Тогда он сказал ей, что Шанкар Ким хотела бы взять ее к себе в падаваны; и Таллисибет Энвандунг-Эстерхази, которую друзья прозвали Лазутчиком, ушла с классическим, как она потом решила, «после-Йодовским ощущением»: сверхъестественно глупой и до одури счастливой.
Три месяца спустя Шанкар Ким погибла.
Если бы вся предыдущая жизнь не была борьбой, подумала Лазутчик, это бы ее сломало. Только сила воли держала ее на плаву, да еще жестокая, совсем не джедайская злость — на Торговую Федерацию, на судьбу, на саму себя. «Я возьму тебя с собой на следующее задание, — с улыбкой сказала мастер Ким. — Нужно только сгладить кое-какие шероховатости. В следующий раз ты полетишь, я обещаю». Теперь это казалось злой шуткой: Шанкар Ким отдала свою жизнь на далекой планете, и следующего раза уже никогда не будет.
Так Лазутчик стала сиротой — взрослеющая ученица, оставшаяся без учителя. Единственный способ стать джедаем — это чтобы тебя сделали падаваном, брали на задания, дали шанс доказать, что ты чего-то стоишь. А единственный способ этого добиться состоял в том, чтобы завоевать доверие другого джедая.
Лазутчик показывала лучшие результы по каждому предмету, сама на себе до онемения запястий отрабатывала захваты и каждый вечер засиживалась допоздна, пока звездные карты не начинали танцевать перед глазами. Она училась усердно, как никогда прежде, постигая астрографию, рукопашный бой, гиперпространственную математику, коммуникационную технику и фехтование на световых мечах. Она была хрупкого сложения, и ее девичье тело мучительно медленно наращивало мускулы, но Таллисибет работала до изнеможения, так, что пот ручьями бежал по ее спине, потому что… так было нужно: она не могла полагаться на маленький козырь, который был у всех остальных — на Силу.
Но все равно, каждый день ее ждала пытка в виде уроков обращения с Силой; Лазутчик занималась в группах с восьми- и девятилетними детьми, возвышаясь среди них, словно неуклюжая великанша; и каждый день, как ни старалась она не поддаваться отчаянию, ее походка становилась все более сутулой, как будто она уже трудилась на картофельном поле, уготованном ей судьбой.
— Эй, Лазутчик! Расслабься!
Окрик вернул ее к реальности. Зал единоборств. День турнира. Голос принадлежал Лине Миссе, добродушной чагрианской девочке примерно ее возраста.
— Ты так напряжена, что я слышу, как ты скрипишь при ходьбе.
Легко Лине говорить: она тоже в прошлом году потеряла учителя, но она была остроумной, ее все любили, а с Силой она обращалась ловко и искусно; мастера выстраивались в очередь за право взять ее в падаваны, когда закончится положенный срок траура. Лазутчик выдавила из себя улыбку.
— Спасибо, я постараюсь, — сказала она.
Лина доверительно наклонилась к ней, ее раздвоенный язычок мелькнул между голубыми губами, а мягкие нижние рога качнулись вперед.
— Лазутчик, не волнуйся. Ты очень хорошо умеешь драться. Просто расслабься и используй… — Она запнулась. — Просто доверяй своему умению.
Лазутчик вымученно улыбнулась:
— Ты потому такая добрая, что боишься попасть в мои тиски.
Лина ухмыльнулась в ответ:
— А то. У меня до сих пор болит плечо после того блока, которым ты меня порадовала на прошлой неделе. Ты ведь не сделаешь больно своей подруге, правда?
В турнире принимали участие тридцать два ученика. Допускались ученики возрастом от десяти лет; большинству участников было одиннадцать или двенадцать. Младшие дети были не вполне готовы к полноконтактному поединку с более старшими учениками, а те, кто стали падаванами, в основном были заняты выполнением своих обязанностей. Лина изначально не должна была участвовать, но нужен был кто-то для четного числа.
Ученикам предложили на выбор либо круговой турнир, либо формат «внезапной смерти», когда первое же поражение означало выбывание. Лазутчик была убежденной сторонницей системы «на вылет». В реальном мире, говорила она, враг не предоставит вам возможности победить его в трех поединках из пяти. Кроме того, приватно она считала, что такой формат выгоден ей самой с точки зрения ее сильных сторон. Как ни была она хороша в физическом аспекте единоборств, с Силой она обращалась хуже всех. Чтобы добиться успеха, ей нужно было перехитрить своих противников. Но хитрость, как правило, дает результат только один раз; чем меньше боев, тем больше у нее шансов на победу.
Мастер Железная Рука пригладила свое одеяние и направилась в центр зала, пробираясь мимо Болтающих и Разогревающихся, рассредоточенных по всему помещению. «Мы словно долгоносики в коробке с мукой», подумала Лазутчик. Там, где проходила мастер Чен, разговоры стихали. Выйдя в центр, она объявила, что два первых раунда турнира состоятся здесь, но когда дойдет до Финала Восьми, оставшиеся поединки будут проходить в менее искусственной среде. Ученики посмотрели друг на друга, удивленно приподняв брови.
— Вы хотели правдоподобия, — сухо сказала Железная Рука. — Мы решили вам его обеспечить. Сейчас я буду объявлять пары первого раунда. — Она сверилась с планшетом. — Атреш Пикил и Гумбрак Хойз.
Атреш, маленькая чернокожая девочка двенадцати лет, вышла вперед одновременно с Гумбраком — тринадцатилетним мон-каламари, чья розовая кожа от волнения покрылась пятнами. Мон-каламари был сильнее, но за год он сильно вырос и при этом неуверенно держался на своих перепончатых ногах. Если Атреш использует свою быстроту и будет танцевать вне его досягаемости, пока он не споткнется, у нее все будет в порядке. Правда, Атреш не была особо расчетливым бойцом. Как и многие из более одаренных учеников, она предпочитала полагаться на свои сильные стороны, а не заниматься скрупулезными предварительными наблюдениями, которым Лазутчик была обязана своим шпионским прозвищем. Остальные дети смеялись над ее повадками, но, в конце концов, они могли себе это позволить. Лазутчику ничего не оставалось, кроме как выполнять домашнюю работу. За последние шесть недель она провела много часов, наблюдая за спаррингами — иногда в открытую, а иногда и тайно. У нее был план, как сладить с каждым из соперников. Хотя и не испытывая особой уверенности в себе, она была, наконец, готова.
— Флерп, Зрим, — продолжала выкликать мастер Чен. — Пейдж, Гилп. Хоророриб, Буфер.
Лазутчику стало интересно, как были выбраны пары — при помощи компьютерного имитатора, запрограммированого на поиск наиболее равных соперников, или же по каким-то критериям, известным только учителям, с целью проверить слабые места каждого ученика.
— Чиззик, Энвандунг-Эстерхази.
Лазутчик упала духом. Пакс Чиззик был одиннадцатилетним мальчиком с невероятным обаянием и силой характера. Как боец он был могуч в Силе, сообразителен, немного неуклюж и не слишком искусен в технике перемещений. Зато у него были исключительно ловкие запястья. Он обладал очень быстрой реакцией; большинство детей его возраста, наделенных этим даром, в основном зарабатывали очки в контратаках, но Пакс был также изобретателен в нападении — быстрые руки и изобретательный ум позволяли ему проводить сложные и довольно красивые серии финтов и ударов. Харизматичный и великодушный, он был прирожденным лидером, призванным играть роль героического принца из какой-то романтической поэмы прошлого века. Все любили Пакса. Лазутчик любила его достаточно, чтобы выкроить время в своей беспрерывной учебе и помочь ему освоить «Двенадцать вспомогательных узлов», когда у него были затруднения с уроками скалолазания и вязания узлов, которые вел мастер Бёр. У нее было несколько идей, как победить его на турнире, но некоторые из них ей бы не хотелось применять против ребенка, и она очень надеялась, что ей не придется с ним драться.
«Поэтому нас и поставили в пару», кисло подумала Лазутчик, с подозрением посмотрев на Железную Руку. Мастер Чен окинула ее ласковым взглядом и вернулась к списку.
Поединки велись в открытую, разрешались любые захваты и подсечки. Бой продолжался до тех пор, пока один из соперников не сдавался, трижды ударив рукой по полу, или пока кто-то не получал три ожога тренировочным мечом, выставленным на минимальную мощность. Даже ослабленный, клинок тренировочного оружия оставлял нешуточные ожоги. Его прикосновение было страшно болезненным, похожим на обжигающий поцелуй, от которого мышцы сводило судорогой, а нервы жгло огнем. После удара оставался красный рубец, который не заживал несколько дней. Лазутчик хорошо об этом знала, поскольку на протяжении последних трех недель каждый день удалялась в укромный уголок на заброшенном огороде, переключала свой меч на минимальную мощность и прикасалась им к плечу, боку или ноге. Боль, как любила повторять мастер Чен, очень сильно отвлекает, и Лазутчик, зная, что ее обязательно заденут, не собиралась от боли терять концентрацию.
Она не могла позволить себе проиграть.
Начались первые поединки. Лазутчик пыталась наблюдать за ними, чтобы обнаружить какие-нибудь слабые места на случай, если в следующем раунде ей придется встретиться с победителем. Но тревожные спазмы в желудке мешали ей сосредоточиться, и, посмотрев несколько боев, она присоединилась к Медитирующим и стала думать только о своем дыхании, о тишине, о глубоком спокойствии крови, которая омывает ее тело, словно невидимый прилив. Она чувствовала и Силу, которая насыщала комнату наподобие мощного электрического заряда. Дважды от одного бойца к другому словно бы пробегала искра, после чего и победитель, и побежденный мигали, будто пораженные молнией. Лазутчик даже не пыталась открыться Силе. Сила не была союзником, на которого она могла бы положиться, тем более в этот момент, от которого зависело все.
Во рту было сухо, на языке ощущался горький металлический привкус. «Соберись, — твердила она себе. — Давай, Лазутчик. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох».
Неожиданно настал ее черед. Ладони намокли от пота, а ноги словно превратились в студень. Лазутчик прошла в центр зала, световой меч болтался в петле на поясе, ударяясь о рубец на ее бедре. Лазутчик по ритуалу поклонилась мастеру Чен и предъявила ей меч для осмотра. Та проверила уровень энергии и вернула оружие. Пакс тоже отвесил глубокий поклон и с театральным апломбом подал свое оружие. Пока Железная Рука его осматривала, он весело взглянул на Лазутчика и легонько подмигнул ей. Было невозможно не улыбнуться в ответ. «Я рад, что это ты», — беззвучно проговорил Пакс.
Они повесили мечи на место, разошлись, повернулись друг к другу и поклонились.
— Да пребудет с тобой Сила, — сказал Пакс; Лазутчик знала, что он говорит искренне.
Все разговоры стихли, едва Железная Рука подняла маленький красный платок. Теперь, когда ужасное ожидание закончилось, Лазутчик успокоилась. Она чувствовала, как сфера ее внимания расширяется, охватывая всю комнату. Ее дыхание выровнялось, и она ощущала всех, кто находился в зале, даже тех, кто стоял у нее за спиной. Сзади открылась дверь, и Лазутчик почувствовала присутствие учителя Йоды — яркое, словно лампа.
Клочок красной ткани выскользнул из пальцев мастера Чен. Он падал, колыхаясь в воздухе, все медленнее и медленнее по мере того, как время для Пакса и Лазутчика растягивалось, и наконец легко, как снежинка, он краешком коснулся пола.
Два меча вспыхнули одновременно; столкнулись; разлетелись; опять столкнулись; замерли неподвижно, гудя и шипя. Пакс рассмеялся, и Лазутчик почувствовала, что тоже улыбается. Ей стало немного неловко за свои хитрости. Было трудно не желать Паксу удачи.
«Можно позволить ему победить».
Лазутчик моргнула, прокручивая в уме эту новую идею. Она может сдать поединок. Если она сделает это достаточно явно, и все поймут, что она «позволила» ему победить, это будет подразумевать, что она могла бы одолеть его, если бы захотела. Это совсем не то, что настоящее поражение.
«Можно позволить ему победить».
Облегчение нахлынуло волной. Пакс пройдет в следующий раунд, он будет очень горд собой, а Лазутчик впервые за шесть недель перестанет волноваться из-за турнира и будет вместе с ним праздновать его победу.
Пакс проделал в воздухе короткий салют гудящим зеленым клинком.
— Готова, Лазутчик? — спросил он и чуть-чуть опустил кончик лезвия, как будто приглашая.
«Надо позволить ему победить».
Гудящую тишину прервал короткий фыркающий звук, донесшийся из угла комнаты — недовольное сопение мастера Йоды.
Лазутчик снова моргнула, стряхивая наваждение.
— Черные звезды, — прошептала она. — Ты чуть не поймал меня.
Пакс использовал на ней Силу.
Лазутчик мотнула головой, словно сбрасывая паутину. Пакс не был искусным гипнотизером — скорее всего, он сам не осознавал, что делал. Но в одном ему не откажешь: он хотел, чтобы его любили. Он всегда был таким.