Ваннерманн: Да, но после такой поездочки я не против расслабиться где-то в культурном центре. Может, остаться у вас во Флоренции? Хорошенько отмоюсь, высплюсь, похожу по музеям. В конце концов, с мистером Каупманом приятно общаться.
Брайтон: Так и сделайте! Я могу составить вам компанию в походе по экспозициям. Я человек ленивый, пока меня не вытащишь из кабинета, я и не вспомню, что географический мир несколько шире, чем мое обиталище, (тихо смеется) Кстати, раз мы уже заговорили о мистере Каупмане, я вспомнил интересную деталь из его биографии.
Ваннерманн: Странно, мне казалось, что Хьюго успел сообщить мне все о себе и своем творчестве за эти три года. Язык у него, как у любого другого поэта, подвешен хорошо, если дело его касается...
Брайтон: Он не любит вспоминать этот факт. Для него по тем временам это ударом было. Сами посудите, вторая книга молодого поэта, стопка страниц, полная надежд... Поезд с тиражом останавливают гитлеровцы и полностью уничтожают тираж. Позже выяснили, что это была наводка. Фашисты были совершенно уверены в том, что поездом перевозят литературу, распространяемую движением Сопротивления.
Ваннерманн: Но вторая книга Каупмана "Ветер тяжелых елей" благополучно увидела свет уже после окончания войны!
Брайтон: То была третья книга. Вторая называлась "Как я нашел Люцифера". Сборник совершенно странных стихотворений. По тем временам он был очень молод, а в германии бушевал религиозный экзистенциализм... Знаете, с помощью оккультных штучек пытались выследить подводные лодки врага и прочее... Каупман счел тему сатанизма интересной, и, как он сам утверждал, сочинение получалось гениальным.
Ваннерманн: А он не пытался восстановить черновые варианты?
Брайтон: Думаю, он не станет этого делать и сейчас. Удар был слишком тяжел, тему эту он забросил далеко, считая слишком опасной. Скорее, все-таки не опасной, а несчастливой для него.
Ваннерманн: Странно, он проявлял интерес к моим изысканиям. Брал у меня кое-что из коллекции...
Брайтон: Может, что-то и осталось. Но он глубоко семейный человек... Сейчас, после смерти жены живет один, но дети его по-прежнему навещают. И ему не хотелось бы подавать им повод для учинения его в старческом слабоумии.
Ваннерманн: Ни в коем случае! Мистеру Каупману еще работать и работать. Четырнадцать сборников - это не так уж и много. Может, новый хоть чем-нибудь и отметят. Хотя в этом я серьезно сомневаюсь. Он хорош как друг, но как поэт совершенно некудышний. Надеюсь, вы не скажете ему, что я так о нем отзывался?
Брайтон: Что вы! (поднимает руки) Я придерживаюсь по поводу его стихов такого же мнения. Хьюго просто приятный человек.
Ваннерманн: Да, но уничтоженный тираж и нубны, безусловно, имели связь. В этом не приходится сомневаться.
Брайтон: Вот видите, мистер Ваннерманн! Вы все-таки согласились, что бывают незакономерные явления...
Ваннерманн: Которые становятся закономерностями. Да. Иногда такое случается. Иногда. Никак не чаще... Дружный смех.
Действие третье: 29 ноября 1999
Место действия: Флоренция, квартира Хьюго Каупмана. Вечер. Небольшая комната, абстрактные гравюры на стенах, фотографии детей, жены; камин, три мягких кресла, выстроившихся у камина; в двух правых сидят архивариус Брайтон, коллекционер Ваннерманн. Поэт Каупман, стоя с закрытыми глазами, читает стихи.
Каупман: Густые тени пепла - чешуей На лицах близких и врагов. Чернильным крыльям закричу: "Постой!" И отмотаю киноленты снов.
Я не попрусь сегодня с рани вброд, Фильм через час начнется вновь. И все же... Вздор! И все же... Пусть! Чтоб только задом наперед...
Ваннерманн и Брайтон аплодируют.
Ваннерманн: Господин Каупман, просто великолепно! Вы порадуете нас еще чем-нибудь из своих сочинений?
Каупман: (расплывается в широкой улыбке и кивает головой в знак благодарности) Обязательно, только сперва промочу горло.
Ваннерманн: А стихи ваши заметно улучшились.
Каупман: Вы мне льстите. (Наливает в стакан сок)
Ваннерманн: Вполне возможно.
В прихожей слышится трель звонка.
Каупман: (Не допив сок, обращается к гостям) Секундочку. Я никого не жду, но открыть обязан. Вдруг дети сделали сюрприз. Майкл и Шер должны были проездом перечеркнуть Италию, гляди, заскочили...
Брайтон: Мы подождем. Правда, мистер Ваннерманн?
Ваннерманн: Правда. (Кивает, не прекращая поглаживать переплет "Дыхания дьявола")
Каупману открывает дверь. Из прихожей доносятся радостные возгласы. В квартиру заскакивает статный и подтянутый незнакомец, с тщательно выбритым лицом.
Незнакомец: Мистер Каупман! Как я рад вас видеть! Вы мой яростный поклонник, а я ваш лучший издатель! Позвольте вручить мне ваш авторский экземпляр... (небрежно затолкал старика Каупмана в комнату, где сидят гости)
На лицах всех троих необычайное удивление.
Незнакомец: Я рад, что вы меня помните (вручает опешившему Каупмана толстый бумажный сверток) Я всегда говорил, что много талантливых авторов, достаточно преданных делу литагентов, но вот талантливых и преданных делу редакторов - очень и очень мало. Как вам повезло, что вы решили иметь дело со мной.
Каупман: Но...
Незнакомец: Что вы, автографы я не раздаю из принципа, а ваш у меня уже давно есть. В эту великую книгу, к сожалению, вошла только часть вашего текста, потому что только она являлась в должной мере заклинающей и существенной. Всю воду я выжал. Да не бойтесь, вы не один! Чтобы добиться желаемого результата, нужно сделать хорошую квинтэссенцию. Там закладочка в вашем разделе...
Каупман: А как же копирайт, права?
Незнакомец: Все в порядке. Я перекупил права у "Немецкого Ястреба". Не я литагенты. Они об этом позаботились. (Махает рукой, собираясь уходить)
Каупман: Стойте, а что хоть за книжка?
Незнакомец: (Из прихожей) Вторая.
Каупман: Вторая... (Вслед убегающему незнакомцу) Может, чашечку чаю?
Незнакомец: Мне нужно оббежать остальных ваших соавторов... Премного благодарен!.. (Слышится уже за дверью)
Дверь захлопывает ветром. Хьюго садится в кресло и принимается разворачивать бумажный сверток.
Ваннерманн: Кто это был? В присутствии хороших манер его не упрекнешь.
Каупман: (не отвечает, продолжая срывать с книги клочья бумаги)
Брайтон: Разве вы не догадались? Нас же посетил сам редактор.
Ваннерманн: Редактор чего?
Каупман: Вот этого. (Поднимает книжку)
Книга достаточно толстая, напечатанная на хорошей белой бумаге и обернутая желтоватой кожей.
Ваннерманн: Все ключи одной печати... Экслибрис нубну на обложке? Это что - перепись? Каталог того, что было в библиотеке монастыря? Я, честное слово, ничего не понимаю.