92305.fb2
Вот уж чего не ожидал, что проснусь настолько бодрым и веселым. Жизнь определенно налаживалась. На повестке дня стояло воплощение меня в барбуса и поход в сторону города. Солнышко еще ласково грело, а не жгло, потому хотелось понежиться под его лучами. Я немного повалялся, перекатываясь с боку на бок и вытягивая лапы. Похрустел шеей, потерся позвоночником о сухую теплую землю. "Не храплю я. Совершенно точно, не могу храпеть", — вспомнив об этом событии вчерашнего дня, снова перекатился на бок и посмотрел в сторону спящих. Осирис дрых, свернувшись калачиком и прижимал к груди какую-то фигню из богатой коллекции на шее. А вот Пилон отсутствовал. Удивленный этим открытием, я поднялся и от души потянулся. Особенно приятно оттопырить по очереди лапы. Делать это надо так, чтобы почувствовать каждую мышцу от пальцев до бедра.
Бодро побродив по окрестностям и не обнаружив Пилона, я вернулся к лагерю. Как ни в чем не бывало, жеребец вел оживленную беседу с вяло мычащим в ответ, сонным всклокоченным Осирисом.
— И где ты был, Пилон? — Спросил я. Конь бросил в мою сторону ленивый взгляд и продолжил начатую фразу.
— Вот я и задумался, ведь глаза то у них не просто так с узким зрачком. Значит потребность в хорошем зрении и не просто, а хорошем ночном зрении велика. А почему? Половил живность, проверил. У всех одно и тоже. Что это значит? Кайорат, ты знаком с миром барбусом поболе нашего. Давай, просвети.
Я напрягался изо всех сил. Учил я все дивол помнит когда, помнил неважно, но не мог же вот так просто ударить мордой в грязь?
— Кажется у них полгода ночь, полгода день-ночь. Почему, не помню. Какая-то планета, вроде, солнце закрывает. И из-за этого так происходит. Тот самый праздник, о котором я говорил, с алмазом и розами… тьфу! Не помню. Ну, в общем, похоже, его и празднуют.
— Невразумительно, ну и да ладно. Малыш, пора тебе понять одну простую вещь. Зачастую, от глубины и достоверности знаний зависит такой приятный пустячок как собственная жизнь.
Со стороны Пилона это прозвучало довольно грубо, хотя должен признаться и справедливо.
— Хватит его пинать. Давай лучше примени свои глубокие знания на практике и преврати его в барбуса. Пора двигать к городу, — встрял Осирис, подмигнув мне. Его глаза приобрели приятный зеленый и черный цвет радужки, и вертикальные зрачки.
— А…
— Не получается, я пробовал, — ответил Осирис на так и незаданный вопрос, можно ли сделать цвет глаз одинаковым. Пилон прокашлялся, что напоминало смесь ржания с утробным рычанием, и велел отойти немного дальше. Он ничего не пел и копытами не махал, но вся моя шкура внезапно начала неимоверно чесаться.
— Ну, чего ты как уж на сковородке вертишься? Потерпеть не можешь? — нервно подергивая ухом, гаркнул конь. Я искренне старался, но не мог. Блохи словно разом обозлились и объявили мне личную войну. Вообще, как благовоспитанный куратор раньше насекомых я не имел. Но жизнь среди феков добавила остроты и непредсказуемости, разное могло случиться… с гигиеной у них проблемы и серьезные были всегда. Я не удержался от поскуливания и получил укоризненный взгляд Осириса. Чтобы отвлечься, пришлось грузить икуба вопросами:
— Осирис, а как можно превратить меня в барбуса?
— Ну. Никак, в общем-то. Думаю, Пилон просто создаст такую структуру, упихает в нее тебя, а ту часть, что не войдет в тело в виде энергетической субстанции, просто привяжется к телу в эфире. А может просто иллюзию создаст, мы же не знаем, насколько твое тело поддается трансформации.
— Ччто?
Теперь меня мучила икота. Постоянно икать и чесаться довольно сложно, но благодаря объяснениям Осириса, я на несколько мгновений впал в ступор. Пилон меж тем, решил внести в мою жизнь еще немного разнообразия и рассказал что сделает:
— Малыш, не парься. Твои вес и объем останутся прежними, и хорошо бы об этом помнить. Тело тоже будет занимать больше места, чем покажется окружающим. Представь, что большая часть тебя станет прозрачной, словно стена из воздуха. Еще один плюс заклятия, окружающие не захотят слишком близко стоять рядом, но их мысли в этот момент с тобой связаны не будут. А ты помни как есть на самом деле. Раздеваться при местных не будешь, так что сойдет. Анатомия моя фишка, конечно, но физических параметров барбусов я не знаю. Так что все примерненько. А одежду сварганю чуть позже, все-таки нужно убедиться, что тело получилось. Ося, принимай работу. По техническим характеристикам обсудим позже.
Пилон довольно хмыкнул и гордо выставил вперед копыто. Я, задумчиво оценивая свое состояние, последствия затихающего зуда и икоты, не сразу заметил вытаращенные глаза Осириса. Особенно, густую краску залившую его смуглое лицо.
— О, — выдавил он придушенным сиплым голосом, — ты, Пилон, это…одежду побыстрее сотвори.
— Все соблюдено, значит. Покрутись, Кайорат.
Меланхолично покрутившись, я поднял руку вверх и с наслаждением почесал спину. Осирис судорожно выдохнул:
— Отлично, но почему…
Я опустил очи долу и заорал. Орал долго, сознавая трагизм ситуации. Ужасные наросты впереди просто потрясали воображение. Вот что значит вывороченная магия! И как мне ходить с таким?
— И чего ты орешь? — Пилон выглядел недовольным, — отлично все вышло.
— Как это отлично?! — Меня трясло, — а эти жуткие уродства? Я не сойду за рядового барбуса с таким, решат, что урод какой-то.
— Да, нет никаких уродств, — оскорбленная морда Пилона отражала его негодование.
— А это? — я ткнул пальцем в нарост. Ощущение было странным. Придушенный кашель бедного пунцового Осириса, наконец, привлек мое внимание. Удивившись такой странной реакции, я спросил:
— Ты тоже считаешь все в порядке?
Осирис сделал неимоверное усилие над собой и посмотрел.
— Все вышло хорошо. Вполне знаешь.
— Да какой там хорошо, отлично вышло! Ни хвостов, ни пятых лап. Здоровая хорошая баба, сиськи шестого размера, — Жеребец осекся, его непринужденная поза стала чуть напряженней.
— Баба? Какая баба? Самка?! Ты сделал меня самкой?!!!
Какое-то время я тупо стоял, не шевелясь и не разговаривая. Обида настолько захлестнула, что просто не хватало слов и эмоций. С трудом, преодолев ком в горле, спросил:
— За что?
— Ой, не надо трагедий. Самки лучше получаются. И воплощать их проще. Мы не можем рисковать, малыш. Если ты будешь похож на барбуса, не возникнет лишних вопросов. Здесь магия сам знаешь, коварная. Не злись.
Я нахмурился и повернулся к Осирису.
— Так, да?
— Очень симпатично получилось. И ненадолго, Кайорат. Это маскарад. Внутри ты, как и прежде, самец-куратор.
Я кивнул. Однако злость осталась. Немного прийти в себя удалось спустя несколько часов, когда мы уже шли сквозь ущелье к городу. Попытки идти на двух ногах, вместо четырех лап и борьба с хламидой так увлекали и раздражали одновременно, что полностью вытеснили обиду.
В ущелье стояла странная густая тишина, и не чувствовалось даже легкого ветерка. Солнце почти не проникало за нависающую громаду камней. Но дорогой пользовались часто, она выглядела вполне растоптанной. К тому же, была сплошь покрыта следами от колес повозок.
Я снова упал. Не помню, в какой раз. Ходить на двух ногах оказалось очень непростым делом.
— Хочешь домой, Кайорат? — спросил Осирис. Он не пытался помочь мне подняться. Не смог бы. Хоть теперь я и выглядел тростиночкой, вес мой сохранился и был много больше икубова. Крехтя, я поднялся в очередной раз, и демонстративно почесал свою внушительную грудь. Мне очень нравилось наблюдать, как Осирис при виде этого тут же заливается краской.
— Хочу. Хотя не знаю, как меня примут там. Родители, друзья…зеленый говорил, отец ждет меня, но кто его знает…а ты, хотел бы домой?
— Меня изгнали, — Осирис хмыкнул, — я не могу вернуться. Да и не к кому. Родители не считают живым, друзей там у меня нет. Никого нет. Нет, не хочу.
Почему-то мне нелегко было в это поверить.
— Знаешь, а я хотел бы увидеть. Они не понимали меня, но все равно их…
— Да, хватит, малыш! Друзья миф, — Пилон мотнул головой и раздраженно фыркнул, — ты молод и поэтому думаешь, что в мире больше справедливости, чем на самом деле. Существа делятся на тех, кто живет для себя, и тех за чей счет они живут. Сделав поправку на психологию и физиологию отдельных видов, поймешь — именно это является истиной. Суть никогда не меняется. Как бы не выглядело внешне.
— Хочешь сказать, сволочь не станет лучше, трус не обретет храбрость? Ой! -
Ударившись ногой о валяющийся обломок скалы, Осирис споткнулся, остановившись, потер ушибленное место. Его разноцветные глаза выжидающе смотрели на круп коня. Пилон повернулся, вытянул губы в трубочку и фыркнул:
— Да. Верно.
— Думаю, что можно измениться. Потрясения и испытания заставляют пересмотреть свою жизнь и найти в ней новый смысл, стать лучше, сильнее и измениться.
Я верил в то, о чем говорил.
— Шелуха, малыш, — сухо сказал Пилон, — все это шелуха. Личность — плод с множеством слоев. Но сердцевина никогда не меняется. Все мы те, кто мы есть, а не те, кем кажемся.
— Значит, единожды сделав ошибку, навсегда приобретешь клеймо такого плода в глазах подобных тебе? — Спросил я. Почувствовал, как разгорается злость, и попытался сдержаться.
— Нет, малыш. Я говорю то, что говорю. Все зависит от сердцевины. Рано или поздно вся шелуха осыплется и ничего кроме сердцевин не останется.
— А если твои принципы такие, ну, не принципиальные, значит ты добрый и хороший, но глубоко внутри? Или что ты как дракон, думаешь только о себе?
Пилон ухмыльнулся и дернул ухом.
— Решай сам. Но поверь старому коню, друзей не бывает. Есть спутники. Временные.
Я промолчал и разговор увял. Такое неприятное молчание. Наполненное недосказанностью и ниточками недоверия. Но к тому моменту мы вышли из ущелья, и город поднимался перед нами за стеной из розового кирпича. Пора было оставить разногласия ради достижения общей цели. В конце концов, просто товарищи по несчастью, совершенно случайно собравшиеся в одну группу. Не более того. Я некстати вспомнил про феков и помрачнел еще сильнее.
Солнце как раз стояло в зените, когда мы пересекли огромную арку ворот. Город разноцветный, шумный раскинулся перед нами, и его жители вели себя более чем странно.
— Что бы это значило? — спросил я у Осириса. Пилон по взаимному согласию стал обычным конем и мучился, не имея возможности поддержать разговор. Народ на улицах с упоением срывал венки из цветов с тщательно украшенных домов, и вообще всячески разрушал всю ту красоту, что накануне мы видели в глазунчике. Со стороны предполагаемой площади доносился неравномерный, неутихающий гул.
— Пойдем туда. — Решительно произнес икуб и быстрым шагом двинулся в направлении звука. Я семенил за ним, надеясь не уронить свое достоинство в прямом и переносном смыслах. Когда мы вышли к площади, то увидели, что она плотно забита барбусами всех возрастов. Такого я раньше не видел. Гул стоял такой, что заболели уши.
Осирис начал проталкиваться вперед, я упорно шел следом, и от меня волной отлетали барбусы. Они не понимали, что происходит, и вслед нам летели замысловатые ругательства. Наконец, удалось добраться до места, с которого хорошо был виден помост с несколькими барбусами на нем. Один из них поднял руку, призывая толпу к молчанию. Как не удивительно, но та постепенно затихла.
Попытавшийся щипнуть меня за ягодичную мышцу мужичонка озадачился и отступил, внезапно обнаружив, что не может дотянуться. Пилон с абсолютно невинным видом наступил ему на ногу. Взвыв, барбус отчаянно расталкивая близстоящих, сбежал от второго копыта. Меж тем барбус на помосте заговорил, произнося слова громко и отчетливо. Его голос разносился на приличное расстояние.
— Жители города Матус, вы все уже знаете, какое горе нас постигло. Похищено самое дорогое сокровище. Праздник не состоится. Тьма наступит без обычного ритуала. Мне ли вам объяснять, что это означает? Боги любят своих детей, но не терпят пренебрежения к себе. Виновные наказаны, но сокровище, наше розовое сокровище украдено! Мы предполагаем — ворами из города Пакус. Доказательств нет, и просто обвинить их мы не можем, потому что это приведет к войне. Принцесса молится день и ночь, но вы понимаете, через две недели именно ей придется платить за наше пренебрежение мерами безопасности. Она объявила, что тот, кто вернет сокровище, получит треть содержимого городской сокровищницы, — по толпе пробежал ропот удивления и возмущения одновременно. Наверное, сумма представлена к награде немаленькая, — но разве это главное? Разве позволите вы, чтобы с нашей принцессой, — барбус осекся и помолчал какое-то время. — Унизительное политическое состояние, в котором мы находимся, лишает нас власти. Вы свободны, любой вернувший сокровище невредимым в течение недели, получит вознаграждение и нескончаемую благодарность принцессы.
Пилон фыркнул. Я ждал, чего еще скажет барбус, но тот молчал и выжидающе смотрел в толпу. Оттуда слышались выкрики — клятвы вернуть сокровище. Знатная кому-то выпадет охота. Только гонятся за призраками мало чести. Пилон фыркнул еще раз, и в его голосе чувствовалась какая-то угроза. Осирис оглянулся на меня и сказал:
— Идем на пристань. К морю.
— Морю?
— Да, здесь пахнет соленой водой, я видел моряков по дороге, разговоры про корабли слышу и вообще, твой глазунчик пристань показывал. Мельком, правда, но все же. У меня мысля одна, в голову только пришла.
Я ничего не видел и не слышал в отличие от икуба. Хотя странный солоноватый запах ощущал давно, но около моря ни разу не был, поэтому и как оно пахнет, знать не мог. Лично я списал все свои обонятельные впечатления на неизвестный мир. У волкодлаков, например, воняло все время и, наверное, вонь в местах обитания оборотней считалось нормой. Так почему бы миру барбусов не пахнуть солью и йодом? Не успокаивало. А моя невнимательность и то, как много информации получил Осирис за несколько мгновений превратили плохое настроение в ужасное.
Хорошо, большая часть барбусов торчали на площади, потому что едва мы отошли в сторону, как Пилон не выдержал.
— Вы слышали? Куча денег, судя по всему. А я, кажется, догадываюсь, что за гости вчера нас посещали, — быстрым шепотом произнес он. Осирис мрачно сообщил:
— Кони не говорят, Пилон.
— Осирис, не будь дураком, на чем ты собираешься плыть к матахи?
Икуб остановился и подтвердил догадку коня.
— Ты понял?
— Конечно. Пять минут в этом блошатнике и понятно, шансов вырваться никаких. А матахи разумны, хоть за ними и закрепилась слава негостеприимных тварей. Но кто к ним доставит бесплатно? Нужно нанять корабль. С помощью ключа Кайората мы найдем матахи на островах. Они магией активно пользуются, ключ поможет. Значит, деньги единственное, что сейчас просто необходимо.
— Матахи помогут нам? — С надеждой спросил я. Пилон скривился:
— Давай будем решать эту проблему, когда дойдем до нее. Ты знаешь кто такие матахи?
— Большие…ээ… крокодилы. Живущие замкнуто, поодиночке или небольшими общинами. Не любят чужаков. Да, вообще никого не любят. Но сильные маги. Они умеют трансформировать магию, поддерживать нестабильные порталы.
— Точно, малыш, — довольно подытожил Пилон, — Что нам и требе. Магические услуги. Кто-то должен объяснить, что происходит. А матахи, несмотря на обособленность, всегда в курсе. Предлагаю узнать на счет корабля, а потом отправится за сокровищем.
— А как мы поймем, что нашли именно его? — спросил я.
— Ну, сокровище то я уж как-нибудь отличу от не сокровища.
— Ты уверен? — спросил Осирис.
— Вернуть надо невредимым. Предмет, который можно повредить выглядит как-то особенно, предположительно. К седлам были приторочены мешки. Вы заметили, надеюсь.
— Может сокровище большое? Или очень маленькое, — стараясь не слишком напористо выглядеть, встрял я, — Пилон замолчал, — мы не знаем, как оно выглядит, но вдруг у них с собой еще драгоценности или местные деньги и… — мне стало неловко продолжать.
— Тогда просто заберем все? — недобро ухмыльнувшись, спросил конь. Ноздри его хищно раздувались, а волоски на верхней губе топорщились. Он вытянул губы трубочкой и тихонько заворчал. Гребень на моей шее медленно начал подниматься.
— Спросим у местных, как выглядит сокровище. И решим проблему, — предложил Осирис.
— Много желающих охотится, как думаешь?
— Думаю, полгорода. Но никто не знает в каком направлении искать. И не пользуется магией, даже вывороченной. А мы можем по следу…
— А если никто не захочет помочь?
— Думаю, — задумчиво сказал Пилон, — что малышка Кайорат, своим обаянием раскрутит любого барбуса на честный ответ.
— Что!?
Они оба пристально уставились на меня, и я понял, что шансов спастись нет.