…Странной была эта ночь. Сначала они старательно оттягивали то, чего так страстно хотели — по очереди сходили в душ, после долго ужинали в ресторане, вели ничего не значащие разговоры, а в номере даже телепередачу вдумчиво и серьёзно посмотрели.
И тут будто какая-то преграда меж ними сломалась.
Павел почти ничего не позволил Сергею делать, сам его ласкал и нежил, угадывал малейшие желания и, пьянея от его страстных стонов и вскриков, как от вина, наслаждался блаженством Сергея сильнее, чем собственным.
А после, уже совсем обессиленный, млел и таял от ощущения тёплого, так доверчиво прижавшегося к нему тела — хрупкого, но неожиданно сильного.
— Я и не знал, что так бывает, — тихо сказал Сергей и потянулся к губам Павла.
— Извини, — уклонился он. — Я больше не могу. Не сердись.
— Я не об этом, — ответил Сергей. — Теперь моя очередь доставлять удовольствие. Ты просто принимай его — и всё.
— А ты умеешь доставлять удовольствие и с другой стороны? — удивился Павел.
— Практики было маловато, — признался Сергей. — Но я очень постараюсь стать для тебя приятным.
Поначалу он робел и был немного неловок, но и в этом оказались свои сладость с очарованием. Зато после, когда Сергей осмелел и дал полную волю всей своей изобретательности в нежности и ласках… Такого блаженства Павел даже представить не мог.
Проснулся он очень поздно. И один. В постели даже запаха Сергея не осталось. И только на подушке лежал кусочек чёрно-белого мохового агата величиной с пол-апельсина. Отполирован камень очень умело и срез сделан в наилучшем месте: так, чтобы прожилки образовывали рисунок, похожий на изображение дерева возле водопада.
Сам по себе агат — не велика ценность, но сердцу Сергея он был чем-то очень дорог, если парень пронёс камень сквозь все свои жизненные передряги.
А теперь подарил Павлу.
— Зачем? — прошептал Павел. — Ведь это я тебе обязан. Если бы не ты, я бы никогда не смог снова поверить, что способен быть желанным и любимым. Спятил бы, спился бы до утраты человеческого облика.
Павел взял агат в ладонь, прикоснулся к нему губами.
Теперь у Павла были силы вернуться в мир, где живёт тот, кого он даже в мыслях не осмеливается больше называть любимым.
Вьюга заметала город снегом, трепала обрывки новогодней мишуры — праздники кончились, жизнь возвращалась в привычное русло.
— Рабочий день закончился, — напомнил Павлу Кербин. — Или ты опять задержишься?
— Ещё немного поработаю.
— Ты до сих пор не можешь его забыть? — спросил вдруг Кербин. — Всё так и любишь?
— Я никого больше не люблю. В том-то вся и беда.
— Тоже мне беда. Наоборот, радоваться нужно.
Павел улыбнулся невесело.
— Кто не любит, тот и не живёт. Сам полюбишь — поймёшь.
— А оно мне надо? — фыркнул Кербин.
— Мне тоже любви не надо было, — сказал Павел. — Зато теперь невыносимо её отсутствие.
Повисло неловкое молчание.
— Я пойду, — поднялся Кербин. — Ты бы тоже не засиживался, а то совсем прокиснешь. Раньше ты почти каждый вечер в каком-нибудь клубе проводил.
Павел досадливо дёрнул плечом.
— Мне не с кем туда идти. Отбрыкиваться же от приставаний лень.
Кербин немного помялся.
— Я давно хотел спросить… Эти ваши клубы… Как они выглядят?
— Ты имеешь ввиду гей-тусовки? — понял Павел. — Понятия не имею, как они сейчас выглядят, я там ещё с первого курса не был. Партнёра и в обычном клубе найти несложно. А специализированные тусовки мне никогда не нравились, есть в них что-то претенциозное и истеричное. Там всегда разит дешёвым борделем, даже если интерьер суперэлитный.
— Ну не знаю, — сказал Кербин. — Посмотреть всё же интересно, вдруг что-то изменилось. Да и вообще… любопытно.
— Ты серьёзно? — удивился Павел.
— Да. Я никогда ничего подобного не видел.
Павел рассмеялся.
— Знаешь, а я, пожалуй, устрою для тебя экскурсию. Но при условии, что не станешь ни орать, ни в драку лезть, если кто-то начнёт оказывать тебе любезности.
— Я скажу, что с тобой пришёл, — ответил Кербин.
Павел снова засмеялся.
— Ладно, сейчас позвоню кое-каким знакомым, на хорошую тусовку без рекомендации не пустят.
Два дня спустя Павел столкнулся в коридоре с Андреем. И почувствовал, как по спине пробежал озноб — настолько бледным и измученным было лицо Андрея. А глаза пустые и мёртвые, как провалы в бездну.
— Что случилось? — схватил его Павел за плечи. — Ты заболел?
— Всё в порядке, — хотел высвободиться Андрей.
— А то я не вижу, — не отпускал его Павел. — Скажи правду — ты заболел или это из-за той рыжей, с которой я тебя видел?
Андрей дёрнулся уйти, но Павел удержал.
— Значит, из-за неё… — И резко стиснул Андрея в объятиях. — Это пройдёт, слышишь? Всё пройдёт. Любая боль не навсегда.
— Пусти! — вырывался Андрей.
— Ты не бойся, — прошептал ему на ухо Павел. — То, что у нас было, прошло. Я для тебя давно безопасен. Всё прошло, Андрей. Всё проходит, слышишь? Даже это.