"Преступление индивидуально. Ответственность перед Господом каждый человек также несёт индивидуально. Следовательно, смертная казнь кого-либо вместо другого есть бессмыслица".
Такой была рекомендация неуступчивого Морализатора.
Господи! Боже мой! Отец, Сын и Дух Святой! Так что же это происходит?! Зачем нам нужен Морализатор, о какой вообще морали, о какой справедливости может идти речь, если вследствие войны люди вновь начали убивать и сейчас продолжают делать это?! Значит, в итоге двести пятьдесят бескровных лет прошли для человечества зря, и неизвестно, в какие ещё бездны дремучих инстинктов мы ныряем, в которую трясину проваливаемся... Опомнитесь, люди!!!
К чему после зачитывания приговора метроном отсчитывает последнюю минуту жизни осужденным: чего ради эти дополнительные пытки?..
Вот и конец! Упали складные скамьи, и целая тысяча заплясала в воздухе в ужасном танце смерти. Чего ради?! Почему?! Что ж это за Морализатор такой, насколько морален этот компьютер со своей проклятой программой милосердия, составленной согласно Божественным библейским законам, если он безжалостно приговорил людей к самому непереносимому виду казни - к повешению?!
Ах, забота о зрителях... Ах, слишком много крови будет, если всем осуждённым, рядовым и командирам отрубить головы и слишком невыносимый смрад, если их сжечь тем или иным способом... Но ведь повешенные умирают не сразу, а как минимум на протяжении минуты или даже по несколько минут.
А впрочем, какая разница, сотню человек ты убил или десять тысяч. Ты стал убийцей, вот и всё! Итак, на виселице или на гильотине, а всё равно необходимо заслужить в глазах соплеменников прощение греха предательства следовательно, нужно умереть.
Ну, наконец-то! Последний перестал дёргаться... Как, опять минутный отсчёт?! И вот блеснув на ослепительном солнце, со свистом падают ножи ста гильотин, и сто отрубленных голов "десятников" летят в корзинки.
На западной трибуне кто-то голосит. Наверное, жена, которая только что сделалась вдовой.
Новая минута отсчёта - и я уже не могу видеть, как от разрядов пятидесятикиловольтного тока скрючиваются и обугливаются тела десяти "сотников". В самом деле, если бы так казнили рядовых агентов, было бы многовато горелого. Только вот интересный вопрос: может, лучше было бы вообще никого не казнить? Может, хватило бы с человечества жертв, понесенных во время войны?..
Мне бы следовало сидеть напротив, с северной стороны. Солнце слепило бы глаза, и я бы не смог вообще ничего разглядеть... А может, это тоже часть наказания жизнью, изобретенного неутомимым Морализатором? Я не могу оторвать взгляда от пустого кресла, над которым нависает консоль с небольшим плазмогенератором.
Так как в этом кресле по всем правилам должен был сидеть
я сам!
Последний раз процокала минута отсчёта, после этого мгновенно сверкнула ослепительная вспышка - и пустое чёрное кресло исчезает, превращается в прах.
Вот так должен был бесследно исчезнуть, развеяться пеплом и пылью главный коллаборационист, которой, к сожалению, остался жить дальше.
Кстати, почему сверхморальный Морализатор не порекомендовал совсем отменить процедуру сожжения пустого кресла? Это же чистая символика! Или меня таки казнили - но чисто символически? В самом ли деле никто, ни один человек не пожелал вмешиваться в ход составленной компьютером программы казни, лишь бы не запятнать собственную хрустально-чистую человеческую душу?..
Ясное дело: вмешательство человека субъективное, Морализатор же как Бог - объективен. И он - машина, следовательно, безгрешен...
Погодите, а не является ли наш хвалёный Морализатор новым идолом? "Не делай себе кумира..."
Тяжела десница Твоя, Господи! Но и лёгок Твой крест. Только где рука, а где ноша? Как различить их?..
- Подождите, Валявский!
Где это я?!
Эге, оказывается, возле дома. Любопытно, как и когда я оставил стадион? Смертная казнь кончилась, огромная чаша опустела, и я пошёл прочь. А это?..
Взгляд!!!
Господи, одна и та же женщина! Одна и та же!!! Которая ранила меня кухонным ножом перед помещением суда!
- Подождите, Валявский. Я...
- Что вам нужно?
Куда, однако, девалась убийственная сила её взгляда? Осталась только грусть... и ещё что-то, чего я пока не понимаю.
- Знаете, я решила... Я не знала тогда, перед судом, что вы и своих убили. Причем сознательно, ради всех остальных. Это так... возвышенно...
- Да что вы такое несёте?! - моему раздражению нет границ. Господи, прости и помилуй меня и эту глупую... Аллилуйя! Благодарю, что простил, Ты воистину благой и милосердны!
- Нет, правда. Жертва всегда возвеличивает. И... я долго думала, колебалась... Простите меня. За нож. Я долго молилась, чтобы вы меня простили, как простил это покушение и Бог.
- Лучше бы вы не промахнулись, тогда бы я не мучился. Впрочем, я нисколько не сержусь на вас... Всего наилучшего.
Несмотря на жару, я зябко ёжусь, поднимаю ворот рубашки и спешу домой.
- Слава Богу, что не сердитесь. И благодарю за прощение. Только относительно "не промахнуться" вы неправы. Врачи вас все равно бы выходили.
Я на миг останавливаюсь. Ведь она права! Не на меня одно совершали покушение...
- И знаете что, Демин...
С чего бы это ей переходить на имя вместо фамилии?!
- Вы такой одинокий, неприкаянный... Во время этой войны мы оба потеряли всех близких. И вы, и я. И вот я подумала... Я долго думала, Демин... Это не мгновенное, а очень взвешенное решение... - она дрожит, краснеет и бледнеет попеременно. - Горе так сближает...
О Господи! Только этого не хватало.
- Я хочу вступить с вами в брак.
- Нет.
- Но вам так требуется духовная поддержка..
- Нет!
Я поворачиваюсь и во весь дух мчу в подъезд.
- Семья так много значила для вас? В самом деле?
- Да, да!!! Оставьте меня в покое!
Однако вслед мне катится её последнее восклицание: "Тем более требуется! И я советовалась с Морализатором..."
Я закрываю двери квартиры, с разгона бросаюсь на диван. Дрожащими руками вынимаю из нагрудного кармана потрёпанную, не раз пропитанную потом голограмму нашей семьи. Точнее, жены и детей, поскольку свое изображение я тщательно оторвал, пока сидел в камере. Такому грязному выродку, как я, не место рядом с ними, моими дорогими чистыми ангелами!
Один, навсегда один, пока живой. Проклятый людьми и непонятый никем в мире.
А они молча улыбаются мне: Паола, младшенькие и конечно же Сплинт. И всегда будут улыбаться, пока я не встречусь с ими в раю. Я их предал, они меня - никогда.