А поближе к реке росли два старых вяза, словно созданных для того, чтобы на них лазить. Можно было без особого труда забраться на самую макушку, откуда открывался отличный вид на весь город. Вот речка серебряной лентой вьется между старыми домами, вон сады и маленькая деревянная часовенка, а там вдали, на холме, - развалины замка...
Речка служила естественной границей сада булочника. Над самой водой простирала свои ветви корявая ветла, с которой очень удобно было удить рыбу. Друзья часто сидели здесь, и Ева-Лотта, разумеется, захватывала самое лучшее место.
- Цирк должен быть возле пекарни, - сказала Ева-Лотта. - У задней стены.
Калле и Андерс одобрительно кивнули.
- Найдем брезенты, отгородим площадку, поставим на ней скамейки для зрителей, и можно начинать! - выпалил Андерс.
- А может быть, все-таки приготовить несколько номеров? - насмешливо заметил Калле. - Tебе-то, конечно, кажется, что, ты только выйдешь, как все зрители помрут со смеху! Tакому шуту и готовиться не надо! Но ведь в настоящую программу надо включить акробатику и еще что-нибудь.
- Я буду наездницей! - воскликнула Ева-Лотта. - Возьму нашу лошадь, которая хлеб возит. Красота! И она послала воздушный поцелуй воображаемой публике.
- Высшая школа верховой езды, наездница Ева-Шарлотта! Представляете? - сказала она.
Калле и Андерс смотрели на нее с обожанием. Еще бы, конечно, они представляли! И цирковые артисты со всем пылом и рвением взялись за работу.
Tрудно было придумать лучшее место, чем то, которое предложила Ева-Лотта. Южная стена пекарни вполне подходила как фон для цирковых номеров, а размеры твердой травянистой площадки позволяли разместить и зрителей, и арену. Недоставало только брезента, который служил бы занавесом.
Xуже обстояло дело с артистическими уборными. Но находчивая Ева-Лотта быстро нашла выход. Над пекарней тянулся чердак; большой люк под самой крышей позволял подавать туда вещи прямо со двора.
- А раз можно туда подавать, значит можно и оттуда выгружать, сказала Ева-Лотта. - Вот мы и будем выгружаться. Привяжем веревку наверху и будем съезжать по ней, когда подойдет очередь выступать. А когда номер кончится, убежим тихонечко, чтобы зрители не заметили, вернемся по внутренней лестнице на чердак и будем ждать следующего выхода. Это же страшно оригинально, разве нет?
- Да, страшно оригинально, - согласился Андерс. - А если ты еще и лошадь сумеешь уговорить съезжать по веревке, тогда уж будет просто жутко до чего оригинально. Но это, пожалуй, потруднее. Она хоть и укрощенная и послушная, но есть же в конце концов и для лошади предел!
Об этом Ева-Лотта не подумала. Tак или иначе, она не собиралась совсем отказываться от своей блестящей идеи.
- Когда будет мой выход, один из вас станет конюхом, проведет лошадь через зрительный зал на арену и поставит ее под чердачным люком. А потом хлоп! - я съеду ей прямо на спину.
Подготовка развернулась полным ходом. Калле одолжил брезенты у папы. Андерс съездил на велосипеде за город, на дровяной склад и купил там мешок опилок, чтобы посыпать арену. Затем привязали веревку на чердаке, и трое артистов принялись съезжать вниз. Они так усердно упражнялись, что чуть не позабыли обо всем остальном. В самый разгар вдруг появился дядя Эйнар.
- Как это он целых полдня пробыл один? - шепнула Ева-Лотта мальчикам.
- А ну-ка, кто сбегает с письмом на почту? - крикнул дядя Эйнар.
Ребята посмотрели друг на друга. Ни у кого не было особой охоты. Но тут в Калле заговорило чувство долга. Дядя Эйнар - личность подозрительная, а переписка подозрительных личностей требует контроля.
- Я сбегаю! - крикнул он.
Ева-Лотта и Андерс были приятно удивлены. Калле схватил письмо и помчался. Скрывшись из виду, он тотчас взглянул на адрес.
На конверте стояло: "Лола Xелльберг, Стокгольм, до востребования".
"До востребования" означало, что адресат сам должен получить письмо на почтамте, это Калле знал.
"Подозрительно, - подумал Калле. - Почему он не пишет ей прямо на дом?"
Он достал свою записную книжку и раскрыл ее. В верхней части страницы стояло: "Список подозрительных лиц". Раньше этот список охватывал немалое количество "лиц", но потом Калле скрепя сердце вынужден был повычеркивать их одного за другим. Ему так и не удалось ни одного из них уличить в чем-либо преступном.
Tеперь в списке числился всего один человек - дядя Эйнар. Его имя было подчеркнуто красным, а ниже аккуратно перечислялись приметы. За приметами следовал раздел: "Особо подозрительные обстоятельства", где значилось: "Имеет отмычку и карманный фонарик". У Калле, разумеется, тоже был карманный фонарик, но это же совсем другое дело!
Выудив из кармана огрызок карандаша, Калле прислонился к забору и внес следующее добавление: "Ведет переписку с Лолой Xелльберг, Стокгольм, до востребования". Затем он добежал до ближайшего почтового ящика и через минуту уже вернулся в "Калоттан"- так по зрелом размышлении решено было назвать новый цирк.
- А что это значит? - спросил дядя Эйнар.
- Неужели непонятно? - "Ка" - Калле, "Лотт" - Ева-Лотта. "Ан" Андерс, - ответила Ева-Лотта. - Кстати, вам нельзя смотреть, как мы репетируем.
- Очень жестоко с вашей стороны. Что же я буду целый день делать?
- Пойдите рыбку поудите, - предложила Ева-Лотта.
- Tы что, хочешь, чтобы у меня сделался нервный припадок?
"Чрезвычайно беспокойная натура", - подумал Калле. Но Ева-Лотта была неумолима. Она безжалостно выпроводила дядю Эйнара, и репетиции цирка "Калоттан" продолжались полным ходом. Андерса, как самого сильного и ловкого, выбрали директором цирка.
- Но и я тоже хочу немножко распоряжаться, - объявила Ева-Лотта.
- Ну уж нет. Раз я директор, значит все.
Директор Андерс твердо решил создать действительно хорошую акробатическую труппу и заставил Калле и Еву-Лотту тренироваться несколько часов подряд.
- Ну вот, - удовлетворенно сказал он под конец.
Ева-Лотта, одетая в голубой спортивный костюм, с гордой улыбкой выпрямилась. Она стояла одной ногой на плече Андерса, а другой на плече Калле. Мальчики в свою очередь упирались широко расставленными ногами в зеленую доску качелей, и Ева-Лотта очутилась на такой высоте, что ей даже стало немного не по себе. Но она скорее умерла бы, чем призналась, что у нее душа уходит в пятки, когда она смотрит вниз.
- Было бы здорово, если бы ты могла постоять немножко на руках, выдавил из себя Андерс, силясь удержать равновесие. - Зрителям это должно понравиться.
- Было бы здорово, если бы ты мог посидеть на своей собственной голове, - сухо ответила Ева-Лотта. - Зрителям это еще больше понравилось бы.
Внезапно в саду послышался ужасающий визг, душераздирающий вопль существа, попавшего в величайшую беду.
Ева-Лотта вскрикнула и с риском для жизни спрыгнула вниз.
- Ой, что это? - сказала она.
Все трое опрометью выбежали из цирка. В следующее мгновение навстречу им, сопровождаемый страшным грохотом, выкатился серый клубок. Это он издавал такие невероятные вопли. Tак ведь это же Tуссе, котенок Евы-Лотты!
- Tуссе, Tуссе, что же это? - всхлипывала Ева-Лотта. Она схватила котенка, хотя тот царапался и кусался. - Смотрите... Как не стыдно! Кто-то привязал ему эту штуку, чтобы напугать его до смерти!
К хвосту котенка была привязана бечевка, на ней болталась консервная банка. Ева-Лотта разрыдалась.
- Если бы я только знала, кто это сделал, я бы...
Она подняла глаза. В двух шагах стоял дядя Эйнар и весело смеялся.
- Ох, вот умора! - сказал он. - В жизни еще так не смеялся!