперь говорить? Все замолчали, но погрузиться в размышления не успели. Послышались отчетливые звуки выстрелов. Стреляли где-то совсем близко, не дальше села. Несколько одиночных и длинная, на весь рожок очередь. - Они уже здесь! - вскинулся побледневший Хомяк. - Не-ет, - в раздумье протянул Дед, - на бой это не тянет. Какие-то непонятные разборки. Казак тут же дернулся к двери. - Сейчас, мужики. Смотаюсь погляжу. Я мигом! - Не вибрируй, - остановил его Корсар. - Нас и так всего четверо, хочешь, чтобы трое стало? - А что же тогда делать? Просто сидеть и ждать у моря погоды? - Да, сидеть и ждать! И смотреть в оба! - подвел черту командир звена.
* * *
Два тяжелых, громоздко-пузатых на вид, но проворных в небе десантно-транспортных вертолета "суперстэллион" корпуса морской пехоты Соединенных Штатов Америки взлетели с палубы большого десантного корабля "Оушн" перед закатом. В воздухе к ним присоединились две стремительные, несмотря на полную боевую нагрузку, ударные "суперкобры", рассчитанные на огневую поддержку спасательной операции. А где-то в недосягаемой для металлических стрекоз вышине группу должна была вести еще и четверка истребителей-бомбардировщиков "харриер". Но "вертикалы", с их преимуществом в скорости, взлетят чуть позже. Они вступят в дело, если появится воздушный противник или если наземный окажется "кобрам" не по зубам. И все же главной действующей силой, стержнем всей операции были не "харриеры", не "кобры", а сидящие в транспортниках люди - морские пехотинцы специальной группы эвакуации авиационной техники и экипажей (TRAP) - так, во всяком случае, считал ее командир капитан Томас Д. Мэтью. А уж его мнение кое-что значило хотя бы потому, что своего первого пилота он "вытащил" еще во Вьетнаме. Эти двое со сбитого сегодня днем во время налета на Призрен "тандерболта" должны были стать для капитана Мэтью (широко известного в морской пехоте и ВВС под патриархальным прозвищем Дядя Том) соответственно пятьдесят первым и пятьдесят вторым в общем - и семнадцатым и восемнадцатым на этой войне. Дядя Том привычно продул встроенное в летный шлем переговорное устройство и поудобнее устроился в своем откидном сиденье сразу за креслами пилотов в головном "стэллионе", прислушиваясь к эфиру, наполненному голосами пилотов. Миссия была обычной, хорошо знакомой, и от нечего делать они подшучивали друг над другом и над "кобрами" сопровождения. - Я "Дак-1", - слышались позывные ведущего. - "Дак-2", прием! Ты что, парень, на "фольксвагене" летаешь? Не отставай, а то угодишь колесом в воздушную яму! - Я "Дак-2", - отозвался зубоскал-ведомый, - не кипятись, шеф! Меня тут оба "сворда" на каждом повороте подрезают! - Я "Сворд-1", - подал голос ведущий пары огневой поддержки. - Джерри, Барни, глядите у меня! Я ваши толстые задницы еще не так подрежу, если снова будете шарахаться от сербских пукалок! - А мы боимся, когда страшно! Сам лучше следи, чтобы у тебя "Сворд-2" опять в штаны не наделал! - Эй, "Дак-2", лучше помалкивай, а то мое дерьмо 20-миллиметрового калибра может случайно упасть тебе на макушку "Молодежь, - с высоты своего возраста подумал Дядя Том. - Скучно им без драки, вот и забивают эфир. Непорядок, конечно... Ладно, не брюзжи, старая кляча, - тотчас одернул он сам себя. - Парни дельные, службу знают, летать умеют. А молодость - что ж, это недостаток, который, к сожалению, быстро проходит". Он и сам был таким когда-то. Есть что вспомнить. Да, много всякого осталось в прошлом. И хотя тугие мышцы все еще мощно перекатываются под черной кожей, но курчавые волосы уже тронула седина и он уже не Том, а Дядя Том... И все еще капитан, как девять лет назад... Ну да на все воля Божья! А вот Джерри Грейс, первый пилот "суперстэллиона", за креслом которого он сейчас сидит, тоже капитан, хотя в Кувейте был еще желторотым вторым лейтенантом, "свежачком" прямо из училища. А сейчас только поглядите на него - уверенно развалился в кресле, едва пошевеливает рычаг управления затянутыми в перчатку пальцами и лениво пережевывает жевательную резинку. Блестят дымчато-зеркальные очки, шлем расписан белыми звездами - не по уставу, а по числу боевых операций... Твоих звезд, Дядя Том, хватило бы на десяток-другой таких шлемов. И все же не ты, а он получит не сегодня-завтра майора. Ты, капитан Мэтью, - черный, ты - "ниггер"! А эта чертова страна, которая вот уже четверть века гоняет тебя подставлять задницу под пули, которая платит, чтобы ты рисковал своей шкурой, спасая белых сосунков, и которая научила тебя гордиться этой дьявольски опасной работой, - эта страна создана не для таких, как ты. Америка - для белых. Так всегда было и так будет, несмотря на все цыплячье дерьмо, которое благородные джентльмены в конгрессе разводят насчет равенства и свободы. - Сэр! - капитан Грейс обернулся к командиру группы TRAP. До сих пор, вот уже год, он обращался к Дяде Тому как к равному ему по званию, с почтительным "сэр" в память о полезных уроках, преподанных ему этим патриархом корпуса морской пехоты США под завывание "Бури в пустыне". Сэр! Пересекаем линию фронта при Лиева-Риека! Идем над "землей слона". Зона наибольшей опасности - пограничный район Шокарника. У "слона" там зенитные батареи... Все это капитан Мэтью прекрасно знал. Доклад - просто знак уважения. Маршрут их полета на Призрен и возвращения обратно со спасенными летчиками был выверен до мельчайших деталей еще на корабле, в штабе 24-го экспедиционного отряда морской пехоты. Учли не только данные воздушной, космической, радио и прочих разведок, не только все особенности рельефа, но даже психологическое воздействие закатного часа, приводящего противника в тревожное и неустойчивое состояние духа. Вообще-то информировать командира десантно-спасательной группы о ходе полета, про который он и без того мог судить по личным часам, полагалось лишь для того, чтобы тот контролировал готовность своих подчиненных. Но контролировать, по сути, было нечего. Солдаты и сержанты группы TRAP отлично помнили об этом, к тому же уважали своего капитана и были готовы к любому развитию операции уже в момент погрузки в вертолет. И сейчас в идеально пригнанной амуниции, наиболее удобно и рационально разложив по накладным карманам бронежилетов и подсумкам боеприпасы и средства боевого обеспечения, они расселись вдоль бортов вертолета, пристегнутые привязными ремнями, с оружием на коленях или между колен. Автоматические винтовки М16А2 с подствольными гранатометами М203 или без таковых, пулеметы "Миними" М249, ручные гранатометы АТ-4. Все заряжено и готово к бою. Единственное послабление, которое морские пехотинцы могли позволить себе в ожидании его - это снять защитные шлемы. Чтобы бойцы не тяготились бездействием, капитан Мэтью предусмотрительно назначил на время полета несложную, но занимательную и требующую повышенного внимания операцию по нанесению на лица и руки маскировочного грима. И теперь, раскрыв индивидуальные наборы, морские пехотинцы сосредоточенно или с шуточками расписывали свои физиономии зелеными, черными и бурыми полосами. Расовые различия стирались. И вот уже не стало ни белых (каковых было большинство), ни черных (более трети), ни узкоглазых "чарли" или смуглых "латинос". В бою существовала лишь одна раса - пятнистая. И тех, кто принадлежал этой расе, этому пятнистому братству, кто был способен вдруг стать частью одного отлаженного боевого механизма, капитан Томас Мэтью готов был вести хоть на край света. Команда TRAP... Крылатые воины из огня и стали. Обычные американские ребята. Человек сорок, не считая экипажей. Дядя Том знает их имена, слабости, адреса и даже семьи. Кое-кто был с ним еще на Гренаде, многие в Панаме, большинство - в Заливе, и вот все они здесь, на Балканах.
* * *
Морские пехотинцы усердно занимались боевой косметикой. Второй пилот ведущего "стэллиона", уорент-офицер7 Мария Хуанита Мануэла Диас-Лопес обернулась к ним и игриво сверкнула из-под шлема черными, как два агата, озорными глазами. - Эй, парни, вы так азартно краситесь, что я тоже не могу удержаться. И пользуясь тем, что винтокрылой машиной сейчас управлял первый пилот, "чертова мексиканка" достала из нагрудного кармана своего оливкового комбинезона складное зеркальце с эмблемой корпуса морской пехоты США и лазоревыми цветочками на крышке и принялась подводить пухлые губки истинной дочери Юга перламутровой помадой. - Увэу! Увэ-э-э-эу-у! Браво! - завопили, заглушая шум двигателя, морские пехотинцы при виде этой картины. Завопили и дружно зааплодировали. Кто-то от избытка чувств даже грохнул об пол прикладом. А шустрый капрал Айзек Смит поймал стеклышком своего сверхпижонского "Ролекса" проникший в бортовой иллюминатор закатный солнечный лучик и принялся проецировать на переплет стекла пилотской кабины световые сигналы Морзе. - Очень мило! - улыбнулась ему, еще раз обернувшись, уорент-офицер. - Но на завтрашний вечер у меня уже есть приглашение. Впрочем... сегодня, после миссии, я свободна! - Ийеху-у! - издал ликующий вопль капрал, из-под шлема у которого выбивался озорной белобрысый чуб, и послал девушке-пилоту сочный воздушный поцелуй. - Как же это, Мэри? - капитан Грейс сделал вид, что обиделся. - Ведь сегодня ты обещала мне. - Не надо было ругать меня сегодня, когда заело тумблер аппарели. Марии Хуаните только что исполнился двадцать один год. Она была чертовски хороша собой и счастлива настолько, насколько это возможно в рамках устава морской пехоты. Облако мужского внимания окружало ее всегда. Равнодушных не находилось, как говорится, от капрала до адмирала. И, несмотря на "неженскость" избранной профессии, Мария Хуанита вовсе не пропиталась популярным американским феминизмом и умела получать от своего исключительного положения истинное удовольствие. Ей нравилось управлять вертолетом, нравилось поднимать его в воздух на вечерней заре с палубы родного дома - вертолетоносца и вытаскивать американских парней из-под самого носа у противника, а потом в корабельном баре благосклонно выслушивать их пылкие признания. Летать ей нравилось даже больше, чем мчаться по Майами на глазах у всего города, оседлав ревущий "сузуки-торнадо", и, наплевав на копов, лавировать в плотном как пудинг автомобильном потоке со скоростью под сотню миль, чтобы успеть в самый модный диско-бар прежде, чем там начнут брать по четвертному за вход. Ради опьяняющего сильнее любви и кокаина чувства полета стоило два года ходить по струнке в колледже ВВС и выслушивать идиотские придирки мужеподобной дуры, которая таки научила ее летать... Командир вертолета, он же первый пилот, посмотрел на экран индикатора, который показывал местонахождение машины, несущейся со скоростью почти двести миль в час. - Держитесь крепче, парни, - бросил он в переговорное устройство. - Сейчас встретим "слона". С этими словами пилот дал турбинам полную мощность и уложил вертолет в крутой вираж, сбивая наводку предполагаемым зенитчикам противника. Ведомый "стэллион", словно привязанный невидимой нитью, повторил маневр следом за ним. Бортовые средства электронного глушения работали на том и на другом на полную мощность. - "Моя малышка крутит-вертит", - вцепившись в сиденье, запел популярную среди морских пехотинцев легкомысленную песенку капрал Смит, откровенно при этом поглядывая на очаровательного второго пилота. Вертолеты на высоте всего в сто футов прошли над подернутым дымом черногорским городком Шокарник - важным прифронтовым пунктом противника. Однако сербские зенитчики, до предела измотанные продолжавшимися целый день дуэлями с истребителями-бомбардировщиками ВВС США, особой активности не проявляли. Из разрушенного квартала, похожего с высоты на россыпь детских кубиков в густой зелени, затявкала было пара автоматических счетверенок - по сути, модернизированных еще в бывшей Югославии вермахтовских "Эрликонов", но идущие позади и чуть выше "суперкобры" тут же ударили в их сторону несколькими 70-миллиметровыми НУРСами, и зенитки замолкли, хотя вряд ли были подавлены.