— Конечно. Я ведь только что сказал…
— Еще с тех времен?
— А. — Дуку издал легкий смешок. — Между прочим, да. Это одно из моих немногих воспоминаний о временах до Храма. Был жаркий день, я это помню, как сейчас; ясный день, солнце палило нещадно. Запах роз был очень сильным, как будто солнце вытапливало из них аромат. Будто сжигало их в кадильнице. Я прятался в розовом саду, и у меня шла кровь из пальца. Должно быть, я поранился о шипы, играя среди кустов. Я хорошо помню, как слизывал кровь. Как она текла из раны в пальце.
— Прятался?
— Что?
Йода присел на корточки.
— Прятался, сказал ты. — Он уселся на стол, свесив короткие ноги вниз. На его затылке, оставленная без внимания, продолжалась голографическая битва при Омвате. — Почему же домой ты не пошел, чтобы палец тебе перевязали или поцеловали тебя?
— Стоило мне что-то натворить, мать начинала злиться.
Йода с любопытством посмотрел на Дуку.
— Злиться?
Тишина.
— У нас так не заведено, — отрывисто сказал Дуку. — Графы Сереннские не плачут и не жалуются. Мы рождаемся, чтобы заботиться о других. Мы не ждем, что другие станут заботиться о нас.
— Но все же, твой палец… болел он, правда?
— Я и не жду, что вы поймете, — буркнул Дуку. Почему-то он рассердился на старого джедая — разозлился глупо и без всякой причины.
Он чувствовал себя выведенным из равновесия.
В дверь постучали.
— Чего? — гаркнул Дуку.
Дверь со скрипом отворилась, и в комнату вошла Уирри, пребывавшая в сильном душевном возбуждении.
— Малыш! — заверещала она. — Малыш вернулся! Но земля осыпается слишком быстро, я не могу прочитать будущее, и я боюсь, что ваша молодая леди его обидит, прошу прощения, граф.
Маленькая вжунская лисица просочилась между ног хозяйки и вошла в комнату. Она уловила запах Йоды, замерла, выгнула спину и зашипела. Йода грозно посмотрел на животное, обнажил зубы и зашипел в ответ.
Уирри подпрыгнула на месте, слабо взвизгнув.
— Ах, это же гадкий гоблин! — закричала она, уставившись на Йоду. — Не беспокойтесь, ваша светлость: я возьму метлу и стукну его по голове.
— Возможно, мастер Йода маленький, старый и сморщенный, как злая зеленая картофелина, — заметил граф Дуку, — но он мой гость, и я бы предпочел, чтобы ты не била его метлой по голове — разве что я сам этого захочу.
— О! Так это гость вашей светлости, вот как? — с подозрением сказала домработница. — У каждого beau своя belle, как говорится. Но пойдемте — поговорите, пожалуйста, с вашей молодой леди, у которой глаза как кинжалы, приструните ее, пока она не обидела моего Малыша. Я сделала, как вы просили, ваша светлость; дроид привел их сюда, как корюшку в сети, — умоляюще добавила Уирри. Ее огромная грудь под грязным розовым платьем тряслась от прилива чувств.
— В данный момент я занят, — резко сказал Дуку. — Асажж вольна играться со своими мышатами, как ей вздумается.
— Но, господин…!
— Не притворяйся, будто ты его любишь! — бросил граф. — Если бы ты его любила, ты бы с ним не рассталась.
Уирри потрясенно уставилась на него.
— Не любила Малыша? Конечно же, я всегда любила…
— У тебя был хороший дом, было состояние, вообще было все, что только можно пожелать — и ты отказалась от ребенка, — продолжал Дуку. — Джедаи явились на порог, как попрошайки, требуя отдать им твоего первенца, твоего наследника, твоего драгоценного Малыша… и ты отдала.
Лицо графа было белым. Предательская рука дрожала и дрожала.
— Ты отослала его на далекую планету, откуда ни письма, ни весточки, выставила его из единственного дома, который он знал, позволила им запереть его в Храме и лишить всего, что должно принадлежать ему по праву — и тебе еще хватило бесстыдства явиться сюда и говорить, что ты его любила? Любила?! — выкрикнул граф.
Уирри и ее лисица в испуге попятились к двери. Дуку совладал с голосом.
— Мать? Сын? Любовь? — устало произнес он. — Тебе не известно значение этих слов. — Он сделал жест рукой. — Оставь нас.
Домработница повернулась и бросились бежать. Лисица на мгновение задержалась в дверях, глядя на Дуку и мастера Йоду. Затем она тоже задрала хвост и поспешила прочь.
Дуку устало потер лоб.
— Простите меня. Как вы знаете, весь Вжун сошел с ума, и Уирри не исключение.
— Все на Вжуне сходят с ума, я думаю, — пробормотал Йода. — Рано или поздно.
— Я прошу прощения за свои слова о Храме. Вы же знаете, я никогда не сомневался в вашей доброте, — сказал Дуку. — Но — я говорю это со всем уважением — есть вещи, которых вы предпочитаете не видеть, учитель. Джедайские принципы — ваши принципы — благородны, но джедаи сделались инструментом в руках коррумпированной Республики. Если вы действительно хотите добиться настоящей справедливости…
Йода повернул голову и посмотрел в глаза Дуку с выражением такой бесконечной, такой равнодушной скуки, что граф умолк на полуслове.
— Не лги мне, Дуку, — сказал Йода, ленивым движением посоха сбросив со стола симпатичную статуэтку. — На хитрости не пускайся. Не Сора Балк [27] я, в паутину идеалов не поймаюсь. Пфе. Вздор! Для молодых это оставь. Я не молод, — проговорил он, устремив на Дуку взор своих зеленых глаз. — Старики утомляются легко. Даже Йода, хоть стараюсь не показывать я этого, чувства твои щадя. Но через всю галактику лететь, чтобы о благородстве и справедливости ты мне рассказывал? — Йода засмеялся. Это был усталый, горький смех — самый неприятный звук, который Дуку когда-либо слышал из уст Йоды.
Граф полагал, что его уже ничем нельзя поразить. Но раздражение в голосе Йоды поразило даже его.
Йода глядел в пол, посохом рисуя в воздухе узоры.
— Кое-что настоящее расскажи мне. Покажи мне другой способ, как можно закончить эту войну. Расскажи мне о том, что знает Дуку, но чего не знает Йода.
Граф недоуменно посмотрел на старого джедая.
— Пролетел через всю галактику я ради одного, Дуку.
— Чего же, учитель? — спросил Дуку. Едва эти слова сорвались с губ, он пожалел о них. Нынче у него был только один учитель, причем завистливый.
— Очевидно это, разве нет, Дуку?
И в следующий миг Йода сделал это снова: неожиданный толчок, потеря равновесия, и мир перевернулся вверх тормашками, когда Йода сказал: