вернулась.
- Я хочу, чтобы ты спас малыша. Если меня убьют, отнеси его в
общину тавров, а сам делай что хочешь. Пожалуйста.
Конь замер, переводя глаза с Тошибы на меня и обратно. Я молча
ждала. Наконец, Куросао осторожно шагнул вперёд и коснулся носом
моего плеча. Я вздохнула.
- Будем считать это согласием... Завтра, перед боем, я выброшу
сбрую в реку. Независимо от исхода сражения ты станешь свободен, а
дальнейшее будет уже зависить лишь от тебя. Бросить нас - или
дождаться. Хорошо?
Жеребец ничего не ответил, и я со вздохом вернулась к костру.
Тошиба мирно спал на руках, потрескивали ветки, в небе сверкали
звёздные острова... Я крепко задумалась о будущем.
Надо ли рисковать жизнью, пытаясь предотвратить гибель никогда
не виденных мною сородичей? Вполне возможно, они даже не сумеют или
не захотят оценить мой поступок...
Подумав об этом, я резко ударила хвостом. Так нельзя. Я
самурай, а самурай поступает согласно кодексу чести не из жажды
почестей или боязни потерять лицо. Бусидо - не закон, не правила
поведения, даже не учение. Это нечто большее.
"Самурай должен прежде всего постоянно помнить - помнить днем и
ночью, с того утра, когда он берет в руки палочки, чтобы вкусить
новогоднюю трапезу, до последней ночи старого года, когда он платит
свои долги - что он должен умереть. Вот его главное дело.", говорит
напутствие для молодых воинов, Будосёсиньсю. "Если он всегда помнит
об этом, он сможет прожить жизнь в соответствии с верностью и
сыновней почтительностью, избегнуть мириада зол и несчастий,
уберечь себя от болезней и бед, и насладиться долгой жизнью.".
Я могла бы сказать, что самурай впитывает бусидо с молоком
матери, но я никогда не пила материнского молока, да и мать не
видела. Значит, бусидо врастает в личность по мере взросления,
становится её неотъемлемой частью, и поступать против него
означает отрезать куски от собственного "я", рушить камни,
слагающие душу. Сейчас я вся, без остатка, чувствовала: отступление
будет позором. И какая разница, что никто никогда об этом не
узнает? "Бусидо, Путь воина, требует, чтобы поведение человека было
правильным во всем. Если нет проницательности во всем, не будет и
знания должного. А тот, кто не знает должного, едва ли может
называться самураем"... И пусть я не человек, это не освобождает
меня от долга. В мире нет более строгого судьи, чем собственное
сердце. Лишь сердце невозможно обмануть.
- Кагири... - впервые за много дней я заговорила с медальоном.
Я знаю, тебе известна вся правда о моём рождении и воспитании. Ты
знаешь, кто и по какой причине оставил меня Годзю; знаешь, почему
из всех дочерей только меня Годзю посвятил в бусидо...
Медальон мягко светился собственным светом.
- Так вот, Кагири... - я закрыла глаза и несколько секунд
внимала звукам ночи. - ...Я не хочу всё это знать. Я - Хаятэ Тайё,
Сокол Бури, и какая бы жизнь не ждала меня впереди - я проживу её