— Решилась.
Итар ушёл, мимоходом поцеловав жену.
Ммм… вкус блинов вернул меня к детским воспоминаниям. С ним были связаны практически все праздники. И предпраздничная суета, веселившая меня куда больше. Потом, правда, по мере взросления подготовка к праздникам стала скорее ещё одним видом работы, а не радостью. А ещё через пару лет я поняла, что матери моих друзей не просто так присматриваются к тому, что и как я делаю. И работу мою хвалят с немного отстранёнными лицами, словно прикидывая, какие навыки пригодятся, а какие нет. Постепенно меня начало мутить от одного их вида и слабое желание вести себя "как подобает девушке" окончательно капитулировало перед перспективой остаться свободной. Я куда чаще выбирала поход с отцом в лес, чем время, проведённое за вышиванием или вязанием. К чему это привело? Да меня просто сосватали, не позаботившись о том, чтобы хотя бы предупредить.
— Вкусно?
Я наконец очнулась, согнала с лица тоскливую гримасу и выдавила виноватую улыбку
— Да, очень.
Лона понимающе улыбнулась
— О доме вспоминаешь?
— Да. Как вы догадались?
— У тебя лицо открытое. Всё видно. — Рассмеялась женщина. — Только глаза грустные. Тебя что-то тревожит? Или — Она заговорщицки подмигнула — кто-то?
— Может быть. — Я позволила себе поддаться игривому непривычно беззаботному настроению.
— Тогда почему ты грустишь? Любовь — это огромная радость и огромная честь. Не всякий её встретит.
— Порой она приносит много боли.
— Ну и что? Дети тоже не сразу ходить учатся. Падают, шишки набивают, но снова встают…. Так и здесь.
— Наверное. Но всё намного сложнее.
— Сложнее? А ты попробуй расслабиться и пусть всё идёт, как идёт. Увидишь, что получится.
— Я привыкла контролировать ситуацию. И себя.
— Это-то и плохо. — Покачала головой Лона. — Слабость тоже порой приносит радость. Нужно только позволить себе быть слабой.
Я недоверчиво хмыкнула.
— Правда-правда. — Она улыбнулась и задорно тряхнула головой. — Вымоешься, приходи. Я из тебя такую красавицу сделаю…. Все мужики твои будут.
— Всех мне не надо. — "А эльфу я всё равно ни в жизнь не понравлюсь".
— Ну и Ему приятно будет. Авось и разглядит, с кем рядом шёл. — Догадливо отозвалась она.
Мда… неужели по мне действительно так легко всё понять? Случай запущенный.
— Ладно, мне пора к делам возвращаться. А ты отдыхай. Хочешь, в дом иди, поспи.
— Спасибо. Я лучше здесь подожду.
— Ну как хочешь. Принуждать не стану.
— Может, помочь чем? — проснулась совесть, удовлетворённо дремавшая долгое время.
— Не надо. Дел немного и мне приятно самой со всем управляться.
— Муррр… — я потянулась и устроилась удобнее, прижавшись спиной к тёплой стене и закрыв глаза.
Леший. Гадость водянистая, когда же ты уймёшься? Лют поставил себе очередной синяк, ворочаясь на каменном полу, ледяном даже сквозь плотную ткань плаща. Его терпение иссякало. Эта чаша — чем бы она ни была на самом деле — ему надоела. А значит, нужно пойти и разобраться, что там за ерунда.
Лют поправил перевязь с мечами, сунул флягу в карман, подумав, оставил плащ на земле. И, склонившись над чашей, плеснул себе в лицо водой. Мир стремительно закружился, вода хлынула вверх, затягивая его чёрным водоворотом. Оборотень сжал зубы и задержал дыхание, пережидая, пока верх и низ перестанут меняться местами. Должно же это когда-нибудь случиться? Он не закрывал глаза, рассчитывая оказаться готовым к любой опасности. Наконец всё замерло, вода сделала ещё пару кругов и выбросила Люта. Он не удержался на ногах и упал на гладкий и скользкий пол.
Дерево? Тёмно-красный резной паркет со сложным плетением линий и оттенков…. Лют огляделся — комната с высоким потолком, сквозь закрытые тяжёлыми золотыми шторами окна не пробивается ни единого луча солнца — комната освещена массивными настенными светильниками, дающими бледный золотистый свет. Огромные книжные шкафы подпирают потолок, около одного из них ютится длинная переносная лесенка. Камин, на его доске — простая стеклянная ваза с алыми розами. Круглый столик с парой кресел, ещё одно, оббитое золотой тканью, с высокой спинкой — у камина.
Лют довольно оскалился — в этом последнем кресле кто-то сидел. Он бесшумно заскользил к равнодушной седой макушке.
— Явился. — Мрачно отметил владелец макушки. — Ну, давай, иди сюда. Становись на колени, кланяйся…
— Чего? — опешил от такой наглости Лют. — С какой радости я должен становиться на колени?
— Ты можешь сопротивляться? — в свою очередь удивился старик, соизволив, наконец, выбраться из кресла. Невысокий, толстый с всклокоченной бородой и нервным подвижным лицом, на котором блестели острые меленькие глазки, в правой руке он сжимал посох со светящимся алым камнем на навершии.
— А не должен? — ехидно уточнил парень.
— Вообще-то не должен. — Старик почесал макушку и переспросил — Ты точно за новым именем пришёл? Может, случайно забрёл?
— За именем.
— А кто дорогу указал?
— Ба… Таина.
— Таина? Жаль.
— Почему это жаль?
— Прогнать не получится. — Грустно ответил старик.
— Её?
— Тебя, дурень! И хватит меня путать. На колени не встанешь, так давай, проси. Чтоб имя дал, покровителя назначил, судьбу опять же новую….
— Я ещё и просить должен?
— Конечно, должен. И вообще, первую жизнь похерил, думаешь, новую так просто получить?
— Не знаю. Я первый раз умер. — Лют вдруг понял, насколько абсурдно всё происходящее, и громко захихикал.