Изабелла Фетисова
Меня преследовал один непрекращающийся кошмар. Я мерзла, горела, умирала от нестерпимой боли, сходила с ума от непреходящего желания, выныривала на краткий миг из безудержного ужаса и снова погружалась в невыносимую боль, молотом раскалывающую мои мозги. Тело давно превратилось в желе, мысли просто отсутствовали, их заменили странные выворачивающие душу картинки.
Только сильные руки, удерживали меня на месте, когда тело выгибало судорожной болью. И голос, засевший в голове, настойчиво требовал вернуться какую-то Белочку.
— Этого недостаточно, — скрежетал, словно заевшая пластинка старческий голос, повергая меня в новую пучину кошмара. — Она умирает. Связей мало, и они рвутся.
— Что вы предлагаете? — спрашивал кто-то голосом клоуна из «Оно», издавая те же противные смешки.
«Терпеть не могу клоунов», — брезгливо кривилась внутри меня маленькая девочка и пряталась дальше от противного голоса.
А когда к нему добавился предлагающий поиграть Чаки со словами:
— Найти истинного, — я чуть не взвыла.
— Ей это не понравится, — добавил знакомый голос, не единожды выдергивающий меня из тьмы, и я потянулась к нему.
К голосам добавился запах гари и дыма, и я закашлялась, теряя сознание.
Позже пришло ощущение полета. Я куда-то летела на огромном неправильном птице-драконе с огненными перьями. И, кажется, визжала от восторга, рассказывая про американские горки.
Глаза резал свет, такой яркий, что разглядеть что-то было нереально. Перед глазами все кружилось, словно я как в детстве вертелась, играя в «кого, хочешь, выбирай».
Меня напугали неожиданно окружившие меня кривые зеркала. Я будто попала в комнату смеха. Никогда не могла понять, что в кривых зеркалах смешного? А потом я что-то в них увидела, какую-то тень и мне это не понравилось. И я била их, вспоминая очередной ужастик.
Кошмары закончились полетом — я парила в свободном падении, падая с огромной высоты. Вспомнив про парашют, дернула за кольцо, удивляясь тому, что основной не раскрылся, принялась за запасной, но и он тоже не сработал. Мне было не страшно, потому что ветер дул так сильно, что я стала серфить на воздушных потоках, а когда снизу поднялась огромная волна, и серф понес меня в сторону земли, захлебнулась от восторга. Уже вылетая на берег, чуть не врезалась в отвесную скалу, но была перехвачена зеленой лианой. Упала на траву и принялась счастливо хохотать, окруженная кучей пушистых комочков. Они ластились, мурлыкали, тыкались носами, как маленькие котята, а я ничего не могла поделать — только гладить и смеяться с умильных мордочек. В какой-то момент мысль о нашем скором расставании так опечалила меня, что я проснулась вся в слезах.
— Тише, тише, уже все прошло, — погладил меня кто-то по голове, а я вжалась в надежное мужское плечо и зарыдала еще громче.
— Они… их…, — сбивчиво пыталась я объяснить всю суть постигшего меня горя, но так ничего и не сказала.
Выпила, подсунутое горькое лекарство и заснула глубоким сном.
Проснулась резко. Просто села на кровати и огляделась. Ничего знакомого в окружающей меня обстановке не было. Подхватившись, бросилась к окну и на мгновение застыла от безоблачной голубизны неба и безмятежной зелени леса.
— Бель?
Повернулась на мужской голос. И замерла, разглядывая зеленоглазого красавца брюнета с ямочкой на подбородке и чувственными губами.
— Ты меня напугала, Белочка, — и такое непередаваемое облегчение было в его голосе, что я невольно вздрогнула.
— Ник?
— Узнала, значит? Может, и помнишь, где ты?
Покачала головой, в которой было сравнительно пусто.
— А что помнишь?
Недавние события встали перед глазами — врач в белом халате, «мы ничего не могли сделать», кладбище, черный катафалк, длинная заунывная речь священника, люди, что-то говорящие, обнимающие, сующие что-то дрожащие руки, ком земли брошенный на крышку гроба…
— Похороны.
— Да…. Дела, — тянет протяжно парень, который существует только в моей голове.
— А я это место не таким представляла, — призналась я, оглядывая помещение в поисках мягких стен и белых потолков.
— Какое место? — черные брови удивленно поползли вверх.
— Психушку. Нет, я читала, что частные располагаются в старых зданиях, но все равно.
— Что? — еще больше опешил парень, а брови уже почти доползли до кромки волос.
Занимательно, но у меня есть дела поинтересней:
— Покажешь, мне комнату с мягкими стенами? А с другими пациентами познакомишь? А электрошок у вас есть? А смирительные рубашки? А почему на окнах нет решетки? А вдруг я летать захочу? А к доктору проведешь или только после таблеток? Чур, мне синие, красные не хочу, — забалтывала я парня, осторожно приближаясь к двери.
Обойдя его, выглянула в коридор и полетела вниз по лестнице: «Ну, матушка, я тебе покажу, как меня в дурку отправлять!». Странно, пока я проносилась мимо, люди меня задержать не пытались и одеты все были как-то подозрительно, что еще больше сбивало с толку. Розыгрыш? Или это где-то снимается на камеру, чтобы в суде предъявить доказательства моей полной невменяемости и недееспособности?
Вылетела во двор огромного замка. Никаких машин. Ничего похожего на современную больницу. Огромная тень накрыла меня, а когда я подняла голову, увидела большущую птицу с четырьмя массивными кошачьими лапами. Съемки фильма? Если галлюцинации, то теперь они какие-то уж очень реальные.
— Осторожно! — крикнул кто-то, а потом меня перехватили и чуть не уронили, сбивая с ног.
Посмотрела на прекрасного принца с карими глазами и щетиной на щеках.
— Замуж не пойду, — почему-то сразу предупредила я, и уплыла в темноту, пообещав себе вынырнуть в реальности при более благополучных обстоятельствах.
***
Второе пробуждение было осознанным. Я мало того, что помнила все, я еще и откуда-то знала больше, чем положено.
Размышляя, окинула взглядом комнату, отмечая мысленно, что это не та, в которой я просыпалась ранее. Что-то неуловимое в отделке и мебели давало мне понять, что комната находится в семейном крыле. Я будто ощущала беспокойство и любовь, с которой тут подбиралась каждая вещь.
С мебели взгляд сместился на вытянувшего на кровати полностью одетого соседа. Поддавшись порыву, прикрыла глаза, мысленно всматриваясь в него. Чувство, что глаза для меня стали лишними, накрыло с головой. Вспомнила мальчика, которому когда-то в школе упросила папу купить слуховой аппарат. Я так радовалась за друга, а потом с неделю слушала жалобы на то, что звуков сильно много и они мешают ему. У меня же сейчас перед закрытыми глазами было бесконечное множество красок, цветов, нитей, сполохов, а стоило только открыть глаза, и я видела мир не таким ярким, замутненным.
Рассматривала брата (а я откуда-то точно знала, что он мой брат) закрытыми глазами и видела маленького прячущегося грязного мальчишку, укравшего кусок хлеба. От удивления распахнула глаза и поймала внимательный взгляд зеленых очей:
— Ты жил на улице?
Трей несколько минут задумчиво смотрел на меня, а потом словно решившись довериться, кивнул. А я в какой-то момент успела поймать желтое сияние его доверия, яркое и теплое как солнечные лучи.
— Это тайна, но да: я родился и жил на улице до того, как дед нас нашел.
— Хорошо, — кивнула своим мыслям, смиряясь с осознанием, что вижу прошлое. Интересно, все или особо яркие событие? — Часто воровал? — задала нетактичный вопрос, но тут же пошла на попятную, заметив темные вспышки перед внутренним взором. — Не отвечай, это не важно.
Принц грустно улыбнулся, а меня затопило черным цветом застарелой боли:
— Один раз. Попался, высекли.
Короткие резкие слова, доклад о прошлом, а за ними трагедия маленького мальчика. Сколько ему тогда было? Пять-шесть? Шрамы на спине до сих пор напоминают о тех событиях. Протянула руку и провела по плечу, там, где кончик плети, загнувшись, оставил след:
— Я могу их свести, — пробормотала, уверенная в своей силе.
— Не нужно, это позволяет мне не забывать, что не все рождаются в золотой колыбели.
— Что случилось с нашими родителями?
— Отец исчез за пару дней до нашего рождения, мама вырастила меня.
— А я? — спросила тревожно и немного обиженно.
— А ты? — он запустил ладонь, ероша густые волнистые волосы, и я замерла, отмечая, что у брата нет моей проблемы — он не ушастый. — Мама не помнит, что случилось с тобой. Когда она пришла в себя, рядом с ней был только я. Она помнила о тебе, но к твоим родам была так слаба, что потеряла сознание и думала.… Думала, что ты умерла.
— Она не искала меня?
— Не было возможности, — признался, сразу же оправдывая мать, Трей, — а когда появилась… Дед ищет до сих пор.
— Меня? — удивилась я.
— Отца. И других кровных родственников. О том, что будет двойня, мать и отец никому не говорили. Только лекарю и доверенным слугам.
Почему-то мысль, что кто-то узнает о том, что я существую, вызывала тревогу, поэтому я тут же поспешила уточнить:
— Кто-то знает?
— Нет. Все, кто знал, уже давно мертвы, — скривился принц, и я вдруг поймала волну раздражения.
Хлопнула глазами, пытаясь прочесть и понять больше, но мне это не удалось. Хотя.… Что тут размышлять, принц притащил девицу во дворец, кем она может быть, если не фавориткой?
— Хорошо, — качнула я головой, соглашаясь со своими мыслями и не обнаруживая в них ничего зазорного.
— Хорошо? — широко открыв глаза, тревожно спросил непонимающий Трей.
Рассмеялась, осознавая, что, если не знать мои мысли, и выглядит все не очень, будто это я сама приказала убрать всех посвященных в тайну.
— Хорошо, что никто не знает. Не хочу быть принцессой.
— Но как? Ты не можешь отказаться.
— Братик, ну тебя учили быть принцем всю сознательную жизнь. Ну, или почти всю, — поморщилась, вспоминая маленького беспризорника. — А мне день на новое платье и все ‑ ты принцесса. Я же вас опозорю. Ничего не зная, ничего не умея. Мне учиться нужно и не просто там географию и историю, а менталитет понять. В отношениях разобраться. Вон меня в первый день дважды замуж позвали, и это простую девчонку, а что дальше будет?
— Простую бы не позвали. Ты маг, Белочка. Сильный маг. И да, ты права — дед уже строит матримониальные планы.
— Вот, пусть не строит. Я не для того сбежала со свадьбы в своем мире, чтобы выйти замуж в этом. И если у вас, как и у нас, жениться по любви монархам не положено, то я отказываюсь быть принцессой, — поставила в известность брата о своих планах.
— Я же говорил деду, — кивнул, улыбаясь своим мыслям Трей. — Я пришлю тебе служанку и за завтраком все обсудим. И, Белочка, я рад, что ты моя сестра.
— Можно подумать, — фыркнула я. — Не боишься, что я выболтаю все твои секретики? Расскажу о твоей любви к тайным ночным похождениям?
Он рассмеялся легко и так знакомо, щёлкнул пальцем по моему носу:
— Но и я могу выболтать твои, малышка. Например, про парня, от которого ты сбегала в окно, — по мере того, как Трей вспоминал этот рассмешивший нас случай, брат мрачнел, а я расплывалась в улыбке. — Убью! — взревел вдруг он.
— Он в другом мире, Треюшка, — подразнила я брата. — К тому же я сама его неплохо проучила.
Но брат лишь поморщился. Надо же. Знать, что кто-то посмеялся над простой девушкой пусть и твоей подругой так, что ей пришлось драться и сбегать в одном белье в окно — это одно, можно и самому посмеяться, а знать, что это твоя сестра, совсем другое. А ведь ничего страшного не произошло, все как обычно — студенческая общага, пьяные студенты, девушка, на которую поспорили… Поморщила нос. Не самое приятное воспоминание, приятным его именно Трей сделал, а я тогда была на грани истерики.
Живот заурчал, и я обрадовано застонала — погружаться в пучину своего незакрытого гештальта породившего кучу комплексов не хотелось.
— Кормить меня будут? — спросила, с радостью меняя тему разговора.
— Я пришлю служанку, — подскочил с кровати Трей, у дверей повернулся и неожиданно признался, — знаешь, я однажды тоже чуть было на девчонку не поспорил, а потом вспомнил тебя и подрался со спорщиками.
Улыбнулась ему:
— Папа любил повторять: все, что ни делается, к лучшему, а все пережитое нужно нам, чтобы мы стали теми, кем нам предназначено стать, и мы обязаны научиться, быстро понимать, что жизнь хочет нам сказать своим уроком, а то будем снова и снова получать от нее на бобы, пока не дойдет.
— И ты поняла, к чему был тот случай?
— Конечно, — улыбнулась я. — Каждый тянет одеяло на себя и лишь немногие захотят укрыть тебя в холодную ночь. Их особенно нужно ценить. Я люблю тебя, братишка, и я рада, что могу сказать тебе это, а не «ты мой самый лучший друг, Ник».
— И я теперь не твой лучший друг? — скорчил обиженную физиономию принц.
Не удержавшись, встав на цыпочки, поцеловала в заросшую щетиной щеку.
— Лучший и будешь самым-самым лучшим, если покормишь-таки свою маленькую боевую подругу.
Рассмеялась, полностью поддерживаемая громко протестующим против голодовки желудком.
— Н-да, похоже, прекрасных принцесс нужно кормить, — поддержал мой смех Трей. — А то внутри у них просыпаются рычащие драконы.
— Не просто нужно, а жизненно необходимо, Ваше Высочество. Неужели вы еще не поняли, что лестными речами сыт не будешь, и оголодавшая принцесса может запросто пообедать принцем? — поиграла бровями и, вытолкав брата, закрыла дверью.
Шуточные пикировки — это хорошо, но все же голодно.